Тайное учение даосских воинов
Шрифт:
В некоторые моменты я чувствовал, как он использует определенные точки моего тела в качестве опоры, чтобы оставаться позади меня. Я пытался достать его, но он уходил телом или перепрыгивал через атакующую конечность, опираясь мне на руку или на бедро поворачивающейся ноги, на туловище или таз. Любую точку моего тела он мог использовать, заранее предугадывая мои движения и выполняя акробатические трюки сродни тем, что демонстрируют на шестах китайские акробаты, но гораздо более сложные по уровню техники исполнения.
– Хватит, остановись, Грозовая туча, – наконец взмолился я. – У тебя потрясающе получаются уходы в воздухе. Не могу поверить, что, так владея своим телом, ты абсолютно не умеешь драться на земле.
– Меня учили бою только в прыжках, – произнес кореец без всяких признаков сбившегося дыхания. – Если хочешь, я покажу тебе грань своего искусства.
– Конечно, хочу.
– Здесь неподходящее место и еще не совсем хорошее время.
Я не стал уточнять, почему нам не подходят время и место, и только спросил, куда мы пойдем.
– Для начала мы просто погуляем, – сказал кореец.
Мы отправились бродить по улочкам, а я стал задавать вопросы. В какой-то момент я вспомнил наш разговор в кафе о связи жизни и боевого искусства и фразу Грозовой тучи о том, что, если кто-то мешает жить хорошо, ему просто пробивают голову.
– Что означает – пробивают голову? – спросил я. – Всегда ли нужно пробивать голову препятствующим тебе в чем-то людям? Как это понимают те, у кого ты изучал свое боевое искусство?
Кореец посмотрел на меня с выражением насмешливого удивления.
– Иногда иностранцу достаточно трудно до конца выразить свою идею, поскольку, произнеся слово, говорящий еще додумывает до конца свою мысль, которую это слово может и не отражать, или отражать не совсем буквально, – сказал он. – Если ты хочешь, чтобы мы начали говорить на одном языке, сперва нам следовало бы определиться в общих понятиях.
– В каких общих понятиях? – не понял я.
– Мы с тобой будем учить язык общения. Вот смотри, – он указал на стену. – Это стена. Когда ты будешь думать о стене, ты будешь думать об этой стене. Посмотри на эту стену очень внимательно.
Не понимая, к чему он клонит, я с полминуты тупо разглядывал стену в переулке, сложенную из отдельных камней, как это принято в Крыму, и обвалившуюся в нескольких местах. Это был или бывший дувал, или часть забора, огораживающего садик около маленького одноэтажного строения неподалеку от Центрального универмага.
– Ты запомнил эту стену?
– Вроде бы да.
– Мне нужно, чтобы ты воспроизвел образ этой стены, – с неожиданной категоричностью потребовал кореец. – Закрой глаза.
Я зажмурился и вдруг, к моему изумлению, передо мной с неожиданной яркостью и отчетливостью возникла стена. Я был действительно поражен. Никогда в жизни у меня не бывало столь ярких и реальных видений. Отчасти в этом было повинно состояние воспаленного воображения, в которое меня повергали слова и действия Грозовой тучи. К этому человеку я испытывал одновременно и неприязнь, и жгучий интерес. Взрывчатый коктейль эмоций, бурлящих у меня внутри, невероятно обострил мою восприимчивость.
Еще не исчезло видение стены, как кореец сорвал лист, уже начавший увядать, с ветки, свешивающейся через стену.
– А вот это лист, – произнес он, протягивая его мне.
Я взял лист, осмотрел его с одной и с другой стороны, повертел в руках и, все еще не понимая, чего добивается от меня Грозовая туча, тупо посмотрел на него.
– А это – водосточная труба.
Перейдя на другую сторону улицы, кореец подошел к водосточной трубе, свешивающейся с трехэтажного здания, и постучал по ней.
– А вот это... – продолжил было он, но тут я не выдержал.
– Подожди, – взмолился я. – Я и так знаю, что это за предметы. Для чего ты мне их называешь?
– Вот в этом все вы, европейцы, – с укоризной произнес Грозовая туча. – Вы никогда не слушаете до конца и поэтому не понимаете простейших вещей. Мы учим язык. Язык общения.
– Но я и так знаю, что это водосточная труба.
– Зато ты не знаешь, что это именно та водосточная труба.
– Что означает та водосточная труба?
– Черт побери, это та водосточная труба, которую ты, тупица, будешь вспоминать при слове «водосточная труба», когда я буду говорить с тобой.
– Послушай-ка, дружок, – сказал я. – Тебе не кажется, что мы слишком стеснены во времени, чтобы разглядывать все составляющие окружающего мира и запоминать их образы?
– Времени для постигающего боевое искусство нет, – заявил кореец. – Оно – твоя жизнь.
– Я с этим не согласен. Зачем тратить время на всякую ерунду? Мне хочется заниматься лишь полезными вещами.
– Это не ерунда, – возразил Грозовая туча. – Это твое сознание. Человек, который не мыслит, не может запоминать. Человек, который не запоминает, не может учиться. Человек, который не может учиться, не может мыслить. Следовательно, ты – обезьяна.
Я не обиделся на это слово, поскольку меня заворожила причудливая логическая цепочка, выстроенная моим собеседником.
Увидев, что я не реагирую на оскорбление, кореец произнес с издевательски-детскими интонациями:
– Большая-большая обезьяна!
Чувствуя подвох и понимая, что он хочет меня раздразнить и вывести из равновесия, я улыбнулся и сказал:
– А ты – маленькая обезьяна-туча.
– Вот за это я тебя и полюбил! – радостно воскликнул кореец и, неожиданно бросившись ко мне, принялся воодушевленно обнимать и целовать меня, от чего меня чуть не стошнило – слишком уж ярко всплывал в памяти образ засунутой в рот руки и длиннющей струи блевотины.