Тайны Древнего Лика
Шрифт:
Доусон вновь достал из кармана пачку «Нат Шерман», повертел в руках и, так и не вытащив сигарету, бросил на стол.
– Вот, для примера, – продолжал он. – Нам известен бродячий философ-самоучка Иисус с учениками-апостолами. Бескорыстный странствующий проповедник, пытавшийся вдолбить людям новую – или старую – мораль… А откуда мы знаем, как там было на самом деле? Со слов Луки и Марка? А кто такие Лука и Марк? Кто такие Матфей с Иоанном? Что они писали – мемуары или фэнтези? А если Христос был не философом, а главарем шайки разбойников, и не проповедовал он, а грабил и убивал? Может быть, именно так оно и было, Алекс? И распяли его как разбойника, а Варавву отпустили, потому что именно Варавва и был безобидным проповедником со
– Ну, это вы передергиваете, Пол, – сказал Батлер, на шаг отступив от стола.
– Почему передергиваю? Не знаем мы ничего, Алекс, и не узнаем. Это я вам как историк говорю. Как представитель несуществующей науки. Да и что изменилось бы, даже притащи вы с Марса египетскую мумию? По-моему, ничего. Положили бы эту мумию в какой-нибудь «ангар восемнадцатъ», к инопланетным «летающим тарелкам» – и все. А вы хоть круглосуточно давайте интервью направо и налево – на официальную науку ваше красноречие никак не повлияет.
– Скептик вы, однако, – заметил Батлер.
Спорить ему не хотелось, самочувствие не располагало к спорам. Да и суждения Доусона были, в общем-то, ему созвучны, хотя сам он до такого радикализма никогда не доходил.
– Я не скептик, я просто стараюсь смотреть на вещи реально. И я уже вышел из того возраста, когда верил, что любой ученый готов пожертвовать всем ради постижения истины. А если эта новая истина камня на камне не оставляет от его теории, на которой он сделал себе имя? И еще, Алекс, не в обиду вам будет сказано… Очень много у нас торопливых, делающих скоропалительные выводы, спешащих заявить о связях, которых на самом деле, возможно, и нет. Я не поучаю, не замечание делаю, а просто констатирую.
– Вы считаете, что вывод о связи марсиан с древними земными цивилизациями скоропалителен? – Батлер почувствовал легкое раздражение. – То есть это гениальный египетский ученый Имхотеп в третьем тысячелетии до Рождества Христова сконструировал и построил космический корабль и послал его на Марс с командой обученных рабов и с грузом мумий фараонов – дабы уберечь останки царственных особ от всяких земных передряг?
Доусон поднял палец:
– Вот! Видите, как вы сразу же принимаете это в штыки? Потому что вам показалось – я покушаюсь на ваши воззрения, которые вы считаете единственно верными.
– Да я ведь собственными глазами видел…
– Не кипятитесь, Алекс, – успокаивающе сказал Доусон. – Я не собираюсь оспаривать то, чему есть подтверждение. Хотя оно и недосягаемо ни для нас, ни для, опять же, широкой публики. Я всего лишь имею в виду ваши слова насчет Сфинкса из Гизы и Сфинкса из Сидонии. Тут-то связь не только не очевидна, но, скорее всего, никакой связи и вовсе нет. Марсианский Сфинкс – это убежище, это аналог Агарти*. А египетский? Скульптура, не более того. То ли бог Хармахис, то ли чудовище Сфинга, что загадало загадку Эдипу… То ли его создали атланты, то ли египтяне… Не знаю, как вам, а мне по душе предположение о земной копии созвездия Льва, хотя с не меньшей вероятностью может быть, что это вольное, скажем так, изображение того же Имхотепа. Или фараона Хефрена-Хафры. Все зыбко, Алекс, все построено на песке… и, как говорил мудрый Экклезиаст, нет памяти о веках, что были прежде, да и о том, что будет, памяти тоже не останется. Вот уж действительно: суета сует – все суета! Не знаем и не узнаем… * Легендарная подземная страна. (Прим. авт.)
– Так зачем же вы тогда ездите в экспедиции? – не выдержал Батлер. – Сидели бы дома да читали Экклезиаста.
