Тайны дворцовых переворотов (др. изд.)
Шрифт:
Почти месяц отец первой «царской невесты» тщетно ожидал какого-либо сигнала от вождя проелизаветинской фракции. Тот «на связь» с ним больше не вышел. 5 апреля ни после литургии в домовой церкви, ни во время угощения гостей в аудиенц-камере «чаркой водки», ни за обеденным столом Екатерина не намекнула, не обмолвилась о сговоре. Князь не понимал, что происходит. Через день, 7 и 9 апреля, он дважды навещал покои Елизаветы и наверняка пытался выяснить у нее, в чем дело. Девица, похоже, отчасти развеяла мрачные мысли посетителя, ибо Светлейший по-прежнему остерегался сближаться с Голицыными. 10 апреля императрица «впала в горячку». В тот же вечер Меншиков с супругой и свояченицей (Варварой Михайловной Арсеньевой) переехал с Васильевского на Адмиралтейский остров и поселился в соседнем с Зимним дворцом доме Ф. М. Скляева – вотчине Дворцовой канцелярии. Несмотря на серьезность болезни Ее Величества, новый
16 апреля стало не до «веселий». Возможно, в то роковое воскресенье Лиза впервые за полтора года забыла о честолюбии и амбициях. Мать поразил тяжелый припадок удушья. Она лежала при смерти. Гофмедики Блюментрост, Пагенкампф, Лесток и Бадер беспомощно разводили руками, уповая на милость Господа, и младшая дочь, боявшаяся за жизнь матушки, вряд ли думала в те минуты о российской короне. Вместе с ней в Столовой комнате на первом этаже плакала и терзалась неизвестностью старшая сестра Анна. А в другой, смежной палате на кровати сидел захмелевший Антон Девиэр и что-то шептал на ухо усевшемуся рядом одиннадцатилетнему великому князю.
Генерал-полицмейстер, вероятно, с горя выпил лишнего и оттого вел себя развязно: смешил придворных, ухватил рыдавшую Софью Карловну Скавронскую за талию и покружился в паре с нею, вроде бы танцуя. Потом нахально то ли попросил, то ли предложил рюмку вина Анне Петровне. В общем, Антон Мануилович утратил самоконтроль, натворил и наболтал много чего нехорошего. Впрочем, Елизавету Петровну тогда мало волновали безобразные сцены с участием генерала. Но в какой-то момент к тетушке подошла великая княжна Наталья Алексеевна и пересказала слова брата. Якобы глава полиции говорил мальчику: «Поедем со мною в коляске. Будет тебе лутче и воля!» Скорее всего, поначалу цесаревна отреагировала на жалобу племянницы равнодушно: мол, не связывайтесь с дураком. Однако потом, когда вечером императрице полегчало и кризис миновал, принцесса вспомнила о пьяном лепете португальца и уловила в нем многозначительный смысл {30} .
Пока царские дочери обливались слезами, а Девиэр куражился на виду у всех, Александр Данилович посвятил весь день государственным заботам. В девятом часу утра князь по зову Екатерины явился в царскую опочивальню и выслушал волю умиравшей: «Чтоб ея дочь Елизавета была ея преемницей!» Вот оно – судьбоносное мгновение! Меншиков немедленно созывает министров и генералитет на совещание во дворец. Послал за всеми, кроме герцога Голштинского. Карла-Фридриха проигнорировали, очевидно, из-за того, что перед тем как выйти к сановникам, Светлейший поинтересовался мнением ключевой фигуры. Ответ Елизаветы не мог не привести вельможу в замешательство. Цесаревна «сочла удобным поддерживать права Петра II». Возник вопрос: если власть принцессе безразлична, то кто и почему более двух месяцев морочил голову его светлости? Правда, днем 16 апреля размышлять о том было некогда. Меншиков сориентировался в непростой ситуации довольно быстро и вынес на рассмотрение коллег такое предложение: хотя императрица настаивает на кандидатуре младшей дочери, не учитывать всенародное расположение к внуку императора тоже нельзя. Будет правильным провозгласить наследником престола юного Петра, а главой регентского совета из двенадцати членов назначить Елизавету Петровну. После замужества с епископом Любекским цесаревна станет главной претенденткой на корону в случае ранней кончины Петра Алексеевича или при отсутствии у него потомства.
