Тайная страсть отставного генерала
Шрифт:
Я обвела взглядом комнату и заметила лежавший на подоконнике рюкзак с двумя лямками и небольшой поперечной ручкой. Молодежный, похожий на тот, в котором Никита таскает в школу учебники и тетрадки. Только у племянника он тёмно-синий, а этот серый. Я подошла ближе и потрогала рюкзак. Что-то твёрдое и прямоугольное, похожее на коробку. Шкатулка!? Я уже собиралась дёрнуть молнию, чтобы проверить свою догадку, когда у двери послышались осторожные шаги. Бросив рюкзак на прежнее место, я в один прыжок очутилась у стола.
Дверь приоткрылась,
– Раису Львовну не видели?
Я сообщила, что она в нижней гостиной. Выключила свет и поплелась в библиотеку, чтобы спросить у следователя, нужны ли мы представителям власти или можно отправляться домой?
Прижавшись ухом к плотно закрытой двери библиотеки, я с минуту послушала голоса, но ни слова не разобрала. Мужской голос монотонно зудел, женский чуть визгливо что-то отвечал ему. Ладно, зайду позже, неудобно прерывать беседу. А пока загляну в галерею и, наконец, осмотрю коллекцию картин.
В галерее было темно. Я нашарила на стене выключатель и нажала. Комната осветилась ярким светом, лившимся из таких же плоских плафонов, как и в столовой. Похоже, сюда после моего ухода никто не заходил: в пепельнице на столике у стены лежали недогоревшие обрывки завещания. Точнее, черновика, если верить Алле Орловой. Бросив опасливый взгляд на дверь, я приблизилась к столику и подняла самый целый на вид бумажный клочок, старательно разгладила его, сдула пепел и прочитала: «Остальное имущество переходит…» На этом фраза обрывалась. Я собралась хорошенько порыться в пепельнице, чтобы найти ещё хоть что-нибудь, как вдруг дверь резко распахнулась. Пепел и клочки обгоревшей бумаги, потревоженные сквозняком, поднялись вверх, а потом медленно опустились на стол грязновато-серой кучкой.
Передо мной стоял незнакомый мужчина, высокий и плотный, одетый в тёмно-серый костюм.
ГЛАВА 6. Сгоревшее завещание
Я застыла возле столика, держа перед собой обгоревший клочок генеральского завещания. Незнакомец закрыл дверь, и воздух опять всколыхнулся. Клочок бумаги выскользнул из моих пальцев и, медленно кружась, опустился на паркетный пол прямо у ног незнакомца. Мужчина нагнулся, поднял обрывок, поднёс его к глазам и громко прочитал:
– Остальное имущество переходит… Похоже на завещание. Правда?
Я угрюмо молчала. Он посмотрел на меня долгим испытующим взглядом и грозно спросил:
– Это и есть завещание покойного генерала? Зачем же вы жгли его?
– Ничего я не жгла, – испуганно пролепетала я, запоздало догадавшись, что этот тип из следственной бригады. – Эта бумажка и была в таком виде вон в той хрустальной штуковине, ещё до того, как я сюда вошла. Оно уже давно сгорело, видите, даже гарью не пахнет совсем.
Мужчина поднес клочок ближе к лицу, словно собираясь понюхать. А потом передумал, достал из кармана пакет, пинцет и ловко сгреб туда то, что ещё осталось от черновика завещания. Затем он поднял голову и с минуту сверлил меня своими глубоко запавшими тёмными недобрыми глазами.
– А кто же тогда его сжёг, если не вы? – оперативник, похоже, попался немного туповатый.
– Не знаю, – пробормотала я, решив отпираться до последнего.
– Вы кто вообще?
– Ксения Воробей, я приехала…
– Документы предъявите, – грубо перебил меня мужчина.
Я сняла с плеча сумку и принялась лихорадочно в ней копаться. Наконец извлекла паспорт: приучили нас, однако, даже к соседям на чай ходить с паспортом. Незнакомец протянул руку, но я мгновенно спрятала паспорт за спину и заявила:
– Сначала покажите свои документы. Вдруг вы не тот, за кого я вас могла принять?
– Ишь, какие тут все подозрительные! Извольте вам, пожалуйста, – мужчина достал из внутреннего кармана удостоверение, раскрыл и сунул мне прямо в нос.
Мельком взглянув на него, я протянула свой паспорт. Сыщик открыл его и принялся изучать мою фотографию. А потом меня. И опять фотографию. А потом опять меня. Признаюсь честно: на фотографии я получилась не очень похожей. Растрёпанная я там, хотя точно помню, что старательно причесывалась, вдобавок какая-то испуганная. На самом деле я вовсе не такая. А если хорошо высплюсь, вообще выгляжу чудесно. Во всяком случае, очень молодо я выгляжу, несмотря на свои предпенсионные тридцать пять.
Я ждала, когда же сыщик тоже спросит, я ли это? Но он полистал паспорт и с явной неохотой вернул его мне. А потом скомандовал:
– Пройдемте со мной, гражданка Воробей.
Так я и оказалась в библиотеке. Там за большим письменным столом из красного дерева сидел второй сыщик, внушительного вида мужчина с густыми тёмными усами и чуть пробивающейся лысиной. Похоже, это и был главный оперативник. Первый втолкнул меня в комнату и заявил:
– Вот, эта женщина, Воробей Ксения Владимировна, жгла завещание тут рядом, в комнате с картинами.
Мне захотелось треснуть его по глупой башке тяжёлым бронзовым письменным прибором, которым, кажется, никто никогда не пользовался по назначению. Ведь объясняла же, что ничего не жгла. Да и зачем бы мне жечь завещание человека, о котором несколько дней назад я даже не слышала?
Минут двадцать я и пыталась втолковать сыщикам, что ничего не могла сжечь, потому как мне не было в том никакой пользы. А в галерее оказалась из-за картин, которыми хотела полюбоваться. А в пепельнице рылась, потому что страшно любопытна. Увидела, что кто-то что-то сжёг, и решила узнать, что именно. Каюсь, виновата, но только в этом. Никакого завещания не уничтожала, никого не убивала, ничего не украла…
Наверное, они не очень мне поверили. Покосились на мою сумку, но, быстро сообразив, что пропавшая шкатулка в ней не поместится, обыскивать не стали. Выяснили, что я тут делала, дали мне подписать бумагу, кажется, протокол. И отпустили!