Тайное братство

Во-первых, спасибо читателям, остановившим взгляд на этих строчках. Вам эти люди не знакомы, но, поверьте, без их поддержки не состоялась бы и книга.

Неоценима роль моих любящих родителей в воплощении мечты об этом романе. Спасибо также всем остальным родственникам, особенно дедушке Кену Янгу за его рассказы.

Благодарю друзей (они знают, о ком идет речь) за всевозможную помощь. Особая благодарность супругу Джо, а также его родителям Сью и Дэйву. Коллеги-писательницы Клэр, Лиз, Нейл и Моника оказали бесценную помощь в поддержании духа и редактировании. Также я обязана друзьям и преподавателям университета графства Суссекс за помощь; Софи — за редактирование латинских выражений.

Благодарю моего агента Руперта Хита за веру в начатое дело, неутомимость, мудрые советы и юмор. Очень признательна редактору

Нику Сейерсу, его помощнице Энни Кларк и всем остальным замечательным сотрудникам издательства «Ходдер и Стаутон» за теплое отношение, энтузиазм и обязательность. Спасибо также редактору Джули Даути из Даттона за добрые советы.

Я в большом долгу перед Амалем аль-Айюби из Института Азии и Африки за редактирование арабских выражений, а также перед Марком Филпоттом из Центра исследований Средневековья и эпохи Возрождения и сотрудникам Оксфордского Кебл-колледжа за просмотр рукописи и внесение ценных поправок.

И наконец, огромнейшая благодарность Ли — за все, о чем не оказалось возможности упомянуть.

Сияло ярче солнца то озеро. Оно похоже было на котел глубокий с кипящей в нем водой. Кто выжить сможет там? Любую Божью тварь горнило раскаленное расплавит вмиг. Но Парсиваль, однако, углядел в нем существа. Ужасные — клыкастые, когтистые, крылатые — они корежились под алым кипятком бурлящим, горели, как в геенне огненной. Кто пламенем малиновым, кто золотистым, кто янтарным. Но рыцарь, что стоял на берегу в плаще белее снега, с крестом восьмиконечным красным на груди, он к Парсивалю обратил свой лик, блаженным светом озаренный, и, руку к озеру взметнув, суровым голосом велел швырнуть туда сокровища. Застыло сердце Парсиваля, замерло. Стоял он, будто каменный, не в силах выпустить из рук сокровища бесценные. А рыцарь тот его окинул неторопливым и спокойным взором и молвил голосом, проникшим в душу прямо: — Ты помни, Парсиваль, ведь братья мы. И Братство тайное всегда с тобою будет. И что потеряно, то возвратится. Что умерло — воскреснет. И тут вернулся к Парсивалю ясный разум, и бросил он в пучину крест златой, желтее утреннего солнца, серебряный чеканный семисвечник и полумесяц кованый свинцовый. И враз возникла песня. Дивная. В ней много голосов звучало нежных, чистых. Подхватывал их ветер и к небу возносил. И пламя в озере вдруг вмиг погасло. Из вод его, что сделались прозрачными и голубыми, явился величавый старец. Из золота он был как будто сделан весь, лишь очи серебром сияли. И Парсиваль, к стопам его упавший, от высшей радости заплакал и, руки вскинув, вскликнул трижды: — Приветствую тебя, о Боже!

Айн-Джалут (озеро Голиафа), Иерусалимское королевство

3 сентября 1260 года

Солнце, двигаясь по небу, достигло верхней точки и начало перекрашивать пустыню. Охру повсюду постепенно заменила слоновая кость. Над вершинами холмов, окаймлявших долину Айн-Джалут, кружили грифы. Их скрипучие крики повисали в скованном жарой воздухе. На западном краю равнины, там, где горы плавно сливались с песками, стояло войско мамлюков, две тысячи сабель. Воины в полном снаряжении на боевых конях. Стальные доспехи накалились так, что к ним было больно прикоснуться. Тюрбаны и накидки мало спасали от свирепой жары, но никто из мамлюков даже не поморщился.

Впереди стоял полк Бари — отборные воины — во главе со славным атабеком Бейбарсом Бундукдари на черном коне. [1] Облизнув сухие губы, он потянулся к бурдюку с водой, пристегнутому к поясу рядом с двумя саблями, глотнул воды и повел затекшими плечами. Лента белого тюрбана повлажнела от пота, и кольчуга под синим плащом сейчас казалась необычно тяжелой. А ведь жара еще только набирала силу. Время тянулось медленно. Вода лишь слегка освежила его пересохшую глотку, но, конечно, не могла утолить кондовую жажду, сидевшую глубоко внутри.

— Эмир Бейбарс, где же наши лазутчики? — негромко спросил младший атабек, гарцевавший на коне рядом.

— Скоро вернутся, Исмаил. Потерпи.

Бейбарс приладил бурдюк с водой к поясу и обвел взглядом ряды воинов. Лица угрюмы и сосредоточенны, как всегда перед сражением. Неудивительно. Ведь это мамлюки, египетские воины из бывших рабов.

— Эмир…

— Чего тебе, Исмаил?

— Лазутчики ушли на рассвете. Может быть, их схватили?

Бейбарс хмуро глянул на Исмаила, и тот потупился. Лучше было промолчать, никто его за язык не тянул.

Надо сказать, что внешне Бейбарс ничем особенным не отличался: высокий, жилистый, как и большинство мамлюков, темно-каштановые волосы, белокожий, правда, загорел до глубокой смуглости. Если что и было в нем необычного, так это взгляд. Зрачок левого глаза, слегка смещенный относительно центра и немного расширенный, придавал взгляду Бейбарса особенную своеобразную остроту и объяснял полученное предводителем мамлюков прозвище Арбалет. Попав под прицел этих колючих голубых глаз, младший атабек полка Исмаил почувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине.

— Я же призвал тебя к терпению.

— Да, эмир.

Исмаил наклонил голову, и взгляд Бейбарса немного смягчился. Эмир вспомнил канун своего первого сражения. Это было давно, а кажется, чуть ли не вчера. Мамлюки тогда схватились с франками на пыльной равнине у деревни Хербия. Он повел в атаку конницу, и за несколько часов враг был разгромлен. Пески окропила кровь христиан. Сегодня, да поможет Аллах, будет то же самое.

В отдалении поднялась небольшая туча песка. Подернутая дымкой, она постепенно начала принимать форму семи всадников. Бейбарс пришпорил коня и ринулся вперед в сопровождении младших атабеков.

Старший отряда лазутчиков тоже пришпорил коня и, натянув поводья, резко остановился перед эмиром. Его конь был весь взмылен.

— Эмир Бейбарс, монголы идут.

— Сколько?

— Один тумэн, эмир.

— И кто их ведет?

— Нойон Китбога.

— Вас видели?

— Хвала Аллаху, мы действовали незаметно. — Старший отряда лазутчиков подогнал коня вплотную к Бейбарсу и понизил голос. Остальным, чтобы услышать, пришлось напрячь слух. — Монголов очень много, эмир. Почти треть всего их войска. С боевыми машинами.

— Чего стоит туша зверя, если отсечешь голову, — проговорил Бейбарс.

Издалека донеслось пронзительное завывание боевой трубы монголов. Вскоре к ней присоединились остальные, и долину огласил резкий, нестройный рев. Почувствовав напряжение седоков, кони мамлюков зафыркали и заржали. Бейбарс кивнул старшему отряда лазутчиков, затем повернулся к атабекам:

— Остановите отступление только по моему сигналу. — Он кивнул Исмаилу: — Ты останешься со мной.

— Твоя воля, эмир, — ответил тот, с трудом скрывая гордость.