Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы

Гончаренко Олег Геннадьевич

Решительная победа Добровольческой армии на юге бывшей Российской империи вернула утраченные надежды части казачества об избавлении от коммунистического ига и подтолкнула его к выступлению на тех южных землях, где по-прежнему оставались очаги большевистской диктатуры. Впрочем, даже по вопросу борьбы с красными полного единения у казаков не было. Среди некоторых преобладали антидобровольческие настроения, армия Деникина виделась им не вполне демократическим институтом, а скорее посягающим на их казачьи вольности инструментом большой политики, до которой им не было особенного дела, в то время как большевики, еще хорошо не познанные всем казачьим населением, представлялись неким меньшим злом. Как бы там ни было, но поход Добровольческой армии продолжался. Между освобожденными Кубанью и Доном лежало Ставрополье, находившееся по-прежнему в руках большевиков. Красный террор, развязанный коммунистической властью, был особенно изощренно жесток именно в этих краях. Согласно расследованиям, проводившимся годом позже Особой комиссией при главнокомандующем ВСЮР, только в период с июня по июль 1918 года было произведено изъятие всякого оружия у населения, сопровождавшееся, как правило, грабежами имущества мирных граждан участвующими в обысках матросами и красноармейцами; выход на улицу после 22 часов был запрещен, «с наступлением этого часа на улицах воцарялась жуткая тишина, в домах же люди не спали в ожидании надвигающихся ужасов, по улицам мчались

автомобили с черными флагами, с сидящими в них людьми, вооруженными с ног до головы, возбужденными, кровожадными и в то же время полными страха от кажущихся им всюду врагов и заговоров. Одновременно по квартирам бродили шайки красноармейцев и вооруженных рабочих, часто пьяных…» [71] . Пик террора пришелся на ночь с 19 на 20 июня, когда начался расстрел и убийство арестованных офицеров, престарелых чиновников и просто обывателей, имевших несчастье находиться в городской тюрьме. Утром 20 июня был арестован 80-летний отставной генерал, участник еще Крымской кампании И. А. Мачканин, который был убит в тот же день с исключительной жестокостью. Его труп был найден с 24 колотыми штыковым ранами и головой, почти отделенной от туловища ударом холодного оружия. Сын зверски убитого генерала штабс-капитан Н. И. Мачканин был расстрелян следом за то, что осмелился похоронить отца. «Убивали людей повсюду: около их домов, близ вокзала, в казармах, трупы находились на улицах, в канавах, в лесу под городом и т. д.; среди зарубленных были офицеры, частные лица, старики, подростки-гимназисты; на всех трупах обнаружены многочисленные ранения и огнестрельным, и холодным оружием, преимущественно по голове, по лицу, по глазам, следы побоев, вывихов и даже удушения, у многих головы раздроблены, лица изрублены, все это свидетельствует о невероятной жестокости убийц, наносивших своим жертвам, раньше, чем с ними покончить, возможно больше мучений…» [72] . Руководили этими зверствами командир частей Красной армии, находившейся в городе, Шпак и комиссар Ашихин, отличавшийся особо изощренной жестокостью по отношению к мирному населению. 4 июля, после того как весть о победе Деникина под Тихорецкой достигла Ставрополя, офицеры города во главе с полковником Ртищевым и его братом, общей численностью около 900 человек, зарегистрированных в местных советских органах учета, подняли восстание. Шпаку удалось вовремя собрать все силы, и с невероятной жестокостью восстание было подавлено. Взятые в плен повстанцы были зарублены шашками во дворе городской тюрьмы. Через несколько дней в селе Кугульта казаки полковника А. Г. Шкуро, находившиеся всего в 14 километрах от города, поймали и повесили ставропольского комиссара Петрова. Труп большевика был отправлен Шкуро в Ставрополь с запиской, что в скором времени весь городской Совнарком ожидает подобная участь. В штабе Шпака начался переполох. Большевики предчувствовали, что снисхождения им ждать не придется, и стали готовиться к эвакуации, не стремясь особенно скрыть следы своих преступлений в городе. Жгли бумаги, вывозили ценности и добивали оставшихся под арестом узников. Шкуро направил свои разъезды в сторону расположения Добровольческой части с извещением Деникину, что переходит под его командование. Из близлежащего села Донского Шкуро телеграфировал в ставропольский Совнарком предложение оставить город в ближайшие 48 часов. В случае неповиновения Шкуро обещал начать вести прицельный артиллерийский обстрел. Телеграмма возымела действие. В отсутствие должно поставленной разведки Шпак не мог знать, что артиллерийских орудий у Шкуро не было и расстояние, отделявшее его «волчьи сотни» от Ставрополя, было не менее чем 30 километров, и поэтому им был отдан приказ о немедленном оставлении города. Эвакуация снова приняла форму беспорядочного бегства. Спешно увозили артиллерию, даже не подумав выставить ее на защиту города, отдельные красноармейцы просто бросали оружие и сдавались в плен безоружным горожанам. Главный палач города Ашихин попытался было уехать на автомобиле, но не смог пробиться сквозь разъяренную толпу граждан, вытащивших мерзавца из машины и поволокших его к городской тюрьме. Утром 22 июля в Ставрополь въехал автомобиль, везший назначенного губернатором города генерала Уварова с ординарцами. Прибыв в город, Уваров провел мобилизацию офицеров и классных чиновников всех ведомств. Им были созданы отряды городской обороны и выставлены караулы у всех важных объектов города, включая казначейство и банки. Следом за этим в город пришли подразделения полковника Я. А. Слащева, развертываясь в городе для его обороны. Ушедшие из города красные, перегруппировав силы, попытались контратакой вернуть Ставрополь назад, но были отброшены. Шпак приказал погрузить легкие орудия на борта грузовиков и двинул их к городской черте. Остановившись у окраин, артиллеристы Шпака открывали шрапнельный огонь по городу, не особо беспокоясь о том, куда попадет шрапнель, а затем отъезжали назад, в расположение своей части; среди мирного населения начались жертвы случайных обстрелов. Так продолжалось несколько дней, пока казаки Шкуро не выследили Шпака и его автомобили и не зарубили красного командира вместе с орудийной прислугой шашками прямо на борту грузовиков. В Ставрополе начала восстанавливаться мирная жизнь. Городским следователям по особо важным делам военным губернатором было дано распоряжение начать сбор данных о злодеяниях большевистской власти в месяцы их пребывания у власти.

