Тайная жизнь великих художников
Шрифт:
В 1973 году в Абикью объявился молодой художник Хуан Гамильтон. Он поведал О’Кифф, что его направили к ней высшие силы. Поверила она ему или нет, но вскоре Гамильтон уже писал за нее письма, отвечал на телефонные звонки и контактировал с ее агентом. Многие друзья О’Кифф опасались, что Гамильтон облапошит старую женщину, но находились и такие, кто полагал, что он искренне о ней заботится. В 1984 году, осознав, что от Абикью слишком далеко до ближайшей больницы, Гамильтон перевез недомогающую художницу в Санта-Фе, где она умерла 6 марта 1986 года.
Величайшее наследие О’Кифф заключается в том, что она проторила дорогу в искусство американским женщинам. После нее уже никто не смел сказать молодой художнице, что ей все равно суждено "отправиться преподавать рисование
В последние годы О’Кифф не единожды переписывала свое завещание, и каждый раз Хуан Гамильтон не оставался в накладе. К 1984 году он получил право распоряжаться основной частью ее имущества, оцениваемой в восемьдесят миллионов долларов. Но сестра О’Кифф, единственная из братьев и сестер, кто пережил художницу, и племянница Джун О’Кифф-Себринг заподозрили неладное. После смерти художницы они подали в суд на Гамильтона, обвиняя его в злоупотреблении влиянием. Основания для иска у них имелись: у О’Кифф наблюдались признаки старческого слабоумия, а кроме того, нашлось немало свидетелей, утверждавших, что художница собиралась передать большую часть своих работ музеям. Впрочем, Себринг была едва знакома со своей знаменитой теткой, и вряд ли ее родственные чувства отличались полным бескорыстием.
Гамильтон в итоге решил покончить дело мировым соглашением, но не надо его жалеть — пятнадцать миллионов долларов в любом случае остались при нем. А художественное наследие О’Кифф в основном перекочевало в Музей Джорджии О’Кифф, где находится более тысячи ее произведений.
У родственников Стиглица был дом на озере Джордж в горах Адирондак, и в 1920-е годы он летом часто возил туда жену на отдых. Однако в дом на озере наезжали не только Стиглиц с супругой, но и его многочисленные тетки, дяди, племянники и племянницы, кузены и кузины. О’Кифф, которая оберегала свое личное пространство, этот поток болтливой и вздорной родни выводил из себя. Особенно ее раздражали дети, и, когда они чересчур действовали ей на нервы, она, не колеблясь, раздавала шлепки. В поисках уединения и покоя О’Кифф укрывалась в помещении, переделанном в мастерскую, которую она называла "лачугой" и куда никого не пускала.
Однажды компания племянников и племянниц Стиглица на цыпочках подкралась к запретной "лачуге" и заглянула в окно. Дети знать не знали, что О’Кифф предпочитает работать обнаженной. Они громко ахнули, чем привлекли к себе внимание художницы. Разъяренная (и по-прежнему не одетая) О’Кифф выскочила во двор, вопя и грозно размахивая кистью, дети же в панике бросились бежать со всех своих маленьких ног.
М.К. ЭШЕР
17 ИЮНЯ 1898 — 27 МАРТА 1972
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: БЛИЗНЕЦ
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: ГОЛЛАНДЕЦ
ПРИЗНАННЫЙ ШЕДЕВР: "ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ" (1953)
СРЕДСТВА ИЗОБРАЖЕНИЯ: ЛИТОГРАФИЯ
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ: РЕАЛИЗМ? ОП-АРТ? ТРУДНО ОПРЕДЕЛИТЬ
КУДА ЗАЙТИ ПОСМОТРЕТЬ: АВТОРСКИЕ ОТТИСКИ ВЫСТАВЛЕНЫ В НЕСКОЛЬКИХ МУЗЕЯХ, В ТОМ ЧИСЛЕ В НАЦИОНАЛЬНОЙ ГАЛЕРЕЕ ИСКУССТВ В ВАШИНГТОНЕ, В НАЦИОНАЛЬНОЙ ГАЛЕРЕЕ КАНАДЫ И В МУЗЕЕ ЭШЕРА В ГААГЕ
КРАСНОЕ СЛОВЦО: "А ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО ПОЛ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОДНОВРЕМЕННО ПОТОЛКОМ?"
