Тайны гор, которых не было на карте...
Шрифт:
— А, представь, Маня, был бы у нас воздушный шар, сели бы мы, и полетели до самого дворца! Ну, или парашют… — Борзеевич с надеждой заглянул Дьяволу в глаза, обойдя его.
— С этой стороны мы бы не поднялись! — сказала Манька, чуть отступая от края пропасти.
— А я что говорил! — согласился Дьявол. — Так и быть, Борзеевич, с тобой мы как-нибудь спустимся, а Маньке пора учится летать!
— Как летать? Убьюсь же! — изумилась Манька, подозревая, что хотя бы на этот раз Дьявол шутит.
— Нет, Маня, набегалась! — ответил Дьявол серьезно. — Все птицы так делают — выкинули птенца из гнезда, он и полетел. Не полетел, значит, не птица вылупилась. У тебя одно крыло от крови красное было, второе в засилье, а сейчас оба белые. В гору вряд ли поднимут,
Манька посмотрела за спину, но никаких крыльев не увидела. Даже горбик не обозначился. Но в Аду были. Правда, бесполезные какие-то. Но она видела их, а если не видит, получается, что их как бы нет.
— Захотела увидеть Царствие Небесное глазами! Затылком смотри! — пристыдил ее Дьявол.
Манька ахнула. Были! И такие белые, такие пушистые и большие! Прямо как у людей в Саду-Утопии!
— Расправь для начала, — посоветовал Дьявол. — И перестань глазеть. Для управления зрение не обязательно.
Манька пробовала и так, и сяк, но они висели, как две портянки Борзеевича, которые иногда он развешивал просушиться. Но красиво висели. Борзеевич смотрел ей за спину завистливо, понимая, что у нее там что-то есть, но ему посмотреть на это не дано. Он достал пару горошин и метнул их в Маньку — она поймала на лету: нет никаких крыльев и никакого Дьявола, даже Борзеевича нет, откуда им быть, если все в мире материально, а они нет! Тогда за каким горем меня в эти горы понесло? — Манька показала Борзеевичу кулак.
— Не получается! — констатировала она с сомнением.
— Маня, они летали бы сознанием, если бы умели. Надо дать им волю, а после приметить, чем они в твоем сознании управляются. Ладно, — сказал Дьявол, подхватывая Борзеевича. — Ждем тебя внизу, но ждем недолго!
И спустя мгновение Борзеевич, наверное, прыгал возле деревьев, махал руками и что-то кричал, только рассмотреть его и расслышать Манька уже не могла. Отсюда их попросту не было видно, лишь на мгновение показалось.
Она встала на краю обрыва, закрыла глаза, отсчитывая удары своего сердца…
И ступила вниз… сердце ухнуло вместе с ней. Что же она не успела за свою жизнь… Сказать Борзеевичу и Дьяволу, что лучше их никого на свете не было и любит их? И долги не все вернула…
Это конец!
Но нога ее никуда не провалилась. Дальше тоже была земля. Она приоткрыла один глаз и обнаружила, что рядом стоят Дьявол и Борзеевич. Один довольный, другой с лицом вытянутым.
— Я умерла? — вслух подумала Манька, с сомнением ощупывая себя.
Сие было невозможно — место ни на Ад, ни на Рай не походило. Она оглянулась. Позади осталась гора, которая заканчивалась высоко вверху, разглядеть получилось только часть горы.
— Разум здесь не уместен. Крылья — творение Небесное, на материальном плане они уже давно забыты человеком, — сказал Дьявол, с удовольствием погладив Манькины крылья. Она почувствовала, но Борзеевич, потыкал пальцем в то же место и ничегошеньки не обнаружил. — Куда теперь? — спросил Дьявол, с усмешкой наблюдая за Борзеевичем. — Маня, рули!
— М-м-м… Да… — нос Борзеевича наполнился соплями, как всегда, когда он что-то не мог себе объяснить.
— Пойдем в обход. По северной стороне вдоль реки со стороны гор. Там леса, и мы проберемся в глубь государства, оставаясь незамеченными, — предложила Манька маршрут, который наметила еще на вершине.
— Я знал, что ты это скажешь! — рассмеялся Дьявол. — А если нас прижмут к горам? С этой стороны в горы не поднимемся.
— Ничего смешного! На ее месте я поступил бы так же! — сказал Борзеевич, он все еще морщил лоб, пытаясь объяснить себе феномен телепортации, поглядывая за Манькину спину. — Не поднимемся, но нам и не нужно в горы, а по реке сможем уйти от погони.
