Тайная сторона дела Пеньковского. Непризнанная победа России
Шрифт:
Но к этому времени американцы были напуганы громким судебным процессом над летчиком-шпионом Гарри Пауэрсом и идти на контакт со мной не спешили. И вот тогда родилась мысль: нужно подойти к американцам через англичан, весь состав резидентуры которых в Москве нам был не только известен, но и прекрасно охарактеризован изнутри. Посчитали, что англичане могли реально воспользоваться открывающейся разведвозможностью в моем лице, как сотрудника ГРУ, которая была для них весьма привлекательной организацией.
Так оно и случилось. Правда, в этом нашем «альянсе» с СИС злую шутку сыграли многочисленные провалы у этой спецслужбы на «британо-советском фронте» тайной войны. Им нужен был немедленный престиж, и
Девятое. Структура и личный состав ГРУ и Комитета по науке и технике, переданные мною на Запад, не были открытием для СИС и ЦРУ. Еще до «моего предательства» эти секреты оказались у них на руках от перебежчиков из ГРУ и этого Комитета. Но мы внесли некоторые коррективы в списки и характеристики людей. Такая «достоверная» информация стала «лакмусовой бумажкой» в подтверждение моей «преданности» Западу.
Когда англичане начали со мной работать, на свет божий появилась лекция «О связи с агентурой в США» Приходько, которую стремительно издали в разведакадемии специально для передачи на Запад. Конечно, не в единичной копии и для учебных целей. Но это была «сборная солянка» из множества материалов по США, начиная чуть ли не с двадцатых годов. Причем далеко не всегда подготовленных разведчиками и для профессиональных целей.
Рассуждения Приходько «на тему» правильно подметил Джибни: лекция носила назидательный характер с позиции человека, работавшего в США. Мои «коллеги» по СИС и ЦРУ не подозревали, что подполковник Приходько подготовил лекцию в «свободном полете» его личных взглядов, причем далеко не аса военной разведки. Стенограмма же лекции была нужна для передачи моим «коллегам».
Бедный Джибни! Он возвел эту стенограмму лекции в культовый подход агента Пеньковского к работе с Западом. Вот его оценка: «Вынести секретную стенограмму лекции Приходько из ГРУ — это уже сам по себе поступок из ряда вон выходящий. Никогда ранее оперативные методы современной спецслужбы не формулировались с такой обнажающей ясностью. Редко какой документ давал более полное представление об ограниченности советского мышления, чем эта попытка нарисовать объективную картину другой страны и ее культуры».
Так «объективная» либо «субъективная»?! И бедный ли Джибни? Не такой уж и бедный — он выполнял заказ спецслужб, готовя «записки». «Бедный» потому, что мнение слабого профессионала воспринял как образец мыслящих разведчиков ГРУ. Но он забыл одно: и ГРУ и КГБ, например, успешно действовали в «атомном шпионаже»! Причем в США и Канаде. Тогда «ограниченного советского образа мышления» им хватало, чтобы провести ищейку высшего класса Гувера с его чудовищным аппаратом ФБР.
Оперативный подтекст появления стенограммы Приходько в руках СИС был следующим: материал-то был о Штатах! То есть этот материал переводил контакт с Пеньковским через СИС на ЦРУ. Если бы Джибни (и СИС, конечно) задался вопросом: почему именно о Штатах появилась лекция?
Западная сущность «Записок Пеньковского» в изложении Джибни заключается в следующем: «…советские чиновники могут стать жертвами своей собственной пропаганды. И тогда серьезные штабники Советской Армии, может быть, осмелятся внимательно присмотреться к обществу, на которое они сейчас мрачно взирают сквозь тонированные красные стекла очков».
Пока Джибни и ему подобные снисходительно похлопывали советских разведчиков из ГРУ и КГБ по плечу, последние делали свое дело. Недаром президент Рейган на очередном юбилее
В качестве «ниточки» от меня к англичанам (американцы не захотели вступить со мной в контакт, а может быть, не смогли) был выбран бизнесмен Винн, который масштабностью своих контактов с ведомствами в СССР не мог не быть в поле зрения контрразведчиков из МИ-5 и от них — СИС.
Десятое. Самым серьезным испытанием для меня стала первая встреча с четырьмя представителями спецслужб — двумя англичанами и двумя американцами, причем одновременно. Эта встреча определила в наших отношениях главное: поверят или нет, а значит, станут ли доверять передаваемой в будущем информации, среди которой будет вкраплена наша деза.
20 апреля допрос длился четыре часа. Наша тактика была следующей: много словесной информации, отдельные заметки и конкретные документы. Естественно, в этот раз — только реальные факты и сведения. В том числе те, которые могли быть известны Западу или были доступны для проверки по другим каналам. Цель — вызвать ко мне доверие с их стороны. Я не заблуждался в том, что мои собеседники были асы своего дела, и ни на миг не расслаблялся.
Устная информация — это «пространный рассказ о себе и мотивах моего поступка». И в этом Джибни прав, как и прав он в том, что сведения уже на этом этапе касались «советских военных секретов». Мне было любопытно видеть, что материалы вызвали живой интерес у западных профессионалов. Как писал Джибни: «Западным разведчикам стало ясно, что с полковником Пеньковским им крупно повезло. Сумма же, которую он запросил за свое сотрудничество, — сущий пустяк».
Джибни верно подметил тот факт, что мотивы моего «поступка» не однозначны: это — «непрочное» положение в ГРУ (карьера и отец). Тот же отец и его выбор в пользу Белого движения (?) Мечта о свободной жизни на Западе, понятая в Турции. «Разочарование» в идее социализма и «вождях», о чем я писал в письме на Запад.
Джибни сформулировал мое кредо следующим образом: «…в нем говорил человек, пытавшийся отыскать свои новые корни, солдат, стремящийся встать под новые знамена». (Ну, насчет «солдата» и «знамен» — это у Джибни плагиат, взятый из моего «верноподданнического» послания Аллену Даллесу!) И я с удовлетворением через несколько лет «после расстрела» читал эти строки: значит мотивы (в комплексе) — антисоветизм, отец, западный образ жизни, деньги… выбраны были верно. Они поверили!
Встреча во время этого визита в Лондоне завершилась резюме: мне поверили и обучили приемам тайной связи. Задание Запада было конкретным, а я взамен просил убежища на случай бегства из СССР. И еще для вящей убедительности была запрошена гарантия: в процессе работы с ними только по моему профилю знаний. Материальную сторону «коллеги» подкрепили по моей просьбе уймой подарков якобы для нужных людей.
Пока их задание было в рамках Комитета по науке и технике, но мы понимали, что спецслужбы этими сведениями не удовлетворятся. И тут Джибни в оценке информации противоречит сам себе, когда говорит, что сведения по Комитету для Запада не представили интереса. Но буквально на следующей странице: «Запад мало что знал об истинной деятельности ГК КНИР», особенно о тесном сотрудничестве его «с русскими спецслужбами». Но это лукавство: уже тогда в Комитете работали засвеченные сотрудники ГРУ и КГБ. До моих сведений — были беглецы на Запад из состава сотрудников Комитета.