Тайна
Шрифт:
Глория вылезла из машины и посмотрела почти со страхом на два конных экипажа, стоящих на стоянке. Оба экипажа были им хорошо знакомы. Тот, что поменьше, запряженный черной лошадью, принадлежал доктору Бонавентуре Милтону, а второй, из которого конюх только выпряг лошадь и теперь вел ее к конюшне, — Гленденнингу Апшоу.
После того, как он танцевал с Сарой Спенс, Том всю неделю чувствовал себя на грани срыва. Несколько ночей подряд его преследовал один и тот же кошмар, так что он даже стал бояться засыпать. Глория тоже выглядела усталой и встревоженной. За всю дорогу от Истерн Шор-роуд она произнесла только одну фразу. В ответ на заявление Тома, что они с Сарой Спенс решили снова быть друзьями, Глория сказала, что мужчина и женщина
Визит к дедушке напоминал поездку в Академию танца мисс Эллингхаузен, хотя бы тем, что Гленденнинг Апшоу тоже устроит проверку внешнего вида, прежде чем они будут допущены в дом. Глория сама проверила ногти сына, поправила ему галстук, критически осмотрела ботинки, потом прическу.
— Если он видит то, что ему не нравится, расплачиваться приходится мне, — сказала она. — Ты хоть захватил с собой расческу?
Том вытащил из кармана пиджака расческу и провел ею по волосам.
— У тебя мешки под глазами. Откуда они? Чем ты занимался?
— Играл в карты, пьянствовал, снимал проституток и все такое прочее, — ответил Том.
Глория покачала головой. Судя по ее виду, больше всего ей хотелось сейчас забраться обратно в машину и уехать домой. За ними закрылись ворота, перегораживающие Бобби Джоунс-трейл. Глория тяжело вздохнула, и Том почувствовал запах мятных леденцов.
Том повернулся и увидел Кингзли, дворецкого своего дедушки, который спускался по натертым до блеска ступеням бунгало. Кингзли был почти так же стар, как его хозяин. Он всегда носил длинный черный сюртук, высокий накрахмаленный воротничок и полосатые брюки. Кингзли удалось добраться, не свалившись, до нижней ступеньки и выпрямиться, опираясь на перила.
— Мы ждали вас, мисс Глория, — скрипучим голосом прокричал он. — И мистера Тома тоже. Вы стали таким симпатичным юношей, мистер Том.
Том закатил глаза, но мать послала ему такой душераздирающий взгляд, что ему тут же стало немного стыдно, и он спокойно последовал за ней к дому. Дворецкий изо всех сил старался стоять прямо, пока они шли в его сторону, а как только Глория оказалась рядом, поклонился ей. Медленно поднявшись по лестнице, он провел их на веранду, а потом, через белую арку, во внутренний двор. Над крышей дома носились разноцветные колибри. Кингзли открыл дверь и впустил их в прихожую, выложенную белыми и синими плитками. Рядом с дверью стояла китайская стойка для зонтов, в которой красовались штук девять-десять самых разнообразных зонтов. Год назад, во время их предыдущего визита Глен Апшоу сказал Тому, что люди, которые вспоминают о зонтике только в тот момент, когда начинается дождь, обычно крадут их прямо из-под носа своего ближнего. Тому показалось, что дедушка считает, будто они крадут именно его зонты, потому что они принадлежат знаменитому Гленденнингу Апшоу. Возможно, он был прав.
— Он примет вас в гостиной, мисс Глория, — сообщил дворецкий, отправляясь за своим хозяином.
Глория вышла вслед за ним из прихожей в широкий коридор, красные плиты которого были покрыты индейскими ковриками. Над закусочным столиком висело испанское оружие, а на самом столике стояла статуэтка пузатого человечка. Глория и Том прошли мимо столика и вскоре оказались в узкой длинной комнате с высокими окнами, выходящими на шикарный песчаный пляж Клуба основателей. Несколько пожилых мужчин сидели в шезлонгах, пожирая глазами девушек в бикини, играющих с пенистыми волнами. Между ними ходил официант, одетый так же, как Кингзли, только в длинном белом фартуке и с блестящим подносом, и предлагал старикам выпивку.
