Тайной владеет пеон

На смуглом, обожженном солнцем лице прекрасного гвате­мальского писателя удивительно мягко светятся глаза. Кажется, что в них раздумья и поэзия его родины. Он привез к нам ее легенды и песни, тревожный шум прибоя и ласковый шорох тяже­лых банановых листьев.

Мигэля Анхеля Астуриаса уже нет в Ленинграде, он помогает кубинцам уберечь их чудесный остров от кровавой судьбы Гва­темалы. Его нет здесь, но у меня не выходит из памяти сверкнув­шая в его глазах боль, когда я упомянул, с какой жалостью расстался с героями своей книги [1] —

его соотечественниками. Очень задушевно, по-человечески просто и искренне он сказал:

— Я тоже только что оставил их. Меня вынудили покинуть родину люди, которым Гватемала так же близка, как аллигатору звезды. Кажется, вам легче будет вернуться к своим героям, чем мне к своим соотечественникам. Возвращайтесь поскорее. Если стране зажимают рот и наглухо закрывают ее границы, об этом нужно рассказать людям.

Он помог мне проследить судьбы некоторых персонажей и с легким лукавством заметил:

— В Гватемале много ярких плодов — не беда, если всех не сочтете, но бойтесь не досчитаться ярких людей — их у нас куда больше.

Вот так мы и встретились снова, мой маленький друг Ми­гель— звонкий газетчик и веселый проказник. А впрочем, не так уж ты мал, если поднял на ноги всю сыскную полицию интервен­тов. Привет и тебе, меднолицый пеон Хосе Паса: ты мужественно отбивался от фруктовой компании, но туго бы тебе пришлось, не окажись между ней и тобой смелые сердца и крепкие руки гватемальских портовиков.

А кто это рядом с вами? Девчонка в красной накидке, знаю­щая сотню сказок и еще одну... Да это же Росита! Росита похорошела, чуточку подросла и чуточку важничает. Вы скоро узнаете, Мигэль и Хосе, на что способна Росита. Вам троим предстоят тревожные месяцы и опасные дороги.

Вы пройдете по ним не одни. Рядом всегда будет тот, кого пеоны прозвали Человек-Правда. Он отмерил своими большими шагами много земель, чтобы вырвать их для пеонов у американ­ской фруктовой компании.

Карлос Вельесер и его друзья добились бы своего, но им поме­шали. Вы помните, мои друзья, как двухтысячная армия босяков, нанятая компанией, ринулась на Гватемалу и... сразу же отка­тилась обратно. Портовики, пеоны, лесорубы подняли ножи и то­поры, палки и мачете — они не собирались уступать свою землю чужеземцам.

В те дни бомбардировщики с воем опускали свой страшный груз на мирные гватемальские селения, наемные солдаты нещадно палили из автоматов. А на границе Гватемалы околачивалась помесь лисы и гиены, по имени Кастильо Армас, дожидаясь, пока американский посол сплетет тонкую сеть заговора и расчистит дорогу к президентскому креслу...

В те дни подростки были со старшими. Они сражались как связные, как подносчики патронов, они добывали важные сведе­ния...

Но сейчас еще не время для воспоминаний. Вам предстоит тя­желый путь, мальчишки и девчонки Пуэрто. Мы сократим время между некоторыми событиями, чтобы легче проследить, как скре­щивались ваши дороги. Мы опустим некоторые подлинные имена, которые велели вам забыть подпольщики. Но от этого ваш путь не станет легче, а опасность — меньше. Враги будут подстерегать вас на каждом шагу: за будкой путевого обходчика, на опушке тропического леса, среди древних индейских развалин. И пусть главная тяжесть в этом путешествии падет на старших: все равно — вы не дрогнете, не отступите, вы сделаете все, что можете, и даже капельку больше, чтобы помочь им отвоевать свою родину.

Так в путь

же, друзья!

— Меня всегда пугает такая тишина, — медленно сказал Фоджер. — Сидишь, как в кратере вулкана.

— Бросьте, Генри! — вяло откликнулся полковник со злым лицом и закрученными кверху франтоватыми усами, которые походили на подгоревшие крендели.— Бросьте, говорю я вам. Здешние парни просто выдохлись.

Генри Фоджер яростно сбил со стола, уставленного бутылками, свой бокал и, когда затих легкий звон хру­стальных осколков, повернулся вместе со стулом к пол­ковнику.

— Они уже не звякают, — резко сказал он, показы­вая на осколки. — Но попробуйте, полковник Леон, про­браться босиком к двери и не порезать ногу. С парти­занами нечто похожее... Они замолчали. Их не слышно в Пуэрто. Но пусть черт возьмет мою душу, если они да­дут вам спокойно передвигаться по окрестностям... Да я не поручусь, что их нет в этом отеле!

— И в этой винной бутылке, — рассмеялся полков­ник.

— И в этой винной бутылке! — раскатисто прохрипел Фоджер, и оспинки на его угловатом лице словно налились кровью.

— Вы просто переутомились, Фоджер, — мягко ска­зал другой офицер, в щеголеватой капитанской форме. — Поверьте, гватемальцы лучше знают гватемальцев.

Он потянулся к шнурку звонка, чтобы вызвать при­слугу отеля. Не прошло минуты, как легкой и упругой походкой в комнату даже не вошла, а впорхнула девочка-подросток, черноволосая, в накрахмаленном переднике. В ее густых волосах сверкал ослепительной белизны ле­песток орхидеи; казалось, он словно упал с воздушного корня на эту темную головку, да так и остался лежать.

— Уберите стекло, сеньорита, — распорядился щего­леватый капитан. — В отеле есть посторонние?

— Как будто нет, сеньор капитан. — И, подбирая осколки на поднос, лукаво спросила: — Сеньор капитан боится посторонних?

— Приберегите свои дерзости для дружка, Ката­лина, — одернул ее капитан.

— Отель не мешает проверить, — заметил Фоджер.

— Слушаюсь, шеф.

Капитан бесшумно вышел. Каталина собиралась вы­скользнуть за ним, но Фоджер ее остановил:

— Тебя зовут Каталина?

— У меня есть и другие имена, — задорно тряхнула головой девочка. — Друзья прозвали меня Москит — это за язычок, сеньор, а отец — Певуньей. Я могу уйти?

— Ты из Пуэрто?

— Когда-то я жила здесь, — девочка что-то вспомни­ла, легкая тень пробежала по ее лицу, — ну, а потом меня взяла на работу Ла Фрутера... [2] Виновата, сеньор, Юнайтед фрут компани.

— Каталина, ты слышала что-нибудь о партизанах под Пуэрто?

— Э, нет. Я протестую, — полковник Леон, точно за­щищаясь, поднял вверх руку. — С прелестной сеньоритой у нас не ведут деловых разговоров, Фоджер. Я хочу услы­шать от сеньориты песню, а не басню про партизан,которые преследуют вас во сне и наяву.