Тайны Логофетов

Чик Чирик

Нужно собраться! Отчистить разум и дать волю воображению. Перестать, напрасно, терзать себя и заняться делом, пусть и сомнительным, но все же имеющим право на жизнь. Я снова закрыл глаза, стараясь отгонять все лишние, отвлекающие, чувства. Необходимо отстраниться от реальности, заглянуть вглубь себя. Найти боль. Начинать нужно с малого. Оттолкнуться от знаний. Я знаю, что мое легкое повреждено. Жгучая боль распространяется по всей груди и спине при рывке или глубоком вздохе. Но в спокойном состоянии, все довольно терпимо.

— Стоит попробовать.

Я собрался духом и, не открывая глаз, начал легонько двигать туловищем. Орган отреагировал моментально, но не так бурно, чего я и добивался. Не сразу, но мозг смог опознать самую болевую точку в самом легком — хоть мне и пришлось раз шест стерпеть боль от осторожных движений. Теперь, главное, не сбиться. Я уверен, что двигаюсь в нужном направлении, но малейшая оплошность и придется все начинать сначала. Я нарисовал образ легкого и представил

саму рану. Клеточка за клеточкой, нить за нитью медленно и постепенно, шаг за шагом старался выстроить всю цепочку самого процесса заживления. В моем воображении рана успешно затягивалась, но перейти на ощущения физические я не рискнул. Еще рано. Помимо легкого, повреждены и ребра. Необходимо срастить кости. Это сделать сложнее, так как, мне не известно, какие сломаны, а прочувствовать это почти невозможно. Пятеркой по биологии в школе я похвастаться не мог, но постарался вспомнить строение человека. Это и пятиклассник знает, поэтому нельзя ударить в грязь лицом. Пришлось пройтись мысленно по каждому ребру с двух сторон. Это заняло гораздо больше времени, чем я надеялся. Так долго концентрироваться на чем-то одном у меня никогда не получалось. Из последних сил я старался довести дело до конца все так же, не прислушиваясь к физическим ощущениям. Обидно будет, если все усилия напрасны. Прошло, наверное, не менее тридцати минут, прежде чем я добрался до последнего ребра. Потом открыл глаза, и на секунду потерял ориентир. Вокруг все побелело, затем потемнело. Машинально подняв руку ко лбу, чтобы вытереть испарину, я почувствовал, что мне это далось с прежней легкостью. Правая рука была полностью перебинтована и привязана к телу, но левой я шевелил спокойно. Не веря своему успеху, я еще несколько раз взмахнул рукой. Затем немного приподнялся и покрутил туловищем, вздохнул так глубоко, что голова пошла кругом. Получилось! Действительно вышло все правильно! Несмотря на то, что помимо легкого у меня еще очень много травм и ушибов, не радоваться своему успеху я не мог. Если так дело пойдет и дальше, к сегодняшнему вечеру я уже встану на ноги. Но перед этим необходимо отдохнуть. Это выматывает. Если бы не Ворон, в очередной раз, так бы я и лежал в этой палате, изводя себя немыми вопросами, на которые никто не смог бы ответить. Теперь же, есть шанс выбраться отсюда и ринуться на поиски Эмилии. С чего начать? И стоит ли говорить о своих намерениях остальным? Каким бы импульсивным я не был, мне прекрасно ясно, что сам я мало чего добьюсь. Нет смысла кидаться на врага с голыми руками. Все мое существо стремиться на помощь девушке, но капля здравого смысла еще осталась.

Я сделаю все возможное, чтобы спасти Эмилию, но для этого надо прийти в себя и немного подумать.

Глава 27. Вера

Наши дни.

— Я старею.

Пусть внешне, он и выглядит молодо, на самом деле время не победить. Как бы сильно не стремился обмануть возраст, даже путем долгих тренировок, все же годы сказываются на внутренних органах и на психике тоже. Когда-то он тренировал в себе стойкость, усердно пытался развить в себе безразличие к подобным вещам. И что в итоге? Что осталось от этих тренировок? Остался лишь старик, строящий из себя молодого, опытного мудреца с больным изношенным сердцем. Такая жизнь высосала из него все соки. Не осталось ни стремления, ни желания, ни сил бороться. До последнего случая он считал, что еще способен сражаться. Что ему по плечу выдержать такой натиск. Но он глубоко ошибался. Он стал через чур эмоциональным. С этим пора заканчивать, но для этого необходима замена. Стоящая замена. Нужен человек сильный, верящий в победу и в себя. Тот, кто сможет повести за собой остальных при этом, не потеряв ни одного. А ему осталось сделать последний рывок. Он способен найти Эмилию, потому что для Максима и для него самого — она единственная опора. Парень не равнодушен к девушке, это понятно. Не исключено, что влез он во все это только лишь из-за своих чувств. Хотя, выбора у него все равно не было. Рано или поздно, силы вырвались бы на свободу и затянули его в эту нескончаемую войну. Однако, сколько бы он не старался, найти Эмилию не получается. Прошло уже почти два дня, но нет абсолютно никакого прогресса. Единственная его радость — опыт — но какой в нем смысл, если сейчас он почти раздавлен? Как бы он не хотел, но ему придется сейчас это сделать. Другого способа нет. Он сделал все, что мог. Настал тот критичный момент, которого он всячески старался избежать.

Священник упал на колени и, сложив четки в руках, приложил их к губам.

— Я ни о чем тебя не просил. Никогда. Но на этот раз все очень серьезно. Серьезно для меня. Мы все боремся и погибаем за тебя. По твоим законам живем и за твою правду сражаемся. Мне сорок семь лет, а чувствую себя как немощный старик. Прости, сейчас я не могу этого не сделать. Не могу не потревожить тебя. Мне нужна ТВОЯ помощь! Точнее, Нам нужна твоя помощь!

