Тайнопись
Шрифт:
После гашиша пошло еще смешней. Мигель читал по вечерам уже не только для тюрьмы, но и для тюремщиков. В его супе вместо костей появилось мясо. После мяса Дон-Кихот окреп и осмелел. Было очень смешно. Но главного бандидоса увезли на плаху. Гашиш пропал. И тюремщикам надоели россказни про дурака с тазом на голове. Мясо в супе опять превратилось в кости. И Дон-Кихоту пришлось отлеживаться на заднем дворе, набираясь сил. Но когда другой скучающий бандидос стал давать Мигелю по башу опиума за главу, Дон-Кихот ожил и окончательно умер только через полгода, когда безрукому Мигелю пришла пора выходить на свободу, где его ждали другие дела и заботы. Отсюда вывод: сиди дольше, пиши
Вечером над пансионатом низкие, крученые облака. Деловито куда — то ползут. Хоть бы ночью небесный сторож не забыл поставить на вахту беспечный ветер. Тогда облака уйдут прочь и откроют желтую улыбку солнца. А пока — сидеть на балконе, пить виски и смотреть на море.
Внизу играют интеллигентные западные дети. Никто не орет, не пищит, не визжит, не плачет и не дерется. Все чинно-благородно роются в песочке или за столиками вместе со взрослыми тянут через соломинку кока-колу, глазеют по сторонам, постигают с детства этикет этики. Это им потом в жизни очень пригодится.
А после долгого прослушивания испанских песен стало ясным: если надо чисто и аккуратно убить человека, то лучше всего привязать его к динамику и заставить слушать громкое и заунывное, без начала и конца, испанское пение под загробный стук кастаньет, будто скелеты танцуют ламбаду.
Наутро, на похмелье, лучше всего опять пить виски, предварительно зарыв его в песок и нагрев до +420. Грамм 70 — и туг же солененьким запить: божий рассол тут же плещется. Постоять на солнце, подождать. Выкурить сигарету — и повторить. Всего три раза, с перерывом в десять минут. А потом — лечь где-нибудь поспать в ложбинке… А во сне увидеть, как у палитры мурлычет Мурильо. И Хуан Миро пишет перо и пьет с Лоркой вино с хлоркой. А кто там в пыли?.. Сальватор Дали?.. На веранде ему постели!.. Эль-Греко отгрыз себе веко. Гойя лишился покоя. И, наконец, Торквемады громада плывет как армада…
На пляже никто никому на нервы не действует. Никто никого не клеит и не шьет. Все заняты общением с солнцем. Очевидно, бог был прав, создав вавилонский лингво-хаос. Меньше контактов — меньше конфликтов. На пляже народ со всего мира, языково разобщен. И слава богу, ибо всем ясно, что совпадение симпатий, языка и ситуации если и желательно, то мало реально. Поэтому никто не спешит, всё больше прислушиваются и присматриваются.
Всё спокойно на священном берегу Медитерании. И если есть немного свободных денег, то лучше всего купить тут отель, пансионат или доходный дом. Никакой Черномырдин его не приватизирует. И трижды безрукий Геращенко не похитит. И ненавистный народам Чубайс на ваучеры не пустит. И никакой другой вор-государственник или народный шут, под шумок грабящий свою смеющуюся публику, этот дом не отнимет, если документы в порядке. Тут другие законы, хоть и испанские. А солнце людям всегда нужно. Оно, хоть и бесплатное и общее, но дорого стоит, если за ним с севера приезжать.