Пол Доусон широко улыбнулся:
– Отвечу так же, как уже вам отвечал: просто мне интересно. Мне интересно, Алекс. Да, я в грош не ставлю историю как научную дисциплину, но мне интересно участвовать, если выражаться красиво, в поисках кусочков прошлого. Пусть даже потом эти кусочки никуда не лепятся. И не стоит раздражаться – я ведь не навязываю свое мнение. Просто захотелось поделиться, вы ведь человек неравнодушный
Батлер прищурился:
– Что, по мозгам моим пробежались?
– Боже упаси, Алекс! Просто я чуть-чуть, как мне кажется, разбираюсь в людях. – Доусон помолчал, рассеянно покрутил чашку. – А знаете, что меня тревожит, Алекс? Вот мне – интересно, и вам тоже интересно. И многим другим. Мы пытаемся докопаться до истины, узнать что-то новое, мы в постоянных поисках, и пусть даже ищем мы, возможно, совсем не там и не то – но ищем же! Да, нас, таких, относительно много, но наша доля, наш удельный вес в общем количестве населения планеты неуклонно падает. Тот же Имхотеп был единственным ученым, искателем истины, среди десяти тысяч человек – число беру совершенно условное; а сейчас в Египте, скажем, тысяча ученых – настоящих ученых, а не присосавшихся к науке! – но уже на сорок пять или там пятьдесят миллионов населения. Подавляющее большинство наших соплеменников-землян уже давно перешло из категории «человек разумный» в категорию «человек потребляющий», «хомо консуменс». Потребляющий хлеб свой насущный, товары, информацию… Юзер. Общество перешло в стадию глобальной дебилизации, и я не вижу, какая сила смогла бы вытащить его из этой стадии. Знаете, есть в исламе такое понятие: «райя». Скот. Стадо. Быдло. Это те, кто в хлеву, в болоте, кто никогда не дотянется до небес, кому даже в голову не придет хоть раз взглянуть на звездное небо и задуматься: откуда оно? почему оно звездное? Голова у них только для того, чтобы есть. Кушать хлеб насущный. Тупые сериалы, рекламные ролики и триллеры – вершина их культурных устремлений, и вообще, телевизор – единственный их бог. Мы живем в эпоху всеобщего дебилизма, Алекс, и дальше будет еще хуже. Продолжится снижение интеллектуального потенциала, и наша техногенная цивилизация скончается. И вновь нагрянут средние века, только бал будут править уже не белые, а черные и желтые…
– Не сгущаете краски? – с сомнением спросил Батлер, уже как-то по-новому глядя на сидевшего боком к столу человека с ничем не примечательней внешностью участника киномассовки. – Не только не сгущаю, а даже, напротив, разбавляю, – ответил Доусон. – Причем это только набросок. Эскиз.
– У вас, случаем, еще одной необычной «девиации» нет, как у Иоанна Богослова?
– Нет, в будущее заглядывать не умею. Да и какая в этом нужда? И так понятно, куда мы идем. То есть катимся.
– Или куда нас несет, – добавил Батлер. – Интересный вы человек, Пол, только дискуссию я сейчас не вытяну. Я лучше еще воды выпью. – Он кивнул на бутылку. – Хорошая вода, из айсберга. Не хотите?
– Нет, спасибо, – отказался Доусон и покосился на лежавшую на столе пачку сигарет. – Я бы лучше закурил…
– Ладно, курите, – разрешил Батлер, наполняя стакан. – Я уже почти в норме. Отделался легким испугом.
Доусон быстро придвинул к себе пепельницу, щелкнул зажигалкой и с удовлетворенным видом выдохнул первую порцию дыма. Сразу же сделал новую затяжку и сказал:
– Действительно, что-то я разошелся. Вернемся к нашим марсианам. Что вы собираетесь предпринимать дальше, Алекс? Докладывать агентству?
Батлер оторвался от стакана и ответил:
– Нет. Пока – нет. Вспомнил-то я еще не все. Я бы съездил в местную клинику Святого Марка. Флоренс меня просила… Если хотите, можете составить мне компанию. Тут какая-то туманная история…
51.
– Пожилая женщина? Не может ходить? – переспросила сидевшая за толстой прозрачной перегородкой темнокожая медсестра, пристально глядя на Алекса Батлера. – Вы что, не знаете, как ее зовут?
– Забыл, – ответил Батлер. – Меня… нас попросили проведать ее, поговорить. Ее возят в кресле… Так нам сказали. Ну, забыл я имя, дырявая голова…