Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции
Шрифт:
Не успели мы вылезти из машин, как из шатров показались их обитатели. Мужчины были в толстых шерстяных штанах, кафтанах и отороченных мехом шапках. Длинные меховые одежды женщин украшали яркие разноцветные фартуки. Как пояснил гид, это одно из кочевых племен, которые в наши дни ведут тот же образ жизни, что и их далекие предки в дохристианские времена. Один из кочевников через переводчика важно сообщил, что на леднике раньше жили йети — огромные страшные существа вроде тех, что мы называем снежным человеком. Как уверял кочевник, им доводилось видеть йети по нескольку раз в год. Правда, за последние десять
Пока мы рассуждали о вредоносном влиянии глобального потепления на ледники, чуть поодаль от нас кочевники поспешили разложить на импровизированном лотке какие-то безделушки, вроде тех, что обычно привлекают туристов. Одна из наших спутниц, особенно падкая, как мы успели заметить, на всякий «местный колорит» и любившая со смаком поторговаться, уже спешила к нам, крича, что тут продаются друзы настоящего горного хрусталя.
Кочевники, объясняла она, находят их на обнажившемся ложе ледника. Многие тут же побежали приобретать диковинки, сообразив, что другой возможности приобрести что-то исконно тибетское из рук тибетцев у нас не будет, — разве что в магазинах Лхасы, но это уже совсем не то.
Я же поинтересовался у переводчика, действительно ли это настоящий горный хрусталь. Он пробормотал под нос что-то о нежелании подрывать коммерцию кочевников, а потом, покачав головой, добавил, что вроде бы в Китае есть фабрички, производящие подобный товар. Двое моих спутников, как и я, не соблазнившихся этим коммерческим предложением, стояли, наблюдая, как наши товарищи азартно торгуются с продавцом-тибетцем.
«Да, немалая плата за глобальное потепление», — заметил один из них. А другой, посмеиваясь, добавил: «Как странно! На фоне величественных горных пейзажей и этих колоритных кочевников с их шатрами и яками… наши соблазнились кристаллами якобы горного хрусталя, который, наверное, сделан из обычного стекла».
Пригласив с собой переводчика, я подошел к семейству кочевников, спокойно сидевших возле своего шатра. Это были пожилые мужчина и женщина, а с ними славная маленькая девчушка. Женщина держала в руках длинную веревку, к которой был привязан як. Его косматая, заросшая длинной черной шерстью спина была покрыта довольно толстым одеялом с удивительно гармоничным геометрическим рисунком из накладывающихся друг на друга коричневых и буро-желтых треугольников. Сверху было приторочено небольшое кожаное седло — должно быть, на этом яке во время кочевья восседала девчушка.
Члены тибетского семейства приветливо заулыбались, когда мы подошли, а женщина встала и подвела яка поближе ко мне, как бы предлагая его погладить. Потом снова села, жестом приглашая нас с переводчиком присоединиться. После взаимных приветствий и представлений мы заговорили о том, как им живется на Тибете под властью китайцев. Услышав слово «китайцы», девчушка тут же закрыла лицо ладошками с растопыренными пальцами и из-под них стала хмуриться и корчить рожицы. Потом довольно захихикала.
Мужчина, видимо, ее дед, заговорил: «Мы, знаете ли, уже привыкли, что чужеземцы вечно устанавливают здесь свои правила. Так было всегда, еще со времен прадедов моих прадедов. На нашу землю все время приходили то одни захватчики, то другие. Мы всегда называли их “истребителями кочевников”, — беззубо улыбнулся он и потрепал девочку по плечу. — Почему же в ее время что-то должно измениться?»
«Беды начались с тех пор, как миром стали править мужчины», — вступила в разговор пожилая женщина.
Удивившись, я спросил, что она имеет в виду.
«А посмотрите вокруг. Всем теперь заправляют мужчины. Когда-то я жила в городе и ходила в буддийский храм, но все время замечала, что на всех важных постах, ну, например, в правительстве, одни только мужчины».
«Это правда, — подхватил старик, — в прошлые времена женщины всегда держали нас в узде. — Тут он вновь осклабился. — А без этого мы дичаем — охотимся, рубим лес и все такое. Зато женщины всегда чувствовали, когда надо прекратить все это и останавливали нас, мужчин».
Речи старика напомнили мне о племени шуаров из далекой Амазонии. Те тоже считали, что при равенстве мужчин и женщин каждый пол выполняет свою роль. Мужчина — воин и добытчик, он охотится на диких животных, чтобы была пища, рубит лес, чтобы было на чем готовить еду, и воюет с другими племенами. А женщины воспитывают детей, выращивают полезные растения, поддерживают огонь в домашнем очаге и еще выполняют очень важную функцию: говорят мужчинам, когда пора остановиться.
Как объясняют шуары, мужчины продолжают убивать животных и рубить лес, даже когда уже вдоволь пищи и дров — до тех пор, пока женщины не велят им остановиться. Те из шуаров, что побывали в Соединенных Штатах, были потрясены жестокостью, с которой уничтожается природа, тем, как безжалостно леса и поля закатывают в бетон, строя автострады, города, торговые пассажи. «Что же случилось с женщинами? — спрашивали они. — Почему женщины больше не останавливают мужчин? Почему думают только о том, как бы накупить побольше вещей?»
Было удивительно, насколько схожие взгляды у таких разных народов, которые разделяют десятки тысяч миль, — у шуаров, затерянных в дебрях амазонских лесов, и кочевников, обитающих на высокогорных плато Гималаев. Я много размышлял об этом по пути в Лхасу. «Возможно, — думал я, — представители столь разных культур Земли являются носителями истинных гуманистических ценностей. Может быть, для того чтобы изменить наш мир к лучшему, достаточно просто восстановить равновесие между мужским и женским полом».
Очевидно, что корпоратократия — носитель и средоточие явно мужского начала, и в ее интересах подталкивать человечество к безудержному массовому потребительству, тогда «все, что мы должны сделать», чтобы облагородить мир, перерастает в грандиозную по масштабам задачу. Однако, вдумавшись хорошенько, понимаешь, что не так уж она невыполнима, как кажется. Достаточно усилить влияние противоположного, женского начала!
Важно осознать, что корпоратократия покоится на «мужской» иерархии и власть ее подпитывается нашей готовностью принимать за норму крайние формы всепоглощающего материализма. Надо, как я понял, попытаться отвадить оба пола от чрезмерного пристрастия к «покупательству». А оно настолько глубоко проникло в сознание современного человека, что даже после национальной трагедии 11 сентября президент Соединенных Штатов, обращаясь к народу Америки, в качестве средства от стресса предложил шопинг.