Тайны "Императрицы Марии"
Шрифт:
Что касается обвинения капитана 2-го ранга Быстроумова в организации на крейсере взрыва, то, не говоря уже о моральной стороне дела, сама версия провокационного взрыва кажется смехотворной. Достаточно представить, что взрыв патрона произошел в артиллерийском погребе, начиненном боевыми припасами, чтобы понять абсурдность этого обвинения. При этом, как известно, «организаторы взрыва» находились в своих каютах как раз над артиллерийским погребом На крейсере находился полный боезапас, и можно было выбрать любой другой погреб или по крайней мере уйти с корабля. Даже при самом точном расчете могли произойти любые случайности. В самом деле, осколки разорвавшегося патрона могли вызвать воспламенение других патронов. В беседках были повреждены 9 патронов, причем один так сильно, что из него торчал порох. Кто мог дать гарантию, что удастся справиться с пожаром в погребе? Ведь кингстон затопления погреба оказался засоренным
Привлеченный в качестве эксперта по делу о взрыве старший минный офицер крейсера лейтенант Маслов пояснил, что вылетевший из патрона снаряд взорваться не мог, так как для его взрыва требовалось два удара большой силы. Детонации других снарядов и патронов также произойти не могло: ни тол, ни русский бездымный порох не детонировали сами собой, а требовали специальных детонаторов. А вот в результате пожара, по мнению Маслова, погреб мог вполне взорваться.
Подводя итог третьей версии, напрашивается вывод; она самая маловероятная и даже где-то абсурдная. В свое время эта версия была «запущена» в исторический оборот лишь с одной целью — облагородить беспорядки на «Аскольде», придать им характер справедливого возмущения хороших матросов плохими офицерами, повысить революционность матросов и выставить казненных диверсантов невинными жертвами некоей офицерской провокации.
Тулонские события на «Аскольде» наложили достаточно серьезный отпечаток на характер перехода власти к Советам на всем Русском Севере. После прихода крейсера в Мурман, 8 октября 1917 года его командир, капитан 1-го ранга Кетлинский был назначен главноначальствующим Мурманским районом, или, как тогда говорили, Главномуром. Новый Главномур Кетлинский обладал всей полнотой военной и гражданской власти на Мурмане вплоть до станции Званка (ныне Волхов). Вскоре Кетлинский получил чин контр-адмирала Дальнейшая судьба бывшего командира «Аскольда» сложилась трагически и оставила немало загадок.
В отечественной исторической литературе убийцами К. Ф. Кетлинского обычно называются некие «неизвестные в матросской одежде». Поэтому вполне вероятно, что данный случай стоит в одном ряду самосудов над офицерами 1917 года.
Вспомним, что на Балтийском флоте волна самосудов имела место в февральско-мартовские дни 1917 года, а на Черноморском — в декабре 1917 года и в феврале 1918 года В отличие от Балтийского и Черноморского флотов большевизация военно-морских баз Севера прошла без массовых самосудов над офицерами. Здесь не было крупных очагов контрреволюции, да и взаимоотношения между офицерами и матросами на самом краю империи были более близкими, чем в других местах. Кроме этого, Главномур К. Ф. Кетлинский признал власть большевиков уже на следующий день после Октябрьского восстания, 26 октября 1917 года. Казалось бы, что все на Севере должно было бы быть хорошо. Именно поэтому убийство Кетлинским явилось неожиданным для многих. Однако убийство имело все же какие-то причины и, по мнению ряда историков, было связано с причастностью К. Ф. Кетлинского к смертной казни четырех матросов, обвиненных в попытке взрыва крейсера «Аскольд» во время ремонта его в Тулоне в 1916 году. Демонстративная попытка взрыва была результатом грубой провокации, в которой существовала заинтересованность ряда лиц как со стороны нижних чинов, так и командования. По Мурманску долго ходили слухи, что на мертвом теле контр-адмирала якобы нашли подкинутую записку: «Один за четырех. Тулон — Мурманск». Но это совершенно ничего не доказывает. Во-первых, записки могло не быть вообще, и написанное было лишь фантазия обывателей. Во-вторых, записку могли специально подкинуть, чтобы сбить со следа тех, кто будет расследовать убийство, которое, кстати, никто толком и так и не расследовал.
Вспомним, чтоименно Кетлинский утвердил приговор, имея, впрочем, основания и возможность задержать его исполнение Причина торопливости Кетлинского вполне понятна — он стремился как можно быстрее вывести корабль в море Но кого это волновало в 1918 году!
Вообще, по общему мнению, Кетлинский был достаточно либеральным и демократичным командиром При этом он как мог старался удержать команду от участия в революционных делах. Кетлинский, к примеру, организовал специальные занятия по истории с матросами, на которых доказывал невозможность осуществления социальной революции. В частности, он говорил, что вначале надо победоносно закончить войну, а затем уж заниматься внутренним переустройством государства. При этом команда относилась к Кетлинскому в целом намного лучше, чем к его предшественнику.
