Тайная история атомной бомбы
Шрифт:
Неизвестно почему, но некоторые блокноты одноразового использования действительно применялись неоднократно.
Глава 11 Дядя Ник
Ноябрь 1943 — Май 1944
Паш и де Силва были убеждены в виновности Оппенгеймера, но через несколько месяцев интенсивной слежки, которую начали после того как удалось записать на пленку беседу с Оппенгеймером в Беркли, они не получили никаких новых доказательств шпионажа. Лэнсдейл был не менее убежден в том, что Оппенгеймер говорил правду, хотя о чем- то и мог умолчать. Гровс, в свою очередь, считал Оппенгеймера незаменимым, и ему стала надоедать упрямая и бесплодная деятельность Паша. Когда в ноябре 1943 года приняли решение отправить в Европу секретную разведывательную
Итак, Паш уехал, но слежка не прекратилась. Оппенгеймер все еще находился под подозрением. Пару раз Гровс и Лэнсдейл настаивали, чтобы он добровольно назвал имя связного, с которым работал Элтентон, но Оппенгеймер отказывался. Он сказал, что назовет этого человека, только если получит такой приказ. Гровс воспринимал это как «подростковое» желание Оппенгеймера не «сдавать» друга. Роберт стремился оставить дело так, как есть.
Но Гровса такой вариант не устраивал. Расследование причастности Элтентона к шпионажу в пользу Советского Союза против Манхэттенского проекта, очевидно, не могло продвинуться дальше, пока не было известно имя посредника. В середине декабря Гровс, наконец, приказал Оппенгеймеру сотрудничать со следствием. Скрепя сердце, тот назвал Шевалье, но еще раз подчеркнул, что его друг был просто посредником и ни о чем не был осведомлен. На следующий день руководителям службы безопасности Манхэттенского проекта направили телеграммы с именем Шевалье.
Оппенгеймер слишком хорошо представлял себе возможные последствия такого разоблачения для карьеры своего друга, но ничего не мог поделать.
В июле 1943 года Шевалье взял в Беркли годичный оплачиваемый отпуск. В сентябре от отправился в Нью-Йорк, рассчитывая получить командировку в Бюро военной информации (БВИ), выделенное из состава Управления стратегических служб (УСС) [103] годом ранее. Шевалье ожидал новостей по своей заявке на доступ к секретной информации до самого конца 1943 года. Наконец, в январе 1944 года он получил ответ. Он не сулил ничего хорошего. Работник ОВИ, с которым связывался Шевалье, видел в Вашингтоне дело Шевалье, предъявленное в ФБР. «Кто-то точно хотел вам отомстить», — сказал посредник.
103
,14 После войны Управление стратегических служб расформировали, его функции разделили между гражданскими и военными департаментами. Службы агентурной разведки и контрразведки образовали ядро нового управления ЦРУ, созданного в 1947 году.
Оставалось идентифицировать еще трех физиков [104] , которым, согласно Оппенгеймеру, Шевалье также должен был сделать предложения о сотрудничестве. Гровс ничего не спрашивал, поэтому Оппенгеймер решил обойтись без новой лжи. ФБР требовало информации, но Гровс игнорировал эти запросы.
По мнению Паша, основной подозреваемой в шпионаже должна быть Джейн Тэтлок, которая, как он считал, была важнейшим звеном в разведывательной сети, связывающим советскую резидентуру в Сан-Франциско и Оппенгеймера. Однако слежка ФБР не выявила никаких доказательств шпионажа.
104
В отчете от 5 марта 1944 года ФБР привело показания Оппенгеймера о том, что Шевалье пытался выйти на контакт только с одним физиком — младшим братом Оппенгеймера Фрэнком. Однако это представляется очень маловероятным (см. Bird Kai and Sherwin Martin J., American Prometheus: the Triumph and Tragedy of J. Robert Oppenheimer, Atlantic Books, London, 2008, p. 248).
В начале января 1944 года Тэтлок впала в тяжелую депрессию. 3 января она навестила отца, будучи в подавленном настроении, и пообещала позвонить ему на следующий
день. Она вернулась домой, позвонила подруге Мэри Эллен Уошберн и пригласила ее зайти в гости. Но Уошберн в тот вечер была занята.
