Тайная война воздушного штрафбата
Шрифт:
Хан стал говорить, что делает всё возможное, чтобы в самое ближайшее время лётному составу и наземному персоналу наконец выплатили задержанное жалованье. Но слова оратора почти тонули в недовольном гуле.
Между наёмниками вспыхнула ожесточённая словесная перепалка. Несколько человек, в том числе бородатый бывший легионер, пытались поддержать командира, но роялисты сразу оказались в явном меньшинстве. Зазвучали взаимные оскорбления. Кое-кто уже предусмотрительно расстегнул пистолетную кобуру, чья-то привычная не только к авиационному штурвалу мозолистая ладонь крепко обняла ухватистую рукоять длинного тесака в ножнах на широком брезентовом ремне. В воздухе запахло порохом и кровью.
Бывший командир фронтового штрафбата с профессиональным интересом наблюдал за Ханом, гадая, сумеет ли немец взять под контроль эту гремучую смесь разношёрстных головорезов со всего мира, привыкших во главу угла ставить лишь собственные интересы, или нет. В данный момент авторитет предводителя этой банды явно стремился к нулю.
Макс уже выбрался из кабины самолёта, но уйти ему не позволили. Похоже, в среде наёмников слишком много накопилось недовольства. Теперь командиру приходилось отдуваться за президента Арройю и местных чиновников. Его слова, словно капли полуденного тропического дождя — испаряющиеся, не достигнув, истосковавшейся по влаге листвы, — не производили обычного впечатления на подчинённых. Провокатор основательно настроил наёмников против командира.
В конце концов Хан вынужден был замолчать. Скрестив руки на груди, он просто наблюдал, как собственное воинство доходит до точки кипения. Только временами дымящаяся в его зубах сигара вспыхивала презрением. Трудно было понять, о чём он сейчас думал. Возможно, сожалел, что не смог достаточно завербовать бывших однополчан из Люфтваффе, ведь у любого немца уважение к командирам в крови.
Один из «солдат удачи» пошёл в своём недовольстве дальше всех. Внешним видом этот субъект напоминал японского мафиози — якудза: невысокий азиат, покрытый загадочными татуировками от пальцев рук до шеи, очень нервный, даже взрывной. Воспользовавшись ситуацией, азиатский наёмник стал выхватывать из своего рюкзака толстые пачки заклеенных скотчем коричневых банкнот очень ветхого вида и презрительно бросать на землю к ногам командира. Вскоре у ног Макса образовалась внушительных размеров горка из собранных в «кирпичи» крупных купюр, на которых был изображён чернокожий мужчина в шапочке «пирожком» из леопардовой шкуры, в карикатурного вида генеральской форме — фуражке с неестественно огромной тульей, золотых старомодных эполетах с пышной бахромой, весь увешенный орденами величиной с блюдце.
— Это моя зарплата за прошлый месяц, — объявил азиат и обвёл всех негодующим взглядом. — Здесь полтора «лимона» местных шиллингов. Я первый нищий миллионер в мире! Ведь это всего лишь 167 американских долларов вместо полутора тысяч в месяц, как прописано в моём контракте.
Слова азиата вызвали новый всплеск возмущения. Оказалось, остальные получили примерно столько же. Лётчики стали кричать, что их обманывают, как лохов, заставляют рисковать головой фактически бесплатно. Работодатель задерживает жалованье, а потом расплачивается полуметровыми ассигнациями со многими нулями, собственным портретом и факсимиле подписи. Чтобы что-то купить за местную валюту, требуется брать с собой на рынок не бумажник, а рюкзак, ибо месячное жалованье пилота весит более десяти килограммов.
Все были так взвинчены, что любые обещания со стороны командира только подливали масла в огонь. Понимая это, Хан снова попытался уйти. И тогда азиат довольно грубо схватил командира за рукав:
— Так когда мы получим наши деньги, господин Азам?