71

Сборник «Красный террор в годы Гражданской войны»/ Под ред. д.и.н. Ю. Г. Фельштинского и д.и.н. Г. И. Чернавского. М.: Терра-Книжный клуб, 2004.

72

Указ. Соч.

Успехи Деникина на юге встревожили не на шутку германское командование. Германский генштаб полагал, что после еще одного удачного рейда, Добровольческая армия сможет выйти к портам Черного моря, захватить флот, стоявший на рейде, и высадить десант на оккупированной германцами Украине. Германцы выдвинули ультиматум большевикам потопить флот, угрожая возобновлением войны. Ко времени описываемых событий черноморский флот составляли еще и те суда, которые имели дееспособный экипаж и смогли уйти на военно-морскую базу в Севастополь. Оставшиеся суда были либо оставлены экипажами, либо количество моряков не соответствовало возможности поддерживать суда на ходу. Большевики руками оставшихся сочувствующих красным матросов произвели затопление покинутых судов, а на рейде уже дымили трубами немецкие боевые корабли во главе с линкором «Гебен». В это время отступавшая к Новороссийску красная Таманская армия в размере 40 тысяч штыков была преследуема отдельными отрядами кубанских казаков. При приближении этой массы войск к городу немецкие корабли начали обстрел ее тяжелыми орудиями, не особенно вдаваясь в подробности, кто были эти люди, и кто кого преследовал. Под огнем немецких орудий таманцы бросались врассыпную, а кубанские белоказаки, установив легкие орудия, дали ответный залп по немецким кораблям, стоявшим в порту. Несмотря на то, что легкие оружия кубанцев не причиняли бронированным линкорам никаких повреждений, германским командованием был дан приказ кораблям оставить Новороссийск. Преследуемая белыми, Таманская армия пронеслась сквозь Новороссийск, дошла до Туапсе, сбросив кордоны грузинской армии, охватив город волной грабежей и погромов, и ушла через Гойтхский перевал, мимо частей генерала Покровского по направлению к станице Белореченской, а в начале сентября обрушилась на Армавир, убив после краткого боя около полутора тысяч мирных жителей, а затем отправилась в сторону Невинномысской, чтобы соединиться с Северо-Кавказской Красной армией, преобразовавшись в 11-ю Красную армию под командованием все того же Сорокина.

Однако Юг был освобожден. Перед Добровольческой армией вставали новые задачи, однако это уже совсем другая история.

Глава третья

Против большевизма на Востоке

Великий русский писатель, Иван Алексеевич Бунин, заметил об адмирале Колчаке: «Настанет время, когда золотыми письменами на вечную славу и память будет начертано его имя в летопись русской земли». Человек, чьей биографии с успехом хватило бы на десяток человеческих жизней, стал вождем Белого сопротивления надвигавшемуся кошмару большевизма на востоке погибающей страны. Он отдал все силы и саму жизнь свою для того, чтобы противостоять разрушителям российского государства.