Тэтлок поужинала в одиночестве и приняла несколько таблеток снотворного. Она написала на оборотной стороне конверта небольшое послание, в котором пожелала любви и отваги всем, кому она была дорога и кто ей помогал, признавшись, что хотела жить, но «как-то оцепенела». Снотворное уже начинало действовать,
105
Вскрытие трупа показало только слабый след хлоралгидрата. Других доказательств выявлено не было.
На следующее утро отец не дождался от нее звонка, поэтому забеспокоился. После полудня он приехал к ней домой — квартира была подозрительно тихой — пробрался в дом через окно и обнаружил тело дочери в ванной. Он не вызывал полицию, а только вытащил труп дочери из ванны, занес в комнату и положил на диван. Он сжег найденные в квартире ее личные письма и фотографии — и только после этого позвонил в похоронное бюро. Кто-то из бюро уведомил о происшествии полицию.
Неизвестно, какую информацию о своей дочери хотел скрыть Джон Тэтлок, но маловероятно, что эти данные были связаны с коммунистической деятельностью Джейн. Хотя причины самоубийства Джейн Тэтлок так и остались невыясненными [106] , психоанализ, курс которого она проходила, выявил у нее скрытую склонность к гомосексуализму. Были подозрения, что Джейн имела лесбийские связи, в том числе с Уошборн. Возможно, запрет на гомосексуальные отношения привел к тому, что у нее было столько любовников-мужчин.
106
Подозрительные обстоятельства ее смерти вызвали обсуждение версии и об убийстве — ее придерживался в том числе брат покойной Хью Тэтлок.
Но какими бы ни были причины, та женщина, которую любил Оппенгеймер — все еще любил — и на которой когда- то был готов жениться, ушла из жизни. Смерть Джейн стала для него тяжелым ударом. Когда Роберт узнал о ее смерти, он долго, тихо и задумчиво гулял в лесу недалеко от Лос- Аламоса.
«Малыш»
Итальянский физик Эмилио Сегре нашел себе тихую гавань: он работал в отдалении от основного лос-аламосского комплекса, слишком шумного и многолюдного. В декабре 1943 года он обосновался в небольшом деревянном домике в укромном каньоне Пахарито в нескольких милях от основной лаборатории. Здесь Сегре повторял эксперименты, направленные на изучение спонтанного деления ядер природного урана, которые ранее проводил в Беркли. В целом результаты были такими же, но явно указывали на большее содержание урана-235. Сегре попытался выяснить, почему.
Исследования привели его к важному открытию, значительно приблизившему день создания атомной бомбы. Дело было в высоте — решил он. Высоко на плато (2225 метров над уровнем моря) образцы Сегре рассеивали гораздо больше нейтронов — из-за воздействия космических лучей, проникавших через верхние слои атмосферы. Чем ближе к верхним слоям атмосферы находился образец, тем больше нейтронов рассеивалось и тем выше была скорость деления. В Беркли удавалось получить гораздо меньше рассеянных нейтронов, так как по отношению к уровню моря город располагался гораздо ниже.
Это означало, что, если защитить бомбу от рассеянных нейтронов, риск ее преждевременной детонации значительно снизится. Материал активной зоны может быть гораздо менее чистым, чем предполагалось ранее. Кроме того, можно снизить начальную скорость заряда в пушке, требуемую для сбора сверхкритической массы, а значит, можно уменьшить длину ствола и сделать бомбу гораздо компактнее. С 5 метров — длины «Худого» — размер бомбы теперь уменьшился примерно до 1,8 метров. Новая модель получила название «Малыш» — младший брат «Худого». Теперь урановая бомба окончательно превратилась из фантастики в реальность.
Но оставалось еще одно. Согласно оценкам Лоуренса, за время, отведенное на Манхэттенский проект, можно выделить только такое количество урана-235, которого хватит лишь на одну бомбу. Нельзя угрожать атомной бомбой, не имея ее в наличии. Допустим, Союзники используют атомную бомбу в начале 1945 года, но они не смогут подкрепить ее разрушительный эффект угрозой повторного применения. Или же придется пойти на очень опасный блеф. А если немцы отомстят собственной бомбой…