Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина
Шрифт:
Тут Черкашин подумал о том, что, выковырнув «кротов» из вашингтонской резидентуры, Уэллс в первую очередь отодвинул опасность от себя: ведь любой из них, увидев Уэллса с Черкашиным, понял бы, что происходит, и тут же бы доложил об этом в ЦРУ либо в ФБР. И тогда Уэллсу было бы не до обедов на берегу широкого спокойного Потомака.
Помолчав еще немного, Уэллс откинулся назад на спинку стула.
— Вы правы, — сказал он, — я действительно Эймс.
Так Рик Уэллс перестал существовать для нашей разведки, вместо него теперь действовало реальное лицо — Олдрич Эймс.
Позже Черкашин подчеркнул в своей книге «В
Надо было понять мотивы, которые заставили Эймса сделать такой крутой поворот — это очень важно, и Черкашин не стал тянуть с расшифровкой и этого таинственного узла. В чем главная причина? Финансовые трудности? Что-то еще?
Эймс не стал скрывать, что у него есть финансовые проблемы, но главная причина не в этом, — он сказал, что работает в организации, которая сознательно переоценивает угрозу СССР Америке и делает это только для того, чтобы побольше выбивать бюджетных денег. Причем подчеркнул специально, что руководство ЦРУ сознательно вводит и конгресс, и американский народ в заблуждение, ложь эта — умышленная.
Коммунистическая идеология ему не нравилась, он это не скрывал, сказал, что является патриотом Соединенных Штатов, но при этом с уважением относится и к противнику — к Советскому Союзу.
В том тихом разговоре, происшедшем в зале ресторана, Черкашин сказал Эймсу, что ему важно знать об агентах ЦРУ, внедренных в КГБ, — и знать это важно в первую очередь потому, что «кроты» могут засечь, вычислить Эймса и сдать его своим американским хозяевам.
Эймс открыто сказал Черкашину:
— В вашей системе очень много американских агентов, и это очень осложняет мое положение.
— Сколько именно агентов? — спросил Черкашин.
— Много, очень много. Это большая агентурная сеть.
— Нам ваша безопасность небезразлична, — сказал Черкашин, — если же она небезразлична и вам, то мы должны вместе посидеть и подумать, как это сделать. Мы должны знать, от кого должны вас защищать.
А способ защиты был один — выковыривать «кротов» из советской разведки одного за другим. Эймс подумал немного, достал из кармана блокнот, вырвал из него лист и начал писать. Закончив писать, он протянул листок этот Черкашину. Тот внимательно прочитал его и, как потом признался, ощутил внутри холод: «кротов» было больше, чем он мог предположить.
— Прошу вас, постарайтесь, чтобы эти люди никогда не узнали обо мне, — попросил Эймс.
Черкашин пообещал.
Тем временем в зал вернулся Чувахин. Отсутствовал он долго, примерно полчаса. Эти полчаса оказались переломными, поворотными.
Надо было срочно ехать в посольство. Черкашин поднялся, поблагодарил и Эймса, и Чувахина за приятную компанию и ушел. Эймс на прощание передал ему довольно увесистый полиэтиленовый пакет. В посольстве Черкашин вскрыл пакет. Там оказались бумаги, рассказывающие о новых операциях, которые ЦРУ начало проводить против Советского Союза.
Черкашин составил
Как потом написал сам Черкашин, «тринадцатого июня 1985 года нам выпал один-единственный счастливый лотерейный билет из миллиона. Именно такова вероятность “попадания” в человека, который имеет доступ к интересующей разведку информации и при этом еще желание нам ее передавать». Важна была еще и возможность (и желание агента) поддерживать постоянную связь с работниками резидентуры.
А с другой стороны, Виктор Иванович позже признавался, что от информации, переданной Эймсом, на душе скребли кошки, было тревожно, холодно. В его книге есть такие строки:
«Информация, которую нам передал Эймс, была слишком взрывоопасной, чтобы ее можно было безболезненно переварить. Она показывала, что разведывательная система нашей страны была основательно прогнившей.
Я был лично знаком со многими людьми из списка Эймса. Я общался и работал с ними. Пройдет немного времени, и некоторых из них поведут в каменный подвал, поставят на колени и выстрелят в затылок. Я был в ответе за то, что произойдет, впрочем, как и все остальные. Позже одного из этих людей я посадил в самолет, вылетающий в Москву. Да, я выполнял свой служебный долг, но моральная сторона происходящего сдавливала сердце. Лично я считаю, что офицеров КГБ, ставших предателями, следует увольнять из органов и лишать пенсий. Этого достаточно. Не следует прибегать к высшей мере наказания».
Состоялся у Черкашина и откровенный разговор с Крючковым. Владимир Александрович быстро понял, что творится на душе у его подчиненного, утешать, конечно, не стал — не в его это было манере, но и объяснить, почему в нашей разведке появилось столько предателей — «кротов», тоже не смог.
Настроение у Виктора Ивановича сделалось еще хуже. После разговора с Крючковым он ругал себя: нельзя допускать, чтобы кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь увидел тебя подавленным, и уж тем более увидел собственный начальник, нельзя показывать свои карты или высказывать свое мнение, положительное или отрицательное, о том, как обстоят дела.
Но жизнь продолжалась, надо было работать, и через некоторое время Черкашин вновь вылетел в Вашингтон.
«Наиболее трудные этапы работы с Эймсом — его поиски и контакт с ним, отработка каналов связи, развитие с агентом личных отношений и особенно доверия друг к другу — были успешно пройдены. Однако в нашей профессии необходимость соблюдения постоянной бдительности не является пустой фразой. Одна ошибка может свести на нет усилия многих лет работы и стоить миллионы долларов».
Сотрудничество с Эймсом продолжалось. Это был великий агент (хотя почему был? — он есть, он жив, только сидит в американской тюрьме и, кто знает, может быть, будет выменян на какого-нибудь важного агента ЦРУ, сидящего у нас, хотя возраст у Эймса уже довольно приличный — ему более семидесяти лет). С его помощью было разоблачено значительное число американских агентов — Леонид Полещук, Геннадий Сметанин, Геннадий Варенник, Сергей Воронцов, Валерий Мартынов, Сергей Моторин, Владимир Поташев, Борис Южин, Владимир Пигузов, Дмитрий Поляков, Владимир Васильев и другие.