Тайное сокровище олигарха
Шрифт:
Те беспрекословно покинули комнату. Приказы Штопора здесь не полагалось обсуждать.
– Кто? – спросил Штопор, сверкнув глазами.
– Хорек, – так же лаконично ответил ему алкаш.
Его лаконизм объяснялся не мужественной сдержанностью характера, а предельным, изнурительным похмельем, из-за которого любое лишнее слово было для него мучительно и труднопроизносимо.
– Хорек! – медленно повторил Штопор. – Похоже на него! Он, падла, всегда на понятия плевал! Круче всех хотел быть!
Лицо его окаменело и стало таким страшным, что
Штопор неожиданно встал, задрал черную водолазку, обнажив мускулистый поджарый живот и мощную волосатую грудь.
– Вот его работа, доктора покойного! – ткнул он пальцем в ровный короткий шрам. – Рядом с сердцем пуля засела, если бы не он, давно бы лежал Штопор на Серафимовском кладбище! Каждый день буду поминать Юрия Львовича, панихиду закажу лучшему попу, хоть и не православный он был, хоть и еврей! Раньше за здравие его свечки ставил, теперь – за упокой его души! А с Хорька, гада, шкуру с живого спущу! Не я один Наппельбаума добром вспоминаю! Мало того что он пулю из меня вынул, так еще и выходил, как отец родной!
Неожиданно на лице Штопора промелькнуло выражение злобной подозрительности, он схватил алкаша за выцветшую футболку, подтянул его к себе и прорычал:
– А кто тебя прислал?! Кто тебе сказал про Хорька и про доктора Наппельбаума?!
– Баба… молодая такая…
– Что еще за баба?
– Такая… рыжая… красивая…
– Тебе и коза красивая! – рявкнул Штопор. – Ты толком говори: кто такая, откуда взялась?
– А я почем знаю? – растерялся алкаш. – Пришла, такая… вся из себя… хочешь, говорит, дядя Миша, сотенную заработать? Кто же от сотенной откажется? Ты вот, например, отказался бы?
– Я? – Штопор удивленно посмотрел на своего неказистого собеседника и вдруг громко расхохотался. – От сотенной?.. Ой, не могу! Ой, уморил! Да нет, дед, пожалуй что, не отказался бы!
– Ну вот видишь! А ты – человек не бедный! По всему ведь видать, что не бедный!
– Да это с кем сравнивать, – вдруг засмущался Штопор, – если, скажем, с Вовой Лазоревским – так, можно сказать, я просто нищий… А ежели с тобой – так и правда, не бедный…
– Ну вот видишь, – солидно проговорил алкаш, явственно радуясь подтверждению своей правоты, – она, рыжая-то, мне только полтинник дала, сказала, что второй полтинник ты мне отвалишь, когда я тебе все расскажу, так что ты уж того… не обидь старика!
– Да не бойся, дед, не обижу! Уж от полтинника-то Штопор как-нибудь не обеднеет!
– А еще она велела тебе сказать, – вспомнил алкаш, – где этого Хорька найти можно…
– Ну, и где же? – спросил Штопор, не дождавшись продолжения. – Говори, дед, не зли меня! Я, знаешь, какой нервный?
– А мне бы… – засмущался алкаш, – как бы это… полтинничек получить? А то, я ведь понимаю, ты не обеднеешь, да только как бы ты… это… не забыл потом про меня? Кто я такой?
– Ну ты и клещ! – восхитился Штопор. – Ну и клещ!
– Ты,
– На, дед, держи, мельче нет! – Штопор протянул алкашу стодолларовую купюру. – Молодец: за свое глотку перегрызешь кому угодно!
– Ах ты… – растерялся алкаш, – как же это мне… я этих-то, зеленых, в жизни в руках не держал… мне бы простых, нашенских… а то мне такие и не поменяют, скажут – украл дядя Миша…
– Ну, дед, достал ты меня! – разозлился Штопор. – Уже доллары тебе – не деньги! Ладно, тебе ребята мои поменяют! Давай говори, чего еще тебе та рыжая велела, а то я и правда рассержусь!
– Ты не серчай, не серчай, – засуетился алкаш, – не обижайся, мы люди темные, в этих вещах не разбираемся… велела эта рыжая передать, что Хорек сегодня вечером будет на углу Художников и этого… Освещения.
– Просвещения, что ли? – уточнил Штопор.
– Во-во! Просвещение, Освещение – по мне, один хрен! Там гаражи, так он будет в третьем от угла. Ворота, она сказала, железные, красные… Стрелка у него там, что ли…
– Ничего, дед, не перепутал? – Штопор взглянул на алкаша, как удав на кролика, но тот безболезненно выдержал этот взгляд. – Смотри у меня! Будешь тут сидеть, пока мы не вернемся, если что не так – наизнанку тебя выверну…
– Я и так жизнью давно наизнанку вывернутый! – с неожиданной философской тоской проговорил алкаш. – Коли ты меня теперь обратно вывернешь, может, оно и лучше, может, я заново человеком стану! А только мне тут сидеть никак невозможно…
– Это еще почему?! – изумился Штопор, который не привык, чтобы ему перечили.
– Потому, что мне непременно поправиться надо! – чуть ли не простонал алкаш. – Я с самого раннего утра мучаюсь! Теперь вот вроде и деньги есть, а никакого мне облегчения!
– Ну, дед, с этим у тебя точно проблем не будет! – Штопор покачал головой и рассмеялся. – Вот тебе, не мучайся! – И он плеснул в стакан хорошую порцию золотистого французского коньяка.
Алкаш буквально присосался к стакану. Глаза его увлажнились, на них выступили слезы счастья. Лицо порозовело, он даже как будто помолодел. Справившись с содержимым стакана, он поднял на своего благодетеля умиротворенный взор, в котором светилась готовность к дальнейшим подвигам.
– Ну как, дед, – осведомился Штопор из чисто этнографического любопытства. – Понравилось пойло-то? Небось никогда в жизни такого пробовать не приходилось!
– Понравилось, как не понравиться! – вежливо проговорил алкаш. – Разве же оно, родимое, бывает плохое? Оно бывает либо хорошее, либо очень хорошее! Только я тебе, по честности, скажу, как другу: вы люди, конечно, ученые, вы все гораздо лучше понимаете, а мы – люди темные… только настойка овса или, для примера, боярышника, которая по десять рублей в аптеке продается, она как-то лучше будет, ее организм веселее принимает… другое дело, что аптекарша не всякому продаст, может и прогнать, ежели ей личность не понравится…