Тайны дома Романовых
Шрифт:
Жизнь императрицы Елизаветы Алексеевны
Следует сказать, что крутая характером, своенравная и властная императрица-мать Мария Федоровна откровенно недолюбливала Елизавету Алексеевну, во многом оправдывая своего старшего сына, а ее считая причиной многих несчастий в их доме. Невестка старалась сглаживать острые углы в отношениях со свекровью, не доводить дела до открытой неприязни, и это ей часто удавалось, потому что свекровь ее была женщина не только умная, но и многоопытная, знавшая, что худой мир – лучше доброй ссоры, а также много раз убеждавшаяся на практике, что время
Так они и жили в состоянии, напоминавшем вооруженный нейтралитет, который в любой момент готов был перейти в нейтралитет доброжелательный, а то и в союзнические отношения. Все же не следует забывать, что Мария Федоровна была матерью десятерых детей и к началу войны уже половину из них повенчала.
К тому же Мария Федоровна была женщиной, имевшей далеко не ординарного мужа, каким был Павел Петрович, и она не могла тайно, в душе, не сочувствовать своей горемычной старшей невестке.
Несчастливая личная жизнь, смерть дочерей и любимого человека серьезно подорвали здоровье Елизаветы Алексеевны, и врачи настояли на том, чтобы она поехала лечиться на воды.
8 июля 1810 года императрица выехала из Петербурга в сопровождении самых близких ей людей: камер-фрейлины Анны Протасовой, фрейлины Екатерины Разумовской, гофмейстера князя Александра Голицына и доктора Штофрегена.
Произведя остановки в Риге и Митаве, Елизавета Алексеевна 15 июля прибыла в местечко Плён, где для нее был нанят простой, уютный дом, в котором она спокойно и умиротворенно прожила чуть больше месяца, навсегда сохранив самые восторженные воспоминания об этом отдыхе.
Вторую половину 1810 года провела она, пребывая в печали из-за вечного романа мужа с Нарышкиной, постоянно ощущая вокруг себя холодность двора и скрытую неприязнь поклонников и поклонниц мужа.
1811 год оказался ничем не примечательным для Елизаветы Алексеевны и протекал точно так же, как и предыдущий. Часто предоставленная сама себе, императрица предпочитала чтению светских французских романов занятия географией, ботаникой, экономикой России, открывая для себя огромную, неизведанную страну, населенную десятками очень разных и очень интересных народов, собравшихся вокруг народа великоросского, который поражал ее своей силой и живучестью.
Русской патриоткой Елизавета Алексеевна стала не случайно. Граф Федор Головкин писал о ней: «Она образованна и продолжает учиться с удивительной легкостью. Она лучше всех русских женщин знает язык, религию, историю и обычаи России».
4 марта 1811 года Елизавета писала матери: «Два часа провела в любимом занятии русским языком. Это, действительно, сентиментальное изучение, ибо, конечно, наша литература еще в младенческом развитии, но когда проникнешь во все богатства языка, то видишь, что можно бы из него сделать, а всегда приятно открыть сокровища, требующие лишь рук, которые сумели бы их разработать. К тому же звуки русского языка, подобно музыке, приятны моему слуху».
Начавшаяся война оказалась очень верным средством, способным определить истинные жизненные ценности. Война стала тем событием, которое многое, дотоле обыденное, перевернуло вверх дном. Война заставила задуматься над тем, о чем раньше не задумывались, по-иному оценить то, что раньше ценностями не воспринималось, переосмыслить отношение ко многому.
Война сблизила Елизавету Алексеевну с теми, кого она избегала прежде. Ее единомышленниками и такими же российскими патриотками, как и она сама, оказались Екатерина Павловна и принцесса Антония Вюртембергская, жена будущего героя 1812 года, генерала, принца Евгения Вюртембергского, до замужества принцесса Кобургская, ставшая если не конфиденткой, то уж во всяком случае приятельницей Елизаветы Алексеевны.
Теперь самым значительным казались не дворцовые интриги, не личные обиды из-за козней соперниц, а то, что происходило на земле России.
После падения Москвы, как и в 1807 году, незадолго до подписания Тильзитского трактата, вновь воскресла «партия мира», в которой оказались Мария Федоровна, Великий князь Константин, Аракчеев, Румянцев и многие другие миролюбцы.
Им противостояли сам Александр, Елизавета Алексеевна, Екатерина Павловна, Кочубей, Барклай, Семен Воронцов и, конечно же, отступающая, но не побежденная армия во главе с Кутузовым, которая была для Елизаветы Алексеевны воплощением русского народа, его квинтэссенцией.
26 августа 1812 года Елизавета Алексеевна писала матери: «Я уверена, что вы в Германии плохо осведомлены о том, что происходит у нас. Может быть, вас уверили, что мы бежали в Сибирь, тогда как мы не выезжали из Петербурга.
Мы приготовились ко всему; поистине, только не к переговорам о мире. Чем дальше будет продвигаться Наполеон, тем менее должен он надеяться на возможность мира.
Это единодушное желание Государя и всего народа во всех слоях, и, благодарение Богу, – по этому поводу царит полное согласие. Вот на это-то Наполеон и не рассчитывал; в этом он ошибся, как и во многом другом. Каждый шаг в этой гигантской России приближает его к бездне. Посмотрим, как проведет он в ней зиму».
В этом предвидении Елизавета Алексеевна опередила многих выдающихся русских стратегов и мыслителей, что делает ей великую честь. В самом конце 1812 года под покровительством Елизаветы Алексеевны было учреждено «Патриотическое женское общество», которое явилось одним из наиболее действенных благотворительных обществ для семей солдат и унтер-офицеров, находившихся в действующей армии.
Каждая женщина, вошедшая в состав учредителей «Общества», вносила двести рублей, а почетные ее члены – свыше двухсот – без всякого ограничения. С конца 1812 года и до середины 1823-го было собрано более двухсот тысяч рублей, которые пошли на помощь 2384 семьям, понесшим ущерб в результате войны 1812—1815 годов. Кроме того, 1117 семей ополченцев получили более тридцати тысяч рублей.
Как только русские войска перешли через Неман, императрица все чаще стала задумываться о поездке к Александру. Когда же война перешла в пределы ее родной Германии, мысль об этом стала неотступно преследовать ее, и осенью 1813 года начались приготовления к поездке в действующую армию. Однако сборы эти продолжались довольно долго, и только в конце
1813 года, когда русские и союзные австрийские и прусские войска подошли к Рейну, решено было отправляться в путь.
Итак, когда Елизавета Алексеевна была готова отправиться в путь, Александр был в гостях у ее матери – маркграфини Амалии Баденской.