Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков

Жуков Юрий Николаевич

Практически одновременно к Ежову первым заместителем по НКВД назначили М. П. Фриновского. Человека, из сорока лет жизни ровно половину отдавшего службе в «органах» и достигшего там значительных высот. В 1930 году он возглавил ГПУ Азербайджана, в марте 1933 — управление пограничных войск и внутренней охраны ОГПУ, а в конце 1934, сохранив за собою контроль над этой структурой, стал одним из замнаркомов только что образованного НКВД СССР. Теперь же, весной 1938 года, Фриновский оказался не просто первым заместителем Ежова, но и начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ). Того самого управления, которое и осуществляло массовые репрессии. Проводило без каких-либо иных оснований аресты всех исключенных из ВКП(б), а кроме того, и само инициировало «дела». Вскрывало все новые и новые «контрреволюционные», «террористические» и «диверсионные» организации, рано или поздно приводившие к людям, стоявшим на вершине власти.

Можно

полагать, что утверждая на важнейший в НКВД пост Фриновского, прежде далекого от прямого участия в политической борьбе в ее самой крайней, карательной форме, ПБ намеревалось добиться стабилизации. Прекратить, наконец, безудержный разгул массовых репрессий, к чему призывал Г. М. Маленков на январском Пленуме. Но если подобные надежды и были, то, как вскоре выяснилось, они не оправдались. Более того, последовавшие новые аресты показали всю непрочность положения самой власти, оказавшейся по сути беззащитной перед созданным ею же и наделенным неограниченными полномочиями НКВД. Уже летом арестовали не только очередных наркомов, заготовок — М. В. Попова, машиностроения — А. Д. Брускина, пищевой промышленности — А. Л. Гилинского, но и еще одного зампреда СНК СССР, члена ПБ В. Я. Чубаря, входившего к тому же в узкое руководство, сложившееся относительно недавно.

Испытывавшее острейшую нужду в стабилизации хотя бы высших структур, в твердой основе отнюдь не теневой, не закулисной, а вполне законной по понятиям тех лет власти, наделенной всеми необходимыми официальными полномочиями, 14 апреля 1937 года ПБ сформировал узкую группу, которой предстояло взять на себя решение всех оперативных проблем и ответственность за них. Закрытое постановление «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)» четко регламентировало: «В целях подготовки для Политбюро, а в случае особой срочности — и для разрешения (выделено мною. — Ю. Ж.) вопросов секретного характера, в том числе и вопросов внешней политики, создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова. 2. В целях успешной подготовки для Политбюро срочных текущих вопросов хозяйственного характера создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича Л.». Одновременно Иосиф Виссарионович, сознательно пренебрегая даже формальной необходимостью утверждения членами ЦК хотя бы таким своеобразным способом, как «опрос», фактически ввел в секретариат тех же Молотова и Ворошилова [47] .

47

Сталинское политбюро, с. 55; Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизм политической власти в 30-е годы. М., 1996, с. 238.

Тем самым внутри ПБ, насчитывающего тогда 15 человек, возникла неуставная группа семерых, узурпировавшая всю власть как в партии, так и в высшем исполнительном органе, ибо включала преимущественно членов правительства: председателя СНК СССР, двух его заместителей, трех глав важнейших ведомств — наркомов обороны, внутренних дел и тяжелой промышленности. Взяла на себя право решать все жизненно важные вопросы — внешней политики, обороны, государственной безопасности, экономики. И продемонстрировала явное смещение центра власти из партийных в советские органы, а также сохранение лидерского положения Сталина и Молотова.

Арест Чубаря не просто нарушил сложившуюся систему, баланс сил. Посягнул, что оказалось более значимым, на святое святых, на саму власть. На именно ее исключительное право проводить все важнейшие кадровые перестановки, одновременно карая и милуя других. Посягнул на тех, кто возомнил себя стоящими над бурями моря житейского, неприкасаемыми. Но с июня, с ареста Чубаря, уже никто из узкого руководства, превратившегося из «семерки» в «шестерку», больше не чувствовал себя в безопасности, не был застрахован от подобного внезапного устранения. Над всеми ними нависла, подобно дамоклову мечу, опасность попасть на плаху. Но так как никто не желал себе такого будущего, участь Ежова, вне зависимости от того, действовал ли он в деле Чубаря самостоятельно, по собственной инициативе, либо только служил исполнителем воли Сталина, оказалась предрешенной.

