Тайное послание библии.
Шрифт:
История создания паламитского учения показывает характерное для православия взаимодополнение живого духовного опыта и богословского обобщения этого опыта в четких догматических формулировках. При этом мистический опыт уже содержит в себе логосное, разумное начало, а богословские созерцания несут в себе элементы непосредственного духовного опыта. Когда опыт находит свое точное выражение в слове, тем самым создается надежная опора для дальнейшего расширения опыта.
9. Мужская и женская духовность.
Среди русских святых живой опыт паламитской традиции мощно представлен в лице преподобного Серафима Саровского, который учил: “цель христианской жизни – стяжание Духа Святого” или, что по существу означает то же самое, “благодати Духа Святого”. Мистика Святого Духа как Божественной Энергии не случайно оказалась у преподобного Серафима глубоко связанной с мистикой женственности. Житие рассказывает о 12 явлениях ему Пресвятой Богородицы; единственная икона в его келье: изображение Девы Марии – без архангела
Поскольку первообраз мужского начала – Сам Триединый Бог в Своей сокровенной сущности, в тайне внутритройческих отношений, то осуществление соборности есть прежде всего мужская задача. Можно сказать, что воля и способность к соборности есть суть мужского начала; выяснение вопроса о роли женственности в перспективе соборности есть нерешенная задача, оставленная для будущего; путь к ее решению, видимо, открывает духовный опыт преп. Серафима. Откровение о Боге как Триедином несовместимо с представлением о Его внутренней, внутрисоборной закрытости или замкнутости: Триединый Бог немыслим без излияния вовне Света внутритройческих отношений. Бог есть Любовь (1 Ин. 4:8) в Своей внутренней сущности; Бог есть Свет (1 Ин. 1:5) – как излияние этой сущности вовне. В этом и только в этом смысле можно говорить о женском начале в Боге: как Энергии по отношению к Сущности – но это женское начало безлично, не ипостасно. Предположение о существовании нетварной женской личности – есть тяжелое религиозное заблуждение, которое заводит в безысходные тупики весь путь становления человеческой личности. Это заблуждение и вытекающие из него практические ошибки были глубоко и трагически пережиты “новым религиозным сознанием” России, начиная с Владимира Соловьева: здесь могут быть также упомянуты Н. Федоров, Д. Мережковский, С. Булгаков, из нецерковных мистиков – Д. Андреев. Великая заслуга этого уникального и грандиозного духовного движения – постановка самых глубоких и актуальных вопросов человеческой жизни; но позитивное решение этих проблем – еще впереди; в числе этих проблем – истинное соотношение мужского и женского начал.
Если по отношению к Богу-Троице женственна Его Энергия, то тем более женственной по отношению к Нему является тварная природа, весь сотворенный мир. И только в сотворенном мире может впервые появиться женская личность. Хотя процесс персонализации женского начала происходит медленнее и в каком-то смысле по другому, чем у мужчин, но стремление женщины подняться на качественно новый уровень личностного бытия стало одним из главных творческих вызовов нашей эпохи. Эммануэль Мунье пишет об этом:
“Нескончаемо продолжаются рассуждения о ее (женщины) псевдотайне, непреходящей и исторически изменчивой. Но ни мужское самодовольство, ни мстительность женственности не способны прояснить сути проблемы. Однако верно и то, что наш социальный мир – это мир, созданный мужчиной и для мужчин, что резервы, заключенные в женском существе, принадлежат к тому ряду, из которого человечество еще не черпало в массовом порядке. Как раскрыть эти запасы во всей их полноте, не заключая женщину в тюрьму ее функций, как приобщить ее к миру, а мир к ней, какие новые ценности и условия предполагает этот проект, – все это множество вопросов и задач должен решить тот, кто придаст полный смысл утверждению: женщина тоже является личностью” (Э. Мунье, стр. 118).
В свете догмата о Св. Троице становится понятно, почему становление женщины как личности, обретение ею своего истинного места в бытии оказывается неосуществимым до того или без того, чтобы свое истинное место в бытии обрел мужчина. Во всяком случае, нельзя считать случайным, что в христианской Церкви, как правило, духовность мужского типа исторически предшествует распространению мистической практики женского типа. Так, мужественный тринитарный дух эпохи Вселенских Соборов проявился несколькими веками раньше, чем начала утверждаться онтологически женственная исихастская духовность. Попытка Патриарха Филофея Коккина преодолеть односторонность исихазма встретила глубокий отклик на Руси в лице Сергия Радонежского; но в самой Византии эта попытка в целом закончилась неудачей. В конечном счете только этим можно объяснить загадочное отсутствие воли к сопротивлению у многочисленных жителей осажденного Константинополя. Поразительный контраст с мощным призывом Сергия, за полвека до этого поднявшего Русь на священную войну против татарского ига! Но практика преп. Сергия была не столько завершением исихазма, сколько началом нового этапа духовного становления христианского человечества. Если мистика мужского типа основана на соборном сотрудничестве с Богом и активном, сознательном, деятельном уподоблении Ему, то исихастская традиция прежде всего требует от подвижника забыть обо всем тварном и стать как бы чистым сосудом для восприятия Божественных Энергий. Также и в католицизме первоначальная практика “подражания Христу” в последние столетия отступила на второй план перед культом Его Пресвятой Матери. В России тринитарная, глубоко мужественная духовность преподобного Сергия предшествовала и в какой-то мере подготовила подъем “серафимовской” духовности 19 века.