Том отвернулся от окна и внимательно оглядел комнату. Его мать, успевшая сесть на обитый парчой диванчик, посмотрела на Тома так, словно боялась, что он вот-вот опрокинет дедушкину любимую вазу. Несмотря на то, что окна выходили на залитый солнцем пляж и мерцающую полоску воды, в гостиной было темно, как в пещере. На рояле, на котором никто и никогда не играл,
Глория закашлялась и, когда Том подошел и встал сбоку от нее, глазами указала ему на кресло, стоящее рядом с диваном. Она хотела, чтобы Том сел лицом к двери и мог немедленно встать, как только дедушка войдет в комнату. Том сел в кресло и стал смотреть на собственные руки, сложенные на коленях. Они казались большими и крепкими, и это немного приободрило Тома.
Ночной кошмар, посещавший Тома, приснился ему впервые в ночь после занятий в танцклассе, и он предполагал, что сон этот имеет прямое отношение к тому, что произошло с ним, пока он спускался по ступенькам. Он не мог бы сказать, в чем эта связь, но... Во сне в воздухе стоял запах дыма и пороха. Справа беспорядочно мерцали то здесь, то там какие-то огоньки, а слева от него было большое голубое озеро. Озеро то ли кипело, то ли дымилось. Перед ним был мир потерь и утрат — мир смерти. Случилось что-то ужасное, и теперь Том бродил среди этих дымящихся осколков неизвестно чего. Пейзаж напоминал ад, но не был адом — настоящий ад таился внутри его. Внутри царили пустота и отчаяние. И вдруг Том понял, что смотрит сейчас на останки себя самого — это мертвое, разрушенное место и было Томом Пасмором. Он сделал несколько шагов, и тут заметил на земле тело женщины со спутанными белокурыми волосами. Ее синее платье было разорвано и лежало рядом бесформенной кучей. Во сне Том опускался на колени и брал на руки это холодное тяжелое тело. Он думал о том, что знает эту женщину, но под другим именем, мысль эта вертелась у него в голове, становилась все навязчивее, и Том со стоном просыпался.
«Мир наполовину состоит из ночи», — сказала ему когда-то Хэтти Баскомб.
— Что с тобой, Том? — прошептала мать.
Том покачал головой.
— Он идет!
Они оба выпрямились и улыбнулись в сторону открывающейся двери.
Первым вошел Кингзли, чтобы распахнуть дверь перед хозяином. В следующую секунду в комнату гордо ступил Гленденнинг Апшоу в своем неизменном черном костюме. Его окружала, как всегда, аура тайной власти, аромат кубинских сигар и ночных заседаний.
Том и его мать встали.
— Глория, — дедушка кивнул головой дочери. — Том.
Глен Апшоу не ответил на их улыбку. Наступившую тишину нарушил доктор Милтон, вошедший в комнату сразу же вслед за Гленом.
— Какая радость, двое таких людей! — он лучезарно улыбнулся Глории, но та не сводила глаз с отца, ходящего взад-вперед вдоль стеллажей с книгами. Доктор быстро подошел к ней.
— Здравствуйте, доктор, — Глория подставила ему щеку для поцелуя.
— Моя дорогая, — несколько секунд он смотрел на Глорию с чисто профессиональным интересом, затем повернулся, чтобы пожать руку Тому. — Ну-с, молодой человек. Я помню, как принимал роды у вашей матери. Неужели это было семнадцать лет назад?
Том слышал эту речь с небольшими вариациями несчетное число раз, поэтому он ничего не ответил — только пожал пухлую ладонь доктора.
— Здравствуй, папа, — произнесла Глория, целуя отца, который подошел наконец к ней.
Доктор Милтон потрепал Тома по волосам и отступил в сторону. Гленденнинг Апшоу отошел от Глории и встал перед внуком. Том нагнулся, чтобы поцеловать его в морщинистую щеку. Она показалась ему ужасно холодной. Глен вдруг резко отступил назад.
— Мальчик мой, — сказал он, оглядывая Тома с ног до головы. Всякий раз, когда это происходило, Тому казалось, что дедушка глядит прямо сквозь него, не заботясь о том, что видит. Однако на этот раз Том с удивлением заметил, что смотрит на широкое лицо старика сверху вниз — он перерос своего дедушку!