Тайны древних руин
Шрифт:
—Ну и сукин же ты сын, Звягинцев. Мало того, что сменил меня на полчаса позже, так ты, ни свет ни заря, погнал меня еще и за анодными батареями.
—А при чем тут я? Это командир сказал.
—Командир сказал,— передразнил я его.— Вот проснется он, узнает о твоих проделках да всыпет по первое число, тогда закажешь и пятому.
—Думаешь, если ты его дружок, то тебе все можно?
«Скажет же такое— «дружок». Знал бы ты, Звягинцев, какой я ему дружок— не захотел бы ты быть в моей шкуре»,— подумал я и добавил вслух:
—Шутить, Сеня, можно и, наверное, нужно, когда это к месту, но не так грубо,— уже спокойно ответил я Звягинцеву, укладываясь
—Вот люди,— слышал я сквозь дремоту.— Шуток не понимают. Для чего тогда придумано первое апреля?
—Такие люди завсегда обижаются,— басил Сугако. Проснулся я от того, что меня опять кто-то дергал за плечо.
—Вставай. Командир сказал, чтоб ты шел за анодными батареями.
—Вы что, с ума посходили? Думаете, если сегодня первое апреля, то можно издеваться над человеком весь день? Хватит с меня, ни за какими анодными батареями я больше не пойду,— ответил я и снова улегся в постель. Не успел я задремать, как услышал крик:
—Встать, разгильдяй!
Я открыл глаза, но не сразу понял, кто и что от меня требует.
—Приказано встать!— повторился крик, и Демидченко сорвал с меня одеяло.
Я вскочил как ошпаренный.
—Вы почему не выполняете приказание?
—Товарищ старшина второй статьи,— разозлился и я, махнув на все рукой.— Может, уже хватит?
—Что хватит?
—Издеваться над человеком.
—Кто же над вами издевается?— тон у командира был спокойный, но за этим кажущимся спокойствием ощущалась надвигающаяся гроза.
—Вначале Звягинцев, а теперь еще один шутник выискался,— и я рассказал собравшимся, а собрались все, историю с анодными батареями.
Долго после этого раскатывалось эхо гомерического смеха. Казалось, что наша гора— Олимп, а все собравшиеся— боги. Я же— простой смертный, случайно оказавшийся среди богов. Смеялись все, и не миновать бы мне еще двух нарядов вне очереди, если бы смог удержаться от смеха и сам командир отделения.
—Так что, может, и Михась решил подшутить?— спросил в перерыве между приступами смеха Демидченко.— Михась! Говори, сукин кот, правду.
Лученок тоже давился от смеха, и его ответу «Дали-бог, правда» никто не верил.
—Какая там правда? Вы посмотрите на его рожу.
—Да нет, лицо у Лученка вроде бы серьезно.
—Вот такое же серьезное лицо было и у Звягинцева, когда он от вашего имени посылал меня на рассвете за анодными батареями.
Новый взрыв хохота потряс гору.
—Ну черт с вами, как хотите. Но если что, то кое-кому придется идти за продуктами и анодными батареями пешочком до самого Севастополя.
Прошло, может быть, полчаса. Мы уже готовились к завтраку, как вдруг на верхней части склона горы показался водитель мотоцикла Саша Переверзев, весь увешанный тюками. Поднявшись до края площадки, он сел в изнеможении прямо на камни. Пот градом струился с его лица.
—Ну, господа-товарищи! Вижу, зажирели вы тут окончательно. Даже за своим собственным пропитанием не желаете спускаться вниз.
Демидченко, сдерживая смех, сам помог Переверзеву освободиться от тюков. Снимая последний пакет с плеч Переверзева, командир сказал:
—Понимаешь, Саша, какая петрушка получилась.И тут уже все наперебой начали рассказывать о случившемся.
—Тебе бы, Саша, надо было завернуться и уехать в дивизион. Я бы их, шельмецов, заставил потом нести все это на себе пешочком от самого Севастополя,— разъяснял Демидченко мотоциклисту.