После Февральской революции в России, когда крейсер стоял уже в Мурманске, бывшие аскольдовцы, разбросанные по разным фронтам, неоднократно обращались в Морское министерство с требованием предать суду всех замешанных в тулонском деле. Огульно обвинялись все без исключения офицеры «Аскольда» и их «шпионы», которые были на нем с момента ухода крейсера из Владивостока в 1914 года и до 19 августа 1916 года.
Когда «Аскольд» вернулся в Россию, в Мурманск, на него стали прибывать матросы, ранее списанные с корабля за причастность к тулонским событиям. Сразу же резко встал вопрос определения виновных в казни. Кетлинскому, как мы уже говорили, удалось тогда полностью оправдаться. Представляется, что главную роль в этом сыграла не степень фактической причастности Кетлинского к приговору (в то время ее было вполне достаточно для обвинений в контрреволюции), а умение Кетлинского показать команде свою причастность к казни большинства членов экипажа. Тогда он получил поддержку команды крейсера, в том числе ставшего председателем Центрального комитета Мурманской флотилии (Центромура) аскольдовца, анархиста С А Самохина.
Тем временем в стране продолжали нарастать антивоенные настроения и связанная с ними новая антиофицерская волна, которой Кетлинский не мог противостоять. В Мурманске эти настроения особенно были присущи Кольской флотской роте, составленной в значительной степени из кронштадтцев, направляемых на Север. В ней преобладали анархисты, конфликтовавшие с Центромуром. Они доказывали матросам корабельных команд, поддерживавших Центромур, что все офицеры одинаковы и никого из них нельзя уважать. Вполне возможно, что именно из числа этих анархистов-кронштадтцев и были «двое неизвестных, одетых в матросскую форму», которые осуществили убийство близ помещений Кольской базы (где располагалась рота), о чем говорилось в официальных документах того времени.
Непосредственной побудительной причиной к убийству могло быть проходившее в этот день совместное собрание матросов двух главных кораблей на Мурмане, крейсера «Аскольд» и линейного корабля «Чесма» (бывший эскадренный броненосец «Полтава»). В резолюции собрания говорилось о солидарности с Балтийским флотом в деле «уничтожения всех рангов капиталистов» и выражалась решимость стоять на этой платформе «вплоть до полного подавления не подчиняющихся».
Убийцы могли считать себя исполнителями коллективной воли матросов на Мурмане подобно тому, как произошло убийство командующего Балтийским флотом, адмирала Непенина 4 марта 1917 года. Оно было осуществлено тоже «неизвестными в матросской форме», на настроение которых повлиял проходивший в этот день митинг Гельсингфорсского гарнизона, высказавшийся резко против комфлота. Во влиянии балтийцев на матросов Севера большое место занимал вопрос о Кетлинском.
Согласно воспоминаниям бывших аскольдовцев ИМ. Андреева, П. Ф. Пакушко, И. М. Седнева и Г. П. Голованова, в контрадмирала Кетлинского стреляли матросы Б. И. Бондаренко, М. И. Картамышов и Г. И. Ковин (уже не «двое неизвестных», а трое вполне известных!) с целью отомстить за расстрел своих товарищей в Тулоне. Однако прямых доказательств этому нет.
На рубеже 1917–1918 годов матросский актив в Петрограде в результате своей авангардной роли в Октябрьском восстании оказался на вершине политических событий. Он нуждался в историческом подкреплении своей политической роли. Жертвы в период тулонских событий были подходящим для этого поводом О них на Третьем Всероссийском съезде Советов, проходившем в январе 1918 году вспомнили выступавший с приветствием от имени английского пролетариата некий социалист Петров и, как мы уже говорили выше, восторженно встреченный делегатами съезда герой разгона Учредительного собрания (происшедшего накануне, 5 января), анархист Железняков. Съезд, включая Ленина и Свердлова, почтил память казненных аскольдовцев вставанием. После этого нарком по морским делам Дыбенко отдал распоряжение вновь арестовать Кетлинского, но тот к этому времени уже уехал в Мурманск.
Это никак не могло понравиться анархически настроенным матросам Совсем недавно подобно настроенные матросы, недовольные решением центральных властей о переводе содержащихся под арестом в Петропавловской крепости заболевших лидеров кадетской партии Шингарева и Кокошкина в Мариинскую больницу, совершили над ними самосуд на другой день после разгона Учредительного собрания. Зверское убийство бывших министров потрясло тогда всю интеллигенцию России. Радикально настроенные матросы на периферии, в том числе и в Мурманске, стремились «догнать в углублении революции» Питер: мы-то чем хуже! К тому же в первой половине февраля планировалась массовая демобилизация матросов с Мурмана. В этой связи имелась большая потребность в материале для рассказов о «революционных подвигах» землякам. Все это, по-видимому, и сыграло главную роль в убийстве анархиствующими матросами.