То, что реакция будет, он не сомневался, но какой она будет, предугадать было невозможно. В его голове, будто взорвали фейерверк. Перед глазами

заплясали тысячи ярких огней, из-за которых ничего больше не было видно. В ушах зашумело и, казалось, перепонки вот-вот лопнут. Нечто подобное с ним уже произошло однажды давным-давно. В то время, когда ему было очень тяжело, пришел его «спаситель». С таким же треском в ушах и яркими огнями перед глазами, он прятался в кладовке, испугавшись происходящего. Теперь прятаться не надо. В далеком детстве, это «общение» проходило гладко, без помех. Господь просто с ним разговаривал и все, но чем старше он становился, тем тяжелее было наладить связь между ними. После всех ослепляющих вспышек и оглушительных шумов, святой отец, наконец, услышал голос. Только лишь глубокий тихий голос, исходящий из стен, пола и потолка. Как бы смешно это не звучало, но он так и не изменился за тридцать лет. Никогда не изменится.

— Что на этот раз произошло?

— Хочешь сказать, ты не в курсе?! — скептически ответил священник, так и не приучив себя разговаривать с ним, как с Богом, а не как с другом за барной стойкой.

— Ты так и не научился уважительно обращаться ко мне! Я и так делаю тебе одолжение, что разговариваю с тобой!

— Даже не знаю, благодарить тебя за это, или воздержаться. — Его несло. Он без зазрения совести хамил и не мог остановиться. Он никогда не выражал своего почтения Богу, но сегодня он был сам не свой. Казалось, все обиды, которые он собирал годами в раз вылезли наружу. Сам же позвал. Сам хотел попросить о помощи, но стоило услышать этот спокойный монотонный голос, как все чувства обострились. Они умирают здесь ради него. Он лишился Эмилии из-за него. Все, что происходит с ними — из-за него. И это его очень сильно взбесило. Как же давно он не испытывал ничего подобного. Ему казалось, прошло то время, когда в молодости он был импульсивным. Когда с трудом удавалось сдерживать эмоции. Он считал, что полностью изменился. Однако сейчас, в нем говорит какой-то детский максимализм, вдруг выплывший из глубин сознания. А может, это старость себя так проявляет?

— Ты хочешь познать мой гнев?! — Голос приобрел металлические нотки, что свидетельствовало об испорченном настроении.

— Я работаю твоим прислужником почти тридцать лет, не имея в этой жизни ничего, кроме больного истрепанного сердца, разве я недостаточно наказан? Я мало сделал для тебя?

Священник почувствовал движение, как при землетрясении. Подсвечники и люстры задребезжали и зазвенели, с потолка посыпалась штукатурка. Он полностью сел на пол, не удержав равновесие, но останавливаться не собирался.

— Для чего я жил? Ради тебя! Для твоей выгоды! А что я получил взамен?

Все пошло таким ходом, что казалось дом развалится, словно карточный домик.

— Низко, хотеть получить что-либо в ответ на добро! Ты так и остался слабым и беспомощным!

— Так, может, это потому, что я ощущал за спиной поддержку самого Господа Бога.

— Ты еще смеешь язвить мне?! — прогремел голос на всю церковь.

— Разве, не будь тебя, не стал бы я более уверенным в себе?

— Ты живешь для людей! Ты их защитник и прекрасно это знаешь. Ты живешь ради мира.

— Нет. Это не жизнь. Это мой крест. — Спокойно ответил священник, поднялся, отряхнулся и сел на скамью. Надо подумать об Эмилии. Надо наплевать на себя, на свои чувства. Надо подумать о девочке. Он перешел грань дозволенного. Прекрасно понимая это, сделал несколько глубоких вдохов и прикрыл глаза. Успокойся уже, старый ты пень! Прошло твое время. Настало время молодых, о них и надо теперь думать, а не ворошить прошлое, выскребывая из подсознания все свои обиды.

— Ты позвал меня, чтобы вывести из себя? Не кажется ли тебе, что это уже слишком?

— Я чувствую, как земля уходит из-под ног. — Наконец, сдался священник. — Я нуждаюсь в помощи… Ради нее.

Все резко затихло — перестало трястись и грохотать.

Глава 28. Правильный выбор?

Наши дни.

— Как ты сюда попал?! Ты должен лежать в больнице! — Мария Антоновна изрыгала пламя от злости на «несносного молокососа»!

— Меня уже выписали. — Довольно ухмылялся я, радуясь тому, какого невероятного успеха добился за один день.

— Это невозможно! — Она приблизилась на опасное расстояние, и я заметил, как горят ее глаза. Мне пришлось слегка отшатнуться, что заставило ее схватить меня за грудки и придвинуть к себе. — Что за шутки?! Я знаю, что тебя почти по частям собирали после твоей глупой выходки! Так что тебе не удастся меня провести?!

— Я просто кое-чему научился. Вот и все. — Я попытался аккуратно высвободиться, но она лишь встряхнула меня в ответ, а потом совершенно неожиданно отвела одну руку и со всего размаха врезала мне по ребрам. Мое дыхание моментом сбилось, и я повалился на пол, пытаясь сделать вздох. На глаза навернулись слезы. Вся грудина будто горела. Кое-как откашлявшись, я поднялся на ноги, но потом решил, что лучше сесть на диван. Потирая грудь, с опаской косился на Марию Антоновну, которая в свою очередь металась по кабинету, как разъяренный тигр. Ее сила соответствует ее темпераменту. Если бы она была мужчиной, после удара я, наверное, не выжил бы.