Тайная каста Ассенизаторов
Шрифт:
лейтенанта присвоить.
– Ну что ж, считай, что ты их проходишь,- в глазах мелькает насмешка.
Выхожу на свежий воздух, вдыхаю полной грудью, радость теснится в сердце,
наконец-то всё проясняется, главное мать поняла, я жив. Оказывается, ни одно из моих
писем, адресованных ей, не дошло по назначению. Прихожу к мнению, что не правильно
формулировал их содержание и особый отдел придерживал их у себя. То, что существует
цензура, догадываюсь.
вышел на меня.
Так как нахожусь за территорией казарм, пользуюсь моментом, в свою часть не
спешу, прогуливаюсь по гарнизону. Недавно получил первое жалование, несколько
рублей, надо бы их с пользой потратить.
Сунул нос в один магазин, чуть не задохнулся от восторга, сколько здесь
различного печенья, конфет, а на том стеллаже – кексы с изюмом, румяные булочки, рот
моментально наполняется слюной, давно забыл о таких «деликатесах». В столовой,
конечно, кормят хорошо: каша «дробь шестнадцать», залитая комбижиром, пюре на воде с
варёным салом, в неаппетитным соусе. Иногда бывает варёная рыба. А на большой
праздник, каждому давали по два варёных яйца, четыре печенья и по две жёсткие
карамельки. Во, оторвались тогда!
Скромно стою в очереди, живот воет от голода и пытается прилипнуть к
позвоночнику, это у него хорошо получается.
Только протягиваю деньги, дверь магазина распахивается, входит патруль. Тут
меня осеняет, увольнительного у меня нет. Рука дрожит, продавщица смотрит с
подозрением:- Что заказывать будешь, солдатик!- её требовательный голос разносится по
всему залу и достигает ушей патруля. Лейтенант поворачивает голову и вот сейчас он
скажет своим – «фас»!
Сжимаю голову в плечи, бормочу по поводу какого-то мыла.
– Тебе хозяйственное, или дегтярное?- вопит дура.
Глаза мои затравленно бегают, как не хочется попасть на гауптвахту, молодых там не
жалуют.
– Какое мыло?- меня теснит девушка лет восемнадцати, хватает меня под руку,- папа
сказал купить этот торт,- она указывает на невероятное произведение искусств, щедро
усыпанное орехами.
– Стелочка, так он с вами?- расплывается в улыбке лоснящееся лицо продавщицы.
Краем глаза отмечаю, как погрустнел взгляд лейтенанта. Его рот как открылся, так
и зарылся, лишь зубы щёлкнули. Патруль, несказанно удивив меня, незаметно исчезает.
Покупаю торт, с недоумением кошусь на девушку. Выходим с магазина,
протягиваю ей роскошную коробку с тортом, перевязанною цветными лентами.
– Чего это ты?- смеётся она.
– Бери,- неожиданно
мешковатой форме, с перетянутым ремнём на поясе, и … взгляд голодный.
– В самоволке?- отстраняет от меня коробку с тортом.
– Да,- искренне сознаюсь я.
– А зачем?
– Конфет хотел купить.
– Да?- она весело смеётся, показывая безупречные зубы.- А я подумала, на свиданку
сбежал.
От её слов я хочу провалиться сквозь землю, так мне стал обидно и грустно.
Действительно, использовать шанс свободы для того, чтоб набить себе брюхо.
– Бери торт, а мне пора в часть,- чтоб скрыть смущение, достаточно грубо говорю я.
– Да не нужен он мне, сам съешь,- гордо вздёргивает нос Стела.
– В казарме, что ли? Может мне ещё там на стол скатерть постелить?
– Ах, вот оно в чём?- не совсем поняла меня девушка.- А знаешь, пошли ко мне!- тряхнула
своими светлыми волосами.
– Никуда я не пойду!- набычился я (сам себя не узнаю).
– Пошли,- решительно хватает за руку и тащит за собой.
Топаю за ней. Наверное, это выглядит комично, шикарная девица и солдат в
растоптанных сапогах.
Входим в дом, лестница застелена ковровой дорожкой, на стенах, в горшках,
цветы. Никогда не был в таких домах, с любопытством кручу головой. Она открывает
дверь:- Прошу. Вон тапочки, там санузел, здесь умывальник, а я чайник разогрею.
Странная квартира, красиво, дорого, на стенах картины, на полках статуэтки, Под
прозрачным колпаком, из полированной стали, сверкает копия Су-23.
Из комнаты просматривается внушительный шкаф, наверное, чешский,
хрустальная люстра, сверкает холодными огнями.
– Тебя как звать, солдат!- доносится её голос.
– Кириллом Сергеевичем,- брякнул я.
– Вот так, прямо, по имени отчеству?- смеется Стела.
– Нет, конечно,- в конец смущаюсь, стягиваю сапоги, ныряю в мягкие тапочки. Какое
блаженство!
Захожу на кухню, топчусь в дверях, всё никак не могу скрыть своего смущения.
Стела расставляет на столе чайные принадлежности: китайские чашечки, пузатый чайник, серебряные ложечки и режет торт, невольно давлюсь слюной.
– Не стесняйтесь, Кирилл Сергеевич, присаживайтесь,- тонко подметив моё состояние, с
озорством поглядывает на меня.
Старюсь быть раскованным, лихо сажусь за стол, сдвинув его так, что чай
выплеснулся на белоснежную скатерть.