— Чем дольше о нас не знают, тем больше шанса добраться до Помазанницы. Вдоль реки селений немного, — сказала Манька с некоторым недовольством. Смех Дьявола она восприняла, как насмешку над своей трусостью. — Хотя, уже думаю, на кой хрен она мне сдалась?
Оба, и Дьявол и Борзеевич уставились на нее разом, закалывая взглядом, который трудно было перевести на человеческий язык.
— Нет, правда, — отступила она назад, — я понимаю, что они мне жизни не дадут, пока не убьют, но… — она пожала плечами, — меня это вовсе не пугает. Мне смешно смотреть, как вампиры издеваются над гнилой мукой, прикрученной в мою сторону. Конечно, распотрошить это осиное гнездо следовало бы… Отравить им жизнь…
— Тогда нам сюда! — сказал Дьявол, указывая направление и первым вышагивая с гордо поднятой головой.
Манька и Борзеевич поплелись следом. Усталые, но заинтересованные: на пути их лежал город, которым залюбовались сверху, заприметив его очертания.
Город был недалеко, и странно, что его до сих пор никто не нашел. Или нашли, но почему-то скрывали. Особенно удивлялся Борзеевич — он знал эту часть государства, как свои пять пальцев.
Манька всегда интересовалась древностями. Она не забывала, что место на Олимпе умозаключений уже занято, проявляла любопытство чисто по-человечески, для себя. Как и Борзеевич, она любила древнее — но ей никогда не представлялся случай подержать в руках артефакты, если не считать проклятые города, в которых, к счастью, не покопалась, да некоторые признаки присутствия людей в горах. Такие артефакты, которые восхищали мир, она в глаза не видывала, судила о них по книжкам, по рисункам, зато Борзеевич знал много и рассказывал — да так красочно! Теперь и у нее появилась возможность поискать разгадки на ответы, над которыми билась армия ученых, которым за их рассуждения платили немалые деньги. Она об этом не мечтала даже, кто бы стал ее слушать? Но иногда ее мнение настолько отличалось от общепринятого, что могло бы представлять интерес, если бы учебники рассмотрели его в качестве допустимой гипотезы. Только Маньки, уличенные в подобных размышлениях, мгновенно тонули в хоре обличающих слюней, ибо ужас состоял в том, что если каждая Манька будет высовываться и высказываться, понять, о чем говорит достойный человек, стало бы затруднительно. Кроме того, за мнение достойному человеку платили, а если все начнут высказываться — как сохранить чистоту глубокой мысли? Платить Манькам никто не собирался, желающих без них хватало, и платили тем, кто доказал свое право голоса. Таким образом, Манькины гипотезы становились запрещенными, пока кто-нибудь, из уже получающих за высказывания определенную плату, не замечал снижение общественного интереса к своим высказываниям, и не выдвигал на обозрение миру обгаженную гипотезу, как собственную.
И мир сразу понимал: истинно пророк явил себя во свете!
Но близко на город смотреть оказалось сверху, а на самом деле добрались до города лишь к вечеру — и сразу узнали город по сохранившимся воротам и по некоторым частям зданий, которые видели целыми на шестой горе.
Задрав головы, Манька и Борзеевич с удивленно разинутыми ртами таращились на ворота, обходя их с двух сторон. Их мучили сомнения, недоумение, растерянность — и оба умом понимали, что сделали что-то такое, отчего бы их должны были назвать светлыми головами, и тут же догадывались, что спасибо ни от кого не услышат. Хуже, Маньке сдавалось, что для вампиров соль еще впереди, ибо именно они прокляли город, и получалось, что она как бы разрушила их коллективное Проклятие, переплюнув на все стороны. Оба они глупо хихикали, тыкали друг друга в бок, переглядывались и не находили слов, чтобы выразить свое ликование, чуть лоб в лоб не столкнувшись с приставленной к развалинам вооруженной до зубов охраной в камуфляжной форме. Зажимая рты, чтобы охранники их не услышали, они едва успели отпрянуть и заскочить в полуразрушенную каменную кладку здания, примыкающего к воротам с внешней стороны. Место было не самое удачное, со стороны охранников зиял дверной проем, и не заметили их чудом. Просто никто не догадался посмотреть в их сторону, когда они туда метнулись. Зато теперь все пятнадцать охранников были как на ладони.