Тайны эры Водолея
Шрифт:
Богиня или бог, правящие колесницей, - мотив, известный в древнем мире. Хочется вспомнить божественную квадригу этрусков, например. Серебро, золото и орихалк, использованные атлантами в архитектуре и убранстве, должны были создавать гармонию золотисто-оранжевого и серебристо-белого. Но к этому нужно добавить и третий цвет - черный. Это цвет поделочного камня, который не забыли упомянуть в связи с Атлантидой египетские жрецы.
На острове били два источника - холодный и горячий, сообщает Платон. Вода в них была удивительна, она обладала целительной силой. Источники обвели стенами, насадили подле деревья и направили воды в купальни под открытым небом. Были и купальни с теплой водой - зимние, причем отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и отдельно для коней. Каждая купальня была соответственно украшена. Водовод шел в священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве
Был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в длину шедший по всему кругу. Построены помещения для царских копьеносцев; самые верные копьеносцы были размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а надежнейшим из них были отданы помещения в акрополе. От моря начиналась стена, которая на всем протяжении отстояла от большого водного кольца (и от гавани) на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала, входившего в море. Пространство возле нее было застроено, а канал гавани и сама гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду прибывали купцы. Днем и ночью здесь слышались говор, шум и стук.
"...Весь этот край, - пишет Платон, - лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но и вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до самого моря, являла собой ровную гладь; в длину она имела три тысячи стадиев, а в направлении от моря - две тысячи. Вся эта часть острова была обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно и леса, огромные, разнообразные, в изобилии доставлявшие дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный, а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала, никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих, выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что слышали; он был прорыт в глубину в плетр, ширина на всем протяжении имела стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море. Выше по течению от него были прорыты прямые каналы, которые шли по равнине и затем снова стекали в канал, шедший к морю, причем они отстояли друг от друга на сто стадиев. Они соединялись между собой и с городом протоками, по ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай снимали по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из каналов воды, источаемые землей".
Далее Платон рассказывает о военной организации атлантов. Цифры, которые он приводит, могут показаться преувеличенными и преувеличенно-точными, они-то, пожалуй, и породили в свое время скептическое отношение к Атлантиде в целом. Ведь численность армии атлантов для того, очень давнего времени превосходила все, что известно даже тысячелетия спустя. Впрочем, выслушаем Платона.
"Каждый участок равнины должен был поставлять одного воина-предводителя, причем величина каждого участка была десять на десять стадиев, а всего участков насчитывалось шестьдесят тысяч; а то несчетное число простых ратников, которое набиралось с гор и из остальной страны, сообразно числу участников распределялось между предводителями. В случае войны каждый предводитель обязан был поставить шестую часть боевой колесницы так, чтобы всего колесниц было десять тысяч, а сверх того, двух верховых коней с двумя всадниками, двухлошадную упряжку без колесницы, воина с малым щитом, способного сойти с коня и биться в пешем бою, возницу, который правил бы обоими конями упряжки, двух гоплитов, по два лучника и пращника, по трое камнеметателей и копейщиков".
Каждый из десяти царей в своей области (и в своем государстве) имел власть не только над людьми, но и над большей частью законов, сообщает философ, так что мог казнить любого, кого пожелает. Отношения же царей между собой были такими же, как при Посейдоне, - так велел закон, записанный первыми царями на орихалковой стеле в центре острова - внутри храма Посейдона.
В этом храме они собирались на пятый или шестой год, чтобы совещаться, разбирать, не допустил ли кто-нибудь какого-нибудь нарушения.
Тут же они
Существовало множество особых законоположений о правах каждого из царей, но важнее всего было следующее: ни один из них не должен был поднимать оружия против другого, но все обязаны были прийти на помощь, если бы кто-нибудь вознамерился свергнуть в одном из государств царский род, а также, по обычаю предков, сообща советоваться о войне и прочих делах, уступая верховное главенство царям Атлантиды. Притом нельзя было казнить смертью никого из царских родичей, если в совете десяти в пользу этой меры не было подано свыше половины голосов".
* * *
"В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от богов природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и высокий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка... но, храня трезвость, отчетливо видели, что все это обязано своим возрастанием общему согласию в соединении с добродетелью. Когда же это становится предметом забот и оказывается в чести, то все идет прахом, а вместе с тем и гибнет добродетель. Пока они так рассуждали и пока божественная природа (то есть происхождение) сохраняла в них свою силу - все их достояние, вкратце описанное, возрастало. Но когда ими унаследованная от бога доля ослабла, многократно растворяясь в примеси простых смертных, и когда возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей. Неспособные усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались себе прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила".
Этот интересный диалог остался недописанным. Успев высказаться, Платон не успел завершить последнюю мысль. Можно лишь гадать, почему он не поставил точку.
"И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из своих обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами..."
Это последние слова Платона о судьбе атлантов. Диалог "Критий" обрывается на этом, и мы никогда не узнаем точно, что же хотел сказать его автор о каре Зевса.
"Критий" не был последней работой Платона, им были написаны затем "Законы". Может быть, окончание диалога утеряно, как утеряны некоторые другие произведения Платона? А может быть, решение Зевса было столь ужасным, что рука мудреца не в силах была продолжить труд и остановилась точно сама по себе? Можно строить лишь гипотезы и догадки. Странно, что труд Платона привлек внимание много лет спустя, оставаясь почти незамеченным при жизни.