Но пока еще ничто не могло остановить машину массовых репрессий, продолжавшую неумолимо уничтожать среди прочих и высших руководителей. В конце лета новыми безвинными жертвами пали наркомы: связи — М. Д. Берман, торговли — М. П. Смирнов, здравоохранения — М. Ф. Болдырев, легкой промышленности — В. И. Шестаков. Тем самым, возникла угроза того, что прекратится нормальное функционирование всего государственного механизма, возможность обеспечения деятельности важнейших

отраслей экономики, и, в конечном итоге, бесперебойного развития оборонной промышленности. Создания и производства столь остро необходимых новых типов самолетов, танков, артиллерийских орудий, стрелкового вооружения, боеприпасов, отвечающих самым последним требованиям, так как опыт войны, в Испании продемонстрировал полное превосходство германского оружия.

Потребности жизни, потребности страны, оказавшейся перед лицом смертельной опасности, и привели к давно назревшему. К тому, к чему в весьма осторожной и деликатной форме, но вместе с тем и достаточно твердо призывал Маленков. Еще в январе, обращаясь к тем самым непременным членам карательных «троек» — к первым секретарям крайкомов, обкомов, ЦК компартий союзных республик, которые и подписывали списки не только исключаемых из партии даже без указания фамилий обреченных, но и по сути тех же людей, переходивших в разряд «врагов», «шпионов», а потому подлежавших расстрелу либо заключению в лагеря на многие годы, если не десятилетия. Обращался к тем, кто с немыслимым, необъяснимым мазохистским сладострастием занимался самоуничтожением, ибо не мог не понимать, сколь тонка грань, отделявшая тогда палача от жертвы. Например, к Ю. М. Кагановичу, первому секретарю Горьковского обкома, уже в феврале потребовавшему в очередной раз разрешить «дополнительно» осудить никому не ведомых, абстрактных 5 тысяч человек. Или к Н. С. Хрущеву, сразу же по приезде в Киев и вступлении в должность первого секретаря ЦК компартии Украины попросившего дать «своему» наркому внутренних дел, А. И. Успенскому, перед тем — начальнику управления НКВД по Московской области, возможность репрессировать…30 тысяч человек [48] .

48

Совершенно секретно, 1993, № 7, с. 4–5.

Но все, с чем можно было хоть как-то мириться до обострения международной обстановки — до аншлюса и майского кризиса, после событий у озера Хасан оказалось совершенно неприемлемым.

Вторую, на этот раз более решительную попытку ограничить ставшее слишком опасным всесилие Ежова предприняли практически сразу же после ликвидации вооруженного конфликта на Дальнем Востоке, чреватого отнюдь не надуманной, а вполне реальной войною. Непосредственным же поводом для активных действий по обузданию НКВД, явно вышедшего из-под контроля кого бы то ни было, явился, несомненно, арест В. Я. Чубаря. В создавшейся ситуации уже нельзя было исключить то, что следующими жертвами репрессий могут стать и остальные члены узкого руководства. Но прежде всего — Г. М. Маленков. Ведь ему как заведующему ОРПО по логике событий давно следовало предъявить традиционное обвинение в «протаскивании врагов народа» на ключевые посты в партийном и государственном аппарате. Затем обвиненным в том же мог оказаться и В. М. Молотов, «окруживший» себя «врагами народа», формировавший именно из них СНК СССР. А потом и К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, в чьих наркоматах были вскрыты «разветвленные заговоры». Наконец, подобная неуправляемая реакция вполне могла рано или поздно привести к тому, что конечной жертвой в данном ряду стал бы и…сам Сталин.

Сегодня есть достаточно оснований предполагать и иное. Узкое руководство, за исключением, разумеется Ежова, а также Андреев, Жданов, Маленков в то время должны были серьезно опасаться уже не столько самого НКВД, сколько его тесной консолидации с партократией регионального уровня. С первыми секретарями крайкомов, обкомов, составлявшими основу ЦК и входившими в пресловутые «тройки», играя в них далеко не вторые роли. Со всеми теми, кто вполне обоснованно не желал прекращения массовых репрессий, ибо в случае отказа от них неминуемо должен был бы ответить за содеянное. Повторить хорошо им известную роковую судьбу П. П. Постышева.

…Поздним вечером 20 августа у Сталина состоялась конфиденциальная встреча, продолжавшаяся почти четыре часа, с Молотовым и Ежовым [49] . На ней Иосиф Виссарионович и Вячеслав Михайлович отважились, наконец, на решительный шаг. Заставили Николая Ивановича согласиться с заменой М. П. Фриновского на посту первого заместителя наркома — начальника ГУГБ Лаврентием Павловичем Берия, человеком для центрального аппарата НКВД явно «со стороны». Тем самым попытались поставить ГУГБ под жесткий контроль всего узкого руководства. Ну, а выбор же на Берии остановили только в тот самый вечер, перебирая, видимо, не одну возможную кандидатуру. Утверждать это позволяет следующее.

49

Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина (далее — Посетители…)/Исторический архив. 1995, № 5–6, с. 17.