…В ночь на 17 (30) ноября 1918 года в далеком Омске началось стихийное восстание Сибирского казачества. Одним из условий, выдвинутых восставшими, была — отставка Директории. Другим, не менее важным — установление устойчивой военной диктатуры, которая помогла бы организовать людей и сплотить их на борьбу с большевизмом в Сибири. Либеральный состав Директории во главе с Авксентьевым и Зензиновым казаки арестовали, как ненадежный, готовый идти на компромиссы с большевиками, призвав премьер-министра Директории Вологодского созвать экстренное заседание совета министров и принимать радикальные решения по дальнейшему руководству положением в Сибири. Собравшийся совет министров проголосовал за передачу полномочий военному командованию. На основании принятого в ходе заседания «Положения о временном устройстве власти в России» вся полнота власти передавалась Верховному правителю и совету министров. Вероятных кандидатур на пост Верховного правителя было три: генерал-лейтенант Василий Георгиевич Болдырев, управляющий КВЖД генерал-лейтенант Дмитрий Леонидович Хорват и вице-адмирал Александр Васильевич Колчак.

После ряда поражений армии «имени Учредительного собрания» авторитет Василия Георгиевича Болдырева, увязшего в политических интригах, был невысок; управляющий КВЖД Дмитрий Леонидович Хорват, уделявший много времени Дальневосточным проблемам и своему довольно сложному участку службы, был мало пригоден, чтобы стать диктатором всей Сибири. Оставался вице-адмирал Колчак. Уже тогда он был известной личностью, обладал неплохими связями с союзниками России, был уважаем в различных политических кругах, но главное — в него верила армия. Это и определило выбор совета министров. Александр Васильевич был произведен в полные адмиралы, ему было присвоено наименование Верховного правителя, и министры передали ему временно осуществлять верховную государственную власть 18 ноября (1 декабря) 1918 года.

Приняв новое назначение, Колчак в этот же день отдал один из первых своих приказов, определив направление своей деятельности на посту Верховного правителя: «Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственных дел и жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной целью я ставлю создание боеспособной армии, победу над большевиками и установление законности и порядка» [73] .

73

Филатьев Д. В.Катастрофа Белого движения в Сибири. // Восточный фронт адмирала Колчака. М.: Центрполиграф. 2004.

Этими немногими словами определялись задачи правительства, которые предстояло решать в чрезвычайно тяжелых условиях страны, уже два года жившей в атмосфере бесправия, хаоса, разрушенной армии, не представляющей опасности для врага, но враждебной для внутреннего порядка государства. Адмиралу и его правительству предстояло восстановить внутренний порядок на территории и Дальнего Востока, преобразовать и восстановить торговлю, финансовое управление и налоговую систему, воссоздать разрушенный аппарат юстиции, пересмотреть сложившиеся взаимоотношения с союзниками и предпринять усилия убедить их признать Сибирское правительство как легитимную всероссийскую власть. Кроме того, на повестке дня стояли военные вопросы: создание армии, борьба с большевиками и полное их изгнание, после чего заняться фундаментальными вопросами восстановления великодержавного государства.

«Мы не знаем и за преждевременной смертью Колчака никогда не узнаем, как рисовалось ему выполнение всех этих задач и приходило ли ему в голову, что одновременное разрешение их трудноосуществимо» [74] .

Министры правительства, доставшиеся Колчаку «по наследству» от Директории, по своим профессиональным качествам были не настолько подготовлены, чтобы решить масштабные государственные задачи. Единственным профессионалом среди них выделялся министр путей сообщения Леонид Александрович Устругов, человек, сделавший свою карьеру в петербургском министерстве задолго до революции в качестве помощника начальника управления железных дорог и ставший впоследствии начальником Омской железной дороги, привезший с собой квалифицированных помощников.

74

Указ. соч.

По отношению к остальным министрам Верховного правителя современники высказывались, что среди них хороших специалистов «не оказалось в важнейших отраслях управления… Здесь управление попало в руки, так сказать, „любителей“, которые приняли на себя высокие звания, но не несли в себе никаких знаний и своими неумелыми действиями усугубили трудность положения Верховного Правителя, у которого и у самого не было никакого опыта по административному управлению» [75] .

75

Филатьев Д. В.Катастрофа Белого движения в Сибири // Восточный фронт адмирала Колчака. М.: Центрполиграф. 2004.

Поверхностный подход в подборе достойных кандидатов на министерские должности, привел туда немало проходимцев, таких, как, например, министр иностранных дел Сукин, 28-летний «американский мальчик», как его называли, поссоривший своими неумелыми действиями Верховного правителя с японцами, не умевшего снять накал враждебности интернированных чехов, пуская ситуации развиваться по пути наименьшего сопротивления. Бывший Царскосельский лицеист Иван Иванович Сукин, успевший поработать чиновником МИД до революции всего шесть лет, не внушал особого доверия ни американским, ни английским представителям союзников, с которыми он находился в открытой ссоре. Однако, как ни важны были гражданские министры правительства, в условиях разгоревшейся Гражданской войны и придвинувшейся к границам Сибири угрозы большевизма, на первое место выдвигалась деятельность военного министра и военной власти вообще.