Минуло несколько столетий, с тех пор как увлечение геометрическими задачами мешало Леонардо да Винчи сосредоточиться на живописи. С тех пор художники мало интересовались математикой, разве что когда сравнивали гонорар со счетом в баре. А потом появился М.К. Эшер.
Эшер начинал вовсе не как математический художник — он был гравером,
Мауриц Корнелис Эшер родился в обеспеченной голландской семье в Леувардене, он был младшим сыном преуспевающего инженера. Семья переехала в Арнем, когда Эшеру было пять лет. В школе он не успевал по всем предметам, кроме рисования, а хуже всего дела обстояли с алгеброй и геометрией. В 1919 году Эшер поступил в Харлемскую школу архитектуры и декоративных искусств, его отец надеялся, что он выучится на архитектора. Но сын быстро переключился на графику и гравировальные техники, и, таким образом, мир лишился реального архитектора Эшера — вся его архитектура существует только на бумаге. (Глядя на гравюры Эшера, невольно задумаешься: а если бы он что-нибудь реально построил, где бы у него начинались и заканчивались лестницы?) Закончив обучение в 1922 году, Эшер отправился в путешествие по Италии. Итальянские холмы приворожили молодого художника, и он решил поселиться среди них. Он создавал гравюру за гравюрой с изображением итальянских деревенек и скалистых ландшафтов, но его работы плохо раскупались. В любви ему повезло больше: Эшер увлекся молодой швейцаркой по имени Джетта Умикер, в 1924 году они поженились. У супругов родились три сына. Эшеры наслаждались семейным счастьем в Риме, пока не поднял голову фашизм, и это обстоятельство подтолкнуло их переехать в Швейцарию, где они прожили два года, а затем перебраться в Бельгию, в пригород Брюсселя.
Когда Эшер, казалось, исчерпал свои художественные возможности в жанре пейзажа, летнее путешествие в Испанию дало ему новый источник вдохновения. В 1936 году он поднялся на борт океанского грузового судна и поплыл вдоль испанского побережья. Плату за проезд с него взимали не деньгами, а гравюрами с изображением судов компании и портов, в которых они бросали якорь. Эшер много рисовал по пути, на стоянке в Гранаде он отправился в Альгамбру, архитектурный ансамбль с мавританским дворцом.
Согласно религиозным запретам, мусульманское искусство всегда было беспредметным, и по этой причине мусульманские художники веками совершенствовали затейливые абстрактные формы. В Альгамбре находится немало великолепных плиточных мозаик, в которых каждая плоскость является переплетением геометрических фигур. Мозаики произвели на Эшера огромное впечатление, и он часами зарисовывал расположение плиток. По возвращении домой Эшер методом проб и ошибок принялся за создание мозаик, которые должны были стать столь же прекрасными и сложными как те, что он видел в Гранаде. Но Эшеру никак не удавалось приблизиться к идеалу. Он рассказал о возникших трудностях своему брату Беренду, профессору геологии в Лейденском университете, и тот сразу углядел в мозаиках Эшера связь с математическими понятиями, которые используют в кристаллографии, науке о формировании кристаллов. Беренд прислал брату список статей по кристаллографии и плоскостной симметрии, разделу математики, изучающему двухмерную симметрию и повторяющиеся узоры. Эшер не сумел досконально разобраться в математических формулах (не забывайте, он завалил экзамен по алгебре), но догадался чисто интуитивно о том, что за ними стоит.
И дело пошло, когда он начал применять математические понятия в художественном творчестве. Освоив технику мозаики, он перешел к экспериментам с более тонкими сюжетами: в мозаике с изображением рыб и птиц одно существо постепенно преображалось в другое. Но зачем ограничиваться двухмерными пространствами? Эшер попробовал сделать сферическую мозаику, вырезав переплетающихся рыб на деревянном мяче. Затем он перенес трехмерные мозаики на плоскую поверхность — так возникла его замысловатая графика.