10. Новое откровение женского начала.
Новые аспекты женской духовности, возможно, откроются в связи с одним из самых ярких и таинственных образов Откровения Иоанна: “И явилось на небе великое знамение – жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее месяц из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения” (Откр. 12:1-2). В католических храмах этот сюжет часто встречается на иконах и фресках как изображение Девы и Богородицы Марии. Но против такого истолкования есть серьезные возражения. В православном богословии Богородица переживается как личностное средоточие Божественных энергий; по учению Григория Паламы, она стала как бы раздаятельницей этих энергий; ни одно из Божественных Действий уже не совершается помимо нее. Напротив, “жена, облаченная в солнце” представляет собой скорее средоточие тварного космоса. Может быть, именно с ней связано то “рождение твари к новому состоянию”, о котором пророчествовал Феофан Затворник. Кроме того, подчеркнуто, что “она кричала от болей и мук рождения” – признак, как бы специально отличающий ее от Марии, которая, согласно древнему церковному преданию, рождала “безбольно”.
Для библейской системы образов является совершенно необычной космическая символика “жены, облеченной в солнце”: как правило, пророки употребляли эти символы лишь для того, чтобы обличить языческие культы. Но здесь: солнце, луна, 12 звезд. Вспомним книгу Бытия: солнце для управления днем, луна для управления ночью, “и звезды” (Быт. 1:16). 12 звезд, скорее всего, символизируют 12 “знаков зодиака”, известных с глубокой древности – эти условные секторы звездного неба обобщенно выражают влияние дальнего космоса на психические структуры Земли. Мы уже отмечали. что глагол ЛЕМАМШАЛ: управлять – содержит компонент МА: вода. Символика Апокалипсиса, таким образом, указывает на какую-то сущностную связь “жены” с мировой психической энергией. При этом “жене” помогает сама земля: “И пустил змий из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои, и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей. И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа” (Откр. 12:15-17).
Отметим, что здесь, как и в книге Бытия, употребляется несколько неожиданное для патриархального библейского сознания выражение “семя жены”: “И вражду положу между тобою и между женою, – говорит Господь эдемскому змию, – и между семенем твоим и семенем ее; он будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту” (Быт. 3:15).
Хотя на этот раз в образе змия выступает Сатан, низверженный на землю (Откр. 12:9), но он действует уже совместно с Рахавом, “зверем, вышедшим из бездны” (11:7), которому дракон передал свою “великую власть” (13:2). “Вода”, вышедшая “из пасти”, может означать одновременно “верхнюю” и “нижнюю” психическую энергию: сверху – изощренная клевета, отравляющая умы, снизу– слепая ярость, кипящая в крови. Но даже объединенное действие двух мятежных духов, которым, к тому же, помогает “лжепророк” (13:11-17), владеющий методами человеческой магии, – оказывается на этот раз бессильным. Земля выходит из своего векового подчинения “суете” (Рим. 8:12) и спасает жену. Павшие ангелы в совокупности с каинитскими магами теряют свою власть над психическими энергиями: эта власть, которую в свое время не смогла удержать Ева, теперь переходит к “жене, облеченной в солнце”. Это означает глубинный поворот во всем ходе эволюционного процесса творения.
Если, по дерзновенному прозрению Григория Паламы, Богородица стала раздаятельницей Божественных, нетварных Энергий, то “жена, облеченная в солнце”, должна стать управительницей энергий тварных: витальных, психических или духовных. То, что потеряла Ева, с избытком возмещается в грядущей “жене”: подобно тому как Эдем был очагом, из которого чистая энергия жизни должна была распространяться на всю землю, так теперь таким очагом для всего космоса должна стать планета Земля.
Есть ли какие-либо библейские пророчества и прообразы, связанные с этой “женой”, помимо Апокалипсиса Иоанна? Третья Книга Ездры, которой мы коснемся ниже, содержит краткое, но многозначительное указание: “и явится невеста, и являясь покажется, – скрываемая ныне землей” (3 Ездр. 7:26). К апокалиптической жене может иметь отношение образ “младшей сестры” из Песни Песней, приводящий в затруднение как еврейских, так и христианских толкователей: “Есть у нас сестра, которая еще мала… что нам будет делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее? Если бы она была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра; если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми ветками…” (Песня Песней, 8:8-9).