Ночью бог, вместо того, чтобы убирать пляжи и солить моря, занимался разбоем и грабежом — полыхал молниями, бил громом, корчевал деревья и дебоширил в гавани, переворачивая невинные корабли, ломая хребты мачтам и срывая покровы парусов. Хватит, бог, успокойся, отдохни! Корабли ни в чем не виноваты! Они — только покорное дерево, глупое железо и простодушная ткань. А главные бунтовщики, которые рыскают по твоим владениям и разнюхивают твои секреты — это люди, не корабли. С них и спрашивай. Их и карай, если надо. Но оставь жить! Даже
На пальмовой аллее познакомился с инженером из Москвы. Он, как и я, уже много лет работает в Германии по контракту, а раньше часто бывал по служебным делам в моем родном городе, о чем он с ходу стал вспоминать:
— Господи, как было хорошо в Тбилиси! Сказка! Помню, поехали мы контракт подписывать. После официальной части повели нас в ресторан на фуникулере, на горе Святого Давида. Сидим на веранде. Май, божественная погода. Весь город в дымке. Лежит, как на блюдечке. Справа, помню, замок на обрыве стоял и дома к скале прилеплены…
— Ортачала, — подсказал я.
— Вот-вот. Кто-то играет в зале на рояле. Ветер раздувает занавески. Стихи, тосты, глаза красавиц… Пение. Ощущение братства, покоя, гордости и правоты… Стол, конечно, ломится. Я выпил уже достаточно. Вдруг вижу: два повара выкатывают на веранду тележку с ящиком сливочного масла, примусом, котелком и горой сырых цыплят. Думаю — что такое? Дверью ошиблись? Ничего подобного! К нам пришли! Повара поприветствовали нас, выпили по poiy, разожгли примус, поставили на него котелок, развернули брикеты, покидали масло в котелок, растопили. Дождались, чтобы закипело — и начали окунать в это желтое варево цыплят! Берут за кончик крылышка, окунают на пару минут — и готово: шипит на тарелке!.. Такой вкуснятины я в жизни не ел, хотя и поездил по миру… Эх, да что говорить? Мне хотелось прямо с этой веранды взлететь в небо! Я не шучу!
Я знал, что он не шутит. Я даже был уверен в этом. Потому что вырос возле этой Святой горы. И знаю, как пахнет май. И как хорошо виден с фуникулера город, дом и двор. И какими обольстительно-тайными могут быть глаза гордых красавиц.
Поговорив о том, о сем, сошлись на том, что людей сердечнее, дружественнее, талантливее и гостеприимнее, чем в свое время в Тбилиси, нам уже нигде не встретить. Однако обрывки цепей, разорванных при ломке советского мира, сейчас больно бьют по обществу, и жить одинаково тяжело как в Тбилиси, так и в Москве. И нет желания прозябать в рабстве, нищете и произволе. Да и после стольких лет в Европе вряд ли уже возможна дорога назад, в недостройку. Одной рукой за два места не ухватишься, надо выбирать.
Помолчали. Выпили «Столичной», произведенной в Мадриде. Инженер рассказал, что оформляет сейчас бумаги на развод: женился на немке, а жить не может — разные менталитеты. Жена по имени Армгильда живет своей жизнью, вопроса «где была и что делала» задавать не позволяет, ездит куда вздумает и ходит по кафе и ресторанам:
— А я в гробу видел эти немецкие рестораны! Чего туда ходить? Только деньги тратить! Немецкий ресторан — это же морг, где вокруг белых столов сидят мумии и молча жуют человечину! Когда я ем, я глух и нем! Спасибо за такое угощение! В столовой крематория обедать веселее!
Потом он недобро вспомнил, что недавно был по работе в Индии и познакомился там с интересным решением супружеских проблем. Если какая-нибудь из жен надоедает, стареет или болеет, то индус идет на угол, покупает банку бензина, обливаем им жену и поджигает её. А потом стремглав бежит в полицию и сообщает, что произошло несчастье — жена на себя керосинку перевернула и сгорела дотла. На кухне, особенно в Индии, чего не бывает!.. Полиция понимает (сами мужчины). 70 % смертей — от керосинки, всем известно. Пара рупий снимает ступор. Жену — в хижину-морг, а для индуса — новый торг: жену искать и приданое считать. Следующую жену тоже ждет огненное перевоплощение. И так — сколько бензина хватит.