Ей-богу, Светлейший выдвинул самый оптимальный вариант разрешения политического кризиса. Собрание единодушно одобрило план князя. Ведай Елизавета о том, что ее соперник с того дня не проживет и трех лет, она, безусловно, велела бы матушке санкционировать проект тестамента. Увы, девушка не знала своей судьбы, рассуждала трезво и по очевидным причинам забраковала компромисс, суливший ей только роль правительницы на четыре с половиной года и призрачные надежды на грядущее воцарение после бездетного (гарантий тому никаких) Петра. Кроме того, регентство не позволило бы семнадцатилетней тетушке выйти замуж за подростка, даже при изгнании из России жениха-голштинца. Общество опекунше подобного святотатства не простит и, напротив, пожалеет несчастную цесаревну, идущую под венец из-за прихоти молодого самодура-императора. Так что опасения ряда персон, сомневавшихся в апробации Екатериной сочиненной на ходу импровизации, полностью подтвердились. Императрица бумагу не подписала.
17 апреля
23 апреля около трех часов пополудни Александр Данилович, пообедав у советника Егора Пашкова, вернулся в Зимний дворец и сразу же поднялся на второй этаж к Елизавете Петровне. Немного погодя оба вышли на дворцовое крыльцо вместе с Петром Алексеевичем и Натальей Алексеевной. Компания уселась в карету, которая покатила к Невской прешпективе, чтобы в объезд, а не напрямую по Верхней набережной или Немецкой улице приехать к Летнему дому. Значит, у взрослых назрела потребность поговорить о чем-то важном, и не торопясь. Присутствие детей помогает понять, на какую тему. Елизавета сообщила другу царской семьи о странной попытке Девиэра днем 16 апреля увлечь на прогулку малолетнего Петра. Подростки описали подробности происшествия. Мысль о заговоре с целью опередить Светлейшего, без участия «полудержавного властелина» добиться провозглашения мальчика преемником Екатерины, напрашивалась сама собой. Естественно, князь поблагодарил девицу за предупреждение. Весь вечер оно не давало ему покоя. А около полудня 24-го числа по окончании заседания Верховного Тайного Совета Меншиков позвал к себе Д. М. Голицына и рассказал ему обо всем. Вдвоем они раздумывали над наивной искренностью ребят и по истечении часа сошлись на том, что от предостережения не стоит отмахиваться, то есть без расследования не обойтись.
После обеда, во втором часу дня, Александр Данилович отправился на прием к императрице и без проблем склонил больную к подписанию указа об аресте главы столичной полиции. Надо полагать, одна юная особа не сидела, сложа руки, и подготовила царицу к неизбежности такого шага. Антона Мануиловича взяли под стражу тотчас по выходе Светлейшего из покоев Ее Величества. Благо генерал в ту пору как раз пребывал во дворце. Девиэра, униженного публичным снятием красной ленты ордена Александра Невского, отвезли в Петропавловскую крепость, а шурин узника (Девиэр был женат на родной сестре князя) вечером посетил двух своих советников – барона Остермана и цесаревну Елизавету. У красавицы поздний гость предпочел задержаться на ужин {32} .
Итак, Меншиков заглотнул наживку. Теперь принцесса надеялась вырвать на допросах у арестанта признание о встрече с Толстым. Правда, Данилыч медлил брать быка за рога. Три дня потратил на формирование следственной группы из шести человек, на совещания с Остерманом и с новыми союзниками – Голицыным и Головкиным. Лишь в девятом часу утра 28 апреля Г. И. Головкин, Д. М. Голицын, Г. Д. Юсупов-Княжево, И. И. Дмитриев-Мамонов, А. Я. Волков и Ю. И. Фаминцын приступили к работе. Комиссия не располагала никакими уликами, кроме жалоб великого князя. Дерзости, совершенные по пьянке во дворце, под политическую статью не подведешь. Поэтому Девиэр без труда обелил себя и отрекся от реплики, якобы сказанной Петру Алексеевичу: ну, неверно истолковала родня императрицы шептания генерал-полицмейстера, и все тут.
Зашедшая в тупик шестерка поспешила на другой берег Невы за дальнейшими распоряжениями, которыми царица и снабдила докладчиков. Похоже, в Зимнем дворце предвидели, какие ответы даст обвиняемый, ибо Екатерина велела объявить арестанту: «Ея Величеству о том Его Высочество великий князь сам даносил самую истину. И Ея Величество на том утверждаетца. И сама изволила ево, Антона, присмотреть в ево противных поступках, и изволит знать многих, которые с ним сообщники были». И вдобавок пригрозила, если не назовет тех, «которые с ним сообщники в ызвестных притчинах и делах, и х кому он ездил и советывал, и когда», то подвергнется пытке. Так, Антону Мануиловичу пространно намекнули, чего от него хотят: подробного изложения разговоров с Бутурлиным и Толстым.