—Артисты,— уже дружелюбно заметил Переверзев.
—Садись, Сашок, поближе да и позавтракаем вместе. Ты, наверное, как и Нагорный, с рассвета сегодня маешься.
После завтрака, во время которого не прекращалось обсуждение моей ходьбы за анодными батареями, Демидченко уехал на мотоцикле в штаб дивизиона. Обязанности командира отделения на время своего отсутствия он возложил на Лученка.
В нашем отделении комсомольцы все, кроме Сугако. Сегодня меня избрали комсоргом.
—Один вопрос решили. Что еще надо обсудить? — спросил я.
—Самае галовнае— як нам умацаваць сваю пазицыю,— сказал Лученок, сняв наушники.
—Ты дывысь! Я думав— вин ничого нэ чуе. А выявылось, що вин и Ганну голубыть, и Наталку шануе.
—Без командира решать такие вопросы нельзя,— возразил Звягинцев.
—Ну до чего ж ты формалист, Сеня,— ответил ему Лев Яковлевич.— Нет чтоб сказать: «Так, мол, и так, ребята», так ты: «Без командира решать такие вопросы нельзя». А командир между прочим приедет сегодня, построит всех на вечернюю поверку и очень даже может сказать: «Про вас, товарищи краснофлотцы, говорят в экипаже, что вы орлы. А какие ж вы к черту орлы, если к вам, как к цыплятам, может подобраться самая паршивая лиса». И тут я сказку: «Разрешите вопрос, товарищ старшина второй статьи?»— «Разрешаю»,— ответит командир.— «А мы, между прочим, когда вы исполняли обязанности, даже боевой план составили».— «Кто ж такой план придумал?»— заинтересуется старшина.— «Сеня Звягинцев».— «Представить его за такой боевой интерес к самой какой ни на есть высшей награде». Вот, Сеня, какой кандибобер может из этого получиться. Ты меня понял?
—Ну ты скажешь.
—Шкада, нельга пакинуць рацыю. Я б вам паказав, што и дзе трэба рабиць.
—Ты, Михась, не беспокойся,— поднимаясь, сказал Звягинцев.— Мы тоже что-нибудь придумаем.
—Ды ты ужо прыдумав сення. Да гэтуль ад смеху вантробы баляць.
Обходя каменистые выступы вершины горы, я подумал: «А что, если бы нам пришлось обороняться, вести бой с атакующим противником? Не сладко бы нам пришлось. Здесь же не за что зацепиться. Противник оказался бы в более выгодных условиях, чем мы. На его стороне густые кустарники, каменистые выступы. Мы же на открытой гладкой макушке. Да нас же, как цыплят, голыми руками можно поснимать. Эх, отрыть бы круговую траншею да еще в полный рост, с выходом в укрытие— каземат. А сверху,— продолжал я мечтать,— натянуть сетку с какой-нибудь травкой. Смотри с корабля, соседних гор, с самолета в самый сильный бинокль— ничего не увидишь. Какая была бы траншея! Ни один земляной ров и в подметки ей не годился бы. Даже снаряды были бы ей нипочем». Шедший рядом со мною Лев Яковлевич, будто подслушав мои мысли, сказал:
—Как же ты отроешь ее в этой скале? И тут все наперебой заговорили.
—Пустая затея.
—А нашу пещеру как-то же выдолбили?
—Сколько лет ее долбили?
—Сколько ни долбили, но все же выдолбили.
—А если ломом или киркой попробовать?
—Была бы это пенка на молоке— с удовольствием попробовал бы.
—Нет, серьезно. Пусть это будет не так быстро, как в мягкой земле, но, может, что и получится.
И мнения, как это часто бывает, разделились. Одни считали, что отрыть траншею в каменной тверди в принципе можно, но на это уйдет очень много времени. Другие доказывали, что сделать что-либо своими силами практически невозможно, лучше ограничиться малым: выдолбить по небольшому углублению для каждого бойца, и дело с концом. Долго спорили, а потом все же решили: начинать нужно с простого— затребовать ломы, кирки и лопаты.