Тайная дочь президента
Шрифт:
Уголок губ дергается.
Какая же она смешная!
Чудо маленькое.
В этой шапке своей смешнючей, которая на лоб постоянно сползает, заставляя Веру без конца её поправлять ладошкой, у которой помпон больше, чем её голова.
– Скажи, Вера, а ты знаешь, что случилось с твоей мамой?
– Мама в аварию попала. Я очень хочу, чтобы она поправилась!
Сердце больно кольнуло в груди.
Неужели от жалости?
Разве я должен её жалеть?
После того, как она со мной поступила.
Но она умирает…
В
Телефон в моём кармане оживает. На экране мигает номер отца.
Вот чёрт…
Я должен ответить.
– Здравствуй, Влад. Я тебе с потрясающими новостями звоню!
Голос отца звучит бодро, с огоньком. Очень редко, когда можно застать его в таком расположении духа. Практически невозможно.
Мой отец, Николай Власов, один из самых богатых людей России, холоден, как кусок стали. Жесток и циничен.
– В субботу, в семь вечера нам назначен ужин в президентском доме. Ты должен там быть, без вариантов. Встреча состоится в твою честь!
Задерживаю дыхание, по спине проносится холод.
Ох, как не вовремя…
Внезапно, на пол салона раздаётся детский смех.
– Дядя Влад, смотрите, смотрите! Какое у меня красивое сердечко получилось! Это для вас я нарисовала. Нравится, красиво?
Малышка радостно пищит, чиркая пальчиком по запотевшему стеклу. Я впервые вижу её улыбку, слышу чистый, звонкий смех и вижу, как искрятся её изумительные глаза.
Мне кажется, за всё это я готов продать собственную душу.
– А можно я вас папочкой буду называть? Вы меня удочерили? Или… или вы мой настоящий папа?
Накрываю рукой динамик, но, кажется, не успеваю.
– Кто там с тобой? – можно было по голосу уловить, как отец напрягся. – Это ребёнок, что ли?
Вера продолжает хихикать, рисуя на стекле уже другие каракули.
– Да, я на встрече, в ресторане. Здесь гости с детьми… В общем, я тебя услышал, и я обязательно буду. Можешь на меня рассчитывать.
– Прекрасно!
– Извини, сейчас с партнёрами дела решаем.
– Хорошо. До связи.
Отключаюсь.
Поворачиваю голову к Евгению.
– Ты слышал?
– Слышал. Я же говорил, проблемы будут.
– Он не понял. Я тебя сейчас как друга близкого попрошу, пожалуйста, проследи, чтобы о Вере никто не узнал. Ни о ней, ни о… матери её. Для меня это очень важно!
– Пф… Хорошо, – с тяжёлым вздохом. – Охрану проинструктирую. Сделаю всё, как надо.
– Владимир Николаевич, мы подъезжаем. К чёрному входу, как вы и велели.
– Верно. Нас там должны встретить.
Вереница паркуется. Двигатель глохнет. Я отстёгиваю ремень безопасности, сначала свой, затем у Веры.
– Приехали, давай лапку! – протягиваю руку девочке.
– Лапки у котиков! Вот вы, дядя, неграмотный.
– А ты, значит, умная?
– Конечно! Я все буквы алфавита знаю, до ста считаю, по слогам читаю. И животных очень люблю! Только мама не разрешала никогда котика… даже рыбку не разрешала.
Крохотная ручка сжимает мою большую ладонь, и это просто как бальзам на раненную душу.
Строгая, значит…
Ведьма бездушная!
Ещё неизвестно, как ребёнка содержала, в каких условиях. Любит же со всеми подряд, ради денег…
Стоп, Власов.
Только не заводись.
Держи свой гнев глубоко внутри себя, ради ребёнка.
Даже думать об этой грязи не хочу.
Судя по обноскам у ребёнка, не сильно то и старалась жить достойно.
Проклятье!
Узнал бы о дочке раньше, я бы ей не просто рыбку, я бы ей целого слона подарил!
Оказавшись на улице, осматриваю светло-серое здание в пять этажей. Моё волнение становится максимальным. Потому что я понимаю, что через несколько минут, я увижу ЕЁ…
– За мной пожалуйста, – суетливо просит главврач отделения, быстрым шагом семеня по длинному, унылому коридору в сторону реанимации, – на входе обязательно наденьте бахилы и халат.
Надеваю.
Через две минуты подходим к одному из боксов, в котором есть окно.
– Полина Агафонова… – кивает в сторону бокса и отходит.
Перед глазами внезапно сгустился туман. Я пошатнулся, когда увидел хрупкую, девичью фигуру, неподвижно лежавшую на больничной кровати, сплошь обставленную медицинским оборудованием.
Вначале не узнал её, из-за многочисленных ссадин и синяков по всей коже. Узнал только по очертаниям фигуры и по светлой копне волос, заплетённой в толстую косу. И по крику Верочки, когда она бросилась к стеклу, прижавшись к нему лбом и ладошками.
– Мама! Мамочка! Проснись! Это я! Я пришлаааа!
Тихонько попискивала малышка, постукивая кулачками по стеклу.
– Верочка, не шуми, пусть мама поспит, хорошо? Она очень устала, – легонько её приобнимаю.
– А когда мне можно будет к ней подойти? Когда она проснётся? Ну я правда, правда, очень соскучилась! – всхлипывает. Кулачками глаза трёт. А мою грудь изнутри жжёт. Дыры в ней выжигает от невозможности молниеносно повлиять на ситуацию с моими деньгами и возможностями.
Смотрю на Элеонору Валерьевну, та лишь губы поджимает.
– Владимир Николаевич, вы можете пройти в палату, но ребёнок пусть лучше останется здесь.
– Посидишь пока на диванчике?
– Но я к маме хочу…
– Немного позже, ладно? – провожу ладонью по пышной копне тёмных волос. – Нас слишком много.
– Хорошо.
Удивляет то, что она такая послушная, будто всё понимает.
Вера заметно приуныла, глазки заблестели от слёз. Развернувшись, с опущенной головой, прижимая куклу к груди, она побрела к дивану, который стоял у поста дежурной медсестры.