Сигара Хана удивлённо повернулась в его сторону, точно корабельное орудие. А мятежник, чувствуя поддержку большинства, уже настолько осмелел, что осмеливался разговаривать с «паханом» угрожающим тоном:
— Не вы ли обещали мне, что когда я вернусь к себе в Гонконг, то смогу на заработанные деньги основать собственную небольшую авиакомпанию? Только на эти нарисованные вашим приятелем-президентом фантики я не смогу даже снять дешёвую проститутку на час. — Возникла тяжёлая пауза. Сигара уже прицельно смотрела своим жерлом между глаз китайца. А тот зло поинтересовался: — Так, значит, плакали наши денежки, босс? Что скажете, господин Азам?
Сигара в углу рта Хана превратилась в огнедышащий вулкан.
— Скажу, что ты законченный кретин, Ли, раз затеял толковище у всех на глазах. Разве ты не знаешь, что у местной секретной службы везде есть глаза и уши. А ещё скажу, что зря я три года назад выкупил тебя у филиппинской полиции, когда тебя должны были вздёрнуть за участие в контрабанде. В следующий раз я и пальцем не пошевелю, когда тебя поволокут на виселицу. — Хан обвёл цепким взглядом своих людей. — Даю слово, что с вами расплатятся до семнадцати ноль-ноль завтрашнего дня. Он, — немец кивнул в сторону президентского дворца, — и суток не продержится у власти без поддержки с воздуха. Но загонять его в угол бессмысленно, да и опасно.
Большая часть наёмников, кажется, наконец поверила своему командиру. Во всяком случае возмущённых голосов заметно поубавилось. Тем не менее осталась маленькая кучка непримиримых. Её представители стали требовать перевыборов командира и предъявления ультиматума работодателю в лице президента Моргана Арройе. Им удалось опять качнуть чашу весов в свою сторону. Десятка полтора лётчиков снова заколебались. Уставшие ждать заработанных денег, психологически выгоревшие из-за крайне опасной безостановочной работы, разочарованные оттого, что вместо обещанного Эльдорадо [24] их заманили на жуткую бойню, где гораздо больше шансов подхватить жёлтую лихорадку или разбиться из-за отказа старой техники, чем вернуться домой богатым человеком, эти люди охотно были готовы винить во всём завербовавшего их немца.
24
Мифическая страна золота и драгоценных камней, «где сокровища эти так же обычны, как у нас обыкновенный булыжник».
Стало понятно: за тем, кому удастся в ближайшие минуты перетянуть на свою сторону это аморфное болото, и останется победа. Хан расстегнул карман рубашки, что-то достал из него.
Потом схватил руку стоящего рядом толстяка лет пятидесяти в промасленном синем комбинезоне. Макс высыпал на ладонь остолбеневшего от неожиданности авиамеханика несколько крупных необработанных алмазов, после чего обратился к самому горластому бунтовщику:
— Надеюсь, Ли, ты не станешь возражать, если вместо долларов с тобой расплатятся вот этим.
Глаза китайца алчно заблестели.
— Я всегда знал, господин полковник, что с вами можно иметь дело, — произнёс азиат любезным тоном.
Фактически теперь Хану противостоял только один человек. Он первым сегодня бросил командиру вызов и не собирался просто так уступать. Однако по тону «квадратного» чувствовалось: организатор бунта уже понял, что проиграл, и хотел продать свою лояльность подороже. По-прежнему пялясь на Хана своими выпуклыми водянистыми глазами, главный мятежник поставил условие, чтобы пилотам, уже налетавшим на этой войне по двести часов, выплатили жалованье в тройном размере в виде премиальных и дали возможность покинуть страну.
— Ты должен меня понять, Макс, — назидательно говорил он Хану, — ты всем нам много чего наобещал перед этой командировкой. И не наша вина, что ты не сумел сразу утрясти все проблемы с местными. Мы-то думали, что президент у тебя в руках.
На это Хан возразил:
— Ты же сам знаешь, Тейлор: наш бизнес непредсказуем. Это не первая наша с тобой работа. Согласись, что в возникших форс-мажорных обстоятельствах нет и моей вины. Я так же летаю на боевые задания, как и все. Рискую своей шкурой над джунглями, а потом один за все эскадрильи отдуваюсь перед президентом и его министрами за то, что нам не удалось разбомбить идущий к партизанам караван с оружием или спасти попавших в окружение коммандос. А ведь по местным законам незадачливым генералам принято для начала давать по сто палок.