Тайны Космера (сборник)
Шрифт:
Да, Кельсер спас этого человека от смерти. Вопреки здравому смыслу спас мужчину, которого любила Вин. Спас из любви к ней, возможно, из искаженного чувства отцовского долга. По сравнению с остальной знатью мальчишка Венчер не так уж плох. Но посадить его на трон? Похоже, даже Докс прислушивается к Венчеру. Бриз всегда держал нос по ветру, но Доксон?
Кельсер кипел от злости, но нельзя было долго просиживать на месте. Он жаждал видеть друзей хотя бы мельком. Это были мимолетные вспышки — моргнешь и нет их, — но он цеплялся за них, они напоминали,
Иногда он видел еще одного человека — своего брата Марша.
Марш выжил. Это открытие обрадовало Кельсера. К несчастью, открытие оказалось с гнильцой: Марш стал инквизитором.
Их отношения трудно было назвать семейными. Они выбрали разные пути в жизни, но причиной отчужденности стало не это — и даже не суровый нрав Марша, вступавший в противоречие с бойкостью Кельсера, и не его негласная зависть к тому, чего добился Кельсер.
Нет, все дело в том, что их вырастили с мыслью: в любой момент за ними могут явиться инквизиторы и убить за то, что они полукровки. Они по-разному приспособились к тому, что всю жизнь над ними, в сущности, висел смертный приговор: Марш был постоянно напряжен и осторожен, Кельсер прятал свои секреты за агрессивной самоуверенностью.
Оба знали неотвратимую правду: если одного брата поймают, в другом разоблачат полукровку и, скорее всего, тоже убьют. Других братьев и сестер подобное положение вещей, возможно, сплотило бы. К своему стыду, Кельсер признавал, что между ним и Маршем вбит клин. Каждое пожелание «Береги себя» или «Будь осторожен» скрывало в себе подтекст: «Не облажайся, или меня убьют». После смерти родителей оба испытали огромное облегчение, договорившись отказаться от притворства и уйти в подполье.
Временами Кельсер представлял, как все могло обернуться. Смогли бы они полностью влиться в высшее общество и стать его частью? Смог бы он пересилить свое отвращение к знати и их образу жизни?
Так или иначе, общение с Маршем никогда не приносило ему удовольствия. Слово «удовольствие» ассоциировалось с прогулками по парку и поеданием пирожных. Можно получать удовольствие от любимой книги. Нет, общение с Маршем не приносило Кельсеру удовольствия, но, как ни странно, он его до сих пор любил. Сперва он обрадовался, что брат жив, но, наверное, лучше смерть, чем подобная судьба.
Спустя несколько недель Кельсер понял, почему Разрушитель так интересуется Маршем. Судя по проблескам и впечатлению, которое у него сложилось от слов в волнах, Разрушитель мог говорить с Маршем — с ним и другими инквизиторами.
Как? Почему инквизиторы? Кельсер не нашел ответа в видениях, хотя и стал свидетелем важного события.
Существо по имени Разрушитель набирало силу и преследовало Вин и Эленда. Кельсер отчетливо видел это, путешествуя с волнами: мальчишка Эленд Венчер спит в палатке; сила Разрушителя сгущается, формируется в фигуру, злую и опасную; ждет, пока зайдет Вин, и пытается заколоть Эленда.
Последнее, что он увидел перед тем, как упустил волну: Вин отбивает удар и спасает Эленда. Кельсер пришел в замешательство. Разрушитель намеренно ждал, пока Вин вернется в палатку.
На самом деле он не собирался причинять вред Эленду, просто хотел, чтобы Вин так решила.
Зачем?
— Это пробка, — сказал Кельсер.
Мутный — Охранитель, как он предложил себя называть, — сидел по ту сторону тюрьмы. У него по-прежнему отсутствовала половина лица, из остальных частей тела вытекало все больше тумана.
Последнее время бог чаще приходил к Источнику, за что Кельсер был благодарен — он упражнялся в вытягивании информации из этого существа.
— Гм-м-м? — вопросительно хмыкнул Охранитель.
— Этот Источник. — Кельсер обвел бассейн рукой. — Он как пробка. Ты создал тюрьму для Разрушителя, но даже в самой укрепленной норе есть вход. Это и есть тот самый вход, запечатанный твоей силой, чтобы сдержать его, так как вы — две противоположности.
— Это… — начал Охранитель и осекся.
— Это? — подтолкнул Кельсер.
— Это в корне неверно.
«Проклятье», — подумал Кельсер. На эту теорию он потратил несколько недель.
Ему казалось, что медлить больше нельзя. Пульсация Источника нарастала, становилась требовательнее, Разрушитель все яростнее стремился повлиять на мир. В последнее время свет Источника вел себя иначе, будто сгущаясь, уплотняясь. Что-то назревало.
— Мы боги, Кельсер. — Голос Охранителя то стихал, то становился громче, то снова стихал. — Нами пропитано все. Камни — это я. Люди — это я. Но и он тоже. Все продолжает существовать, но увядает. Разрушение… и охранение…
— Ты сказал, что это твоя сила. — Кельсер снова указал на Источник, возвращая разговор к нужной теме. — Что она собирается здесь.
— Да, как и везде. Но и здесь тоже. В этом месте моя сила собирается подобно росе. Это естественно, как в круговороте: облака, дождь, река, испарения. Нельзя вложить в систему столько своей сущности без того, чтобы она не сгущалась то здесь, то там.
Прекрасно. И бесполезно. Кельсер попытался развить тему, но Мутный погрузился в молчание, и пришлось действовать по-другому. Нужно было, чтобы Охранитель продолжал говорить и не впадал в очередной безмолвный ступор.
— Ты боишься? — спросил Кельсер. — Боишься, что Разрушитель убьет тебя, если освободится?
— Ха, — ответил Охранитель. — Я же тебе сказал, он убил меня давным-давно.
— Как-то с трудом верится.
— Отчего же?
— Потому что я сижу здесь и разговариваю с тобой.
— Я тоже разговариваю с тобой. И что, ты жив?
Хороший аргумент.
— Смерть такого, как я, не похожа на смерть таких, как ты. — Охранитель снова уставился в никуда. — Меня убили давно, когда я решил нарушить наш договор. Но сила, которая во мне… она сохраняется и помнит. Она хочет жить сама по себе. Я умер, но часть меня осталась. И этой части достаточно, чтобы знать, что… был план…