Тайна
Шрифт:
– Да что ты? Ты не шутишь? Что это значит? Ты про ребенка скажи, как же это получилось так?
– Вот так.
– Не пополнела, значит? – выдохнул он, как будто осененный какой-то мыслью, показывая на ее живот.
Анна угрюмо кивнула.
– И… и давно?
– Месяца три как уже.
– Как это? Это когда вы во Владивосток ездили? – оторопело уточнил Иван. – Что это такое? – Он никак не мог собраться с мыслями.
– Что-что? То! – она зло сплюнула, кинула тряпку в ведро, села за стол и, обхватив голову руками, заплакала.
– Что? Мой… ребенок? – запинаясь, проговорил Иван, не глядя в глаза жене, не смея поверить в страшное и уже зная, что это правда. – От кого ребенок? – еще раз тупо переспросил он.
Анна молчала, потом вдруг вскочила и зло выкрикнула:
– Да уж не от тебя, забулдыга!
– Как это, Нюша?
– Да тебе вообще на все наплевать, чего удивляешься?
– А от кого? – буднично, тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего, проникновенно спросил Иван. – Ты скажи, от кого?
– Не твое дело, – чуть придя в себя и слегка остыв, произнесла Анна, поднимая руки и будто загораживаясь ими.
– От кого? – заорал Иван и в ярости запустил чашкой, из которой только что пил чай, в стену. Она разлетелась на мелкие осколки в нескольких сантиметрах от головы Анны. Иван отшвырнул стол, как игрушку, и бросился на женщину. В этот момент на кухню ворвалась Оля и принялась с плачем оттаскивать отца от матери. Он стряхнул ее, как котенка, но отвлекся и потерял несколько секунд. Анна уже выскочила из избы и, голося, побежала по улице.
– Ну вот, – разом поник Иван, – не дала мне проучить мамку. А у тебя теперь братик будет или сестричка. Так-то вот.
Он поднял опрокинутый стол, поставил его на место и сел, закрыв лицо ладонями.
– Не надо, папочка, – сидя на полу и потирая ушибленный бок, взмолилась Оля, – не сердись на нее.
Слезы текли у нее по лицу, но она даже не замечала их.
– Не-ет, так дело не пойдет… – горестно бормотал Иван, – ты прости меня, касатка, что ударил, невзначай я.
И, пряча от дочери глаза, он вскочил и сам не свой выбежал из избы.
Боль скоро утихла. Под натиском каждодневных забот Олины тревоги за родителей слегка отошли на задний план, уступив место мыслям неотложным – где взять перловки на суп и когда бежать в сельпо за маслом. Потом нужно было кормить Васятку обедом, после замачивать белье…
К вечеру она совсем забегалась и пропустила момент, когда в дом вошел отец, покидал в мешок несколько своих вещей, рабочие инструменты и тихонько вышел.
Анна, скрывавшаяся весь день у своей подруги – колхозного счетовода Людки, через некоторое время явилась домой. Мужа не было, и она вздохнула с облегчением, ничего не заподозрила. А Оля долго еще потом себя ругала, что не заметила, как ушел отец, не задержала его.
Иван не пришел ни вечером, ни на следующий день.
– Ничего, погуляет, перебесится и вернется, – нервно заявила Анна присмиревшим детям.
А вскоре кто-то рассказал, что отца видели в другой деревне, в доме его матери, и что он пьет.
Через пару дней состоялось небольшое семейное собрание. Говорила мать, Оля и Вася слушали, опустив глаза. Все предчувствовали, что в их жизни грядут большие перемены, только не знали – хорошего от них ждать или плохого…
– Батька ваш свалил, значит, теперь там пить будет, так оно интереснее и проще. Залил глаза и ни о чем не думаешь, – заявила мать, презрительно скривившись. Только так и объяснила она детям отсутствие мужа. И хотя Оля слышала ссору родителей своими ушами и отчасти присутствовала при ней, знала и причину ее, она промолчала.
Анна немного подождала, потом тихо и горько добавила:
– Ничего, сдюжим как-нибудь. Иди, уложи брата, Олюшка. Завтра нам предстоит трудный день.
Бритва
Они зажили втроем. Иван, хоть и был непутевым, как считала Анна, но все же по хозяйственной части со своими обязанностями управлялся – мог и крышу подлатать, и тяжелые доски перетащить, и дров нарубить, и вообще следил за порядком. Без мужской руки дом потихоньку приходил в упадок – хотя Анна и Оля старались изо всех сил. С Васи-то что взять – кроха совсем, пять с лишним лет. Но Оля, хоть и умелая, но тоже еще дитя малое, а Анна беременная.
Она уезжала теперь недалеко и ненадолго, попросила, чтобы в дальние командировки ее не отправляли – все же на сердце неспокойно: двоих маленьких детей без присмотра надолго оставлять.
Вася и хотел было поговорить с матерью о сестре – да понимал, ей сейчас не до того.
А Оля превратилась в настоящую тень Анны – когда мать была дома, она ходила за ней следом, словно боялась, что та вдруг исчезнет или убежит куда-нибудь. Та с недоумением то и дело замечала взгляд дочери – задумчивый и как будто жалеющий ее. Сначала она только диву давалась, но постепенно это стало ее раздражать, женщина начала покрикивать на Олю.
– Чего вылупилась? Дел нет? Иди корову подои, кричит уже второй час, – вскидывалась она на девочку.
Дочь тут же безропотно бросалась исполнять приказание и на время исчезала, но уже скоро Анна опять ловила на себе мягкий свет ее неожиданно взрослых и, казалось, все понимающих глаз.
Вася переменился не меньше сестры, только в худшую сторону – принялся хулиганить и совсем отбился от рук, доставляя Оле дополнительные заботы. В отсутствие отца он как будто решил, что теперь стал главным мужчиной в семье и может не слушаться женщин.
От отупляющей работы по дому Анна становилась все более раздражительной, ни один вечер не обходился без тычка или затрещины, доставалось и дочери и сыну. Она всегда находила к чему прицепиться и по поводу чего выразить свое неудовольствие. Дети словно постоянно напоминали ей об Иване, и напоминание это было болезненным.
От внимания матери не ускользнул и тот факт, что про Олю ходят какие-то странные слухи.
– Ты хоть знаешь, что люди про тебя болтают? – как-то, моя посуду, спросила она у дочери.