Тайны Московской Патриархии
Шрифт:
Как и поляки, Петрей не мог не учитывать, что свержение признанного народом Дмитрия Ивановича вызовет дестабилизацию обстановки в России и, вполне вероятно, новый виток гражданской войны. Если бы шпион знал о предложении заговорщиков призвать на московский престол Владислава, он мог бы быть уверен, что воцарение Шуйского будет означать войну России с Речью Посполитой. Но и без того он не случайно так радовался, описывая отправление иезуитов с вооруженной шляхтой в Москву в свите Марины Мнишек «с целью подчинить Россию Польше и устранить Гришку», приговаривая: «Что могут иезуиты возразить против этого? Не они ли организовали эту кровавую баню?»
Явление в Москве вооруженных католиков (нелюбимых православными более всех иноверцев) действительно вело
Видный член Ордена иезуитов патер Каспар Савицкий (1552-1620), на которого очень точно «вышел» Петр Петрей в Кракове, был именно тем человеком, который своевременно обнадежил самозванца, обратил его в католичество и обеспечил поддержку претендента на московский престол в Риме и Речи Посполитой. Савицкий вел дневник, известный в пересказе его коллеги по ордену патера Яна Велевицкого и отличающийся откровенностью оценок [42] .
42
Отрывки из рукописи ксендза Яна Велевицкого, касающиеся Самозванцев и вообще сношений России с Польшею между 1603 и 1635 гг. // Муханов П. А. Записки гетмана Жолкевского… С. 118-154.
Из дневника следует, что иезуиты с самого начала отдавали себе отчет в нестойкости религиозных убеждений так называемого Дмитрия Ивановича. Делая на него ставку, они явно не ждали немедленного одноразового результата и планировали свои действия в зависимости от открывающихся обстоятельств. Что постоянно заботило орден – так это конкуренция со стороны других католических организаций.
После любопытных переговоров конца 1605 – начала 1606 года в Кракове по воле генерала Ордена иезуитов Савицкий был назначен сопровождать Марину Мнишек в Москву. При этом генерал оставался в тени: «…папский нунций Клавдий Ранговий (Ронгони) с особенным старанием рекомендовал ей (невесте) помянутого отца Савицкого… Сверх того он просил Папу (Павла V) приказать кардиналу (Боргезе) дать письмо на имя отца Савицкого, в котором была бы объявлена воля первосвященника, чтобы Савицкий непременно отправился к Димитрию».
Группировка польских иезуитов, выросшая как ударная сила в борьбе с православием, старалась опираться только на своих людей. Савицкий казался им предпочтительнее прошедших с Дмитрием весь путь до Москвы отцов Николая Цыровского и Андрея Лавицкого, особенно последнего, осмелившегося установить контакт царя прямо с Папой, минуя Ронгони.
Выступить против Лавицкого, которого Павел V постоянно требовал к себе для разговоров, пришлось самому генералу иезуитов, который в Доме профессоров «в присутствии членов собрания заметил, что отцу Лоницию (Лавицкому) недостает надлежащей и соответствующей высокому сану (посланника), им занимаемому, учености»! Упрямый Папа все же отослал Лавицкого в Москву, похвалив его и дав дипломатические поручения и рекомендовав Дмитрию Ивановичу любить в его лице весь Орден иезуитов. Однако иезуиты не считали его своим представителем!
Другим камнем преткновения, мешающим осуществлению иезуитских планов, были смиренные отцы бернардинцы. Мнишеки, с обидой писал Савицкий, «взяли в свою свиту четырех монахов Ордена св. Франциска, называемых бернардинцами, которые должны были отправлять богослужение. Хотя отец Савицкий не совершенно был устранен, но главное заведование духовными делами было предоставлено бернардинцам. Сами бернардинцы из почтения к нашему ордену не изъявляли неудовольствия, что им сопутствует отец Савицкий, однако если бы его не было, кажется, они не очень бы огорчились».
Еще бы бернардинцы не смущались, видя рядом с собой представителя воинственного ордена, не расстающегося с кинжалом (по его собственному признанию в дневнике) даже в церкви! Они могли бы предвидеть, что, оставаясь со своей паствой, будут зарезаны в Москве, как овечки, тогда как непотопляемые иезуиты, благоразумно расположившиеся отдельно, ускользнут от разгневанных россиян, чтобы продолжать свою небезопасную для других деятельность.
В задачу Савицкого входило укрепление позиций ордена в Москве. Марину Мнишек он просил, «чтобы, когда она возсядет на престол, она не забыла о своих обещаниях, сделанных некогда и папскому нунцию (Ронгони, а не непосредственно Папе, снабдившему Марину специальными увещательными письмами! – А. Б.),и многим другим лицам, то есть что она будет убеждать своего супруга Димитрия к ревностному распространению католической веры и не забудет об Ордене иезуитов, оказавшем ему столь великие услуги. Кроме того, – замечает Савицкий, – я просил еще, чтобы она позволила мне доступ к себе и к Димитрию».
Своего генерала иезуит вспоминал прежде, чем Папу. Добившись аудиенции у Дмитрия, пишет он, «я вручил ему письмо и подарки отца генерала нашего ордена; подарки были присланы не только отцом нашим генералом, но даже самим Папою и состояли в драгоценных каменьях и в золотых и серебряных пластинках с портретом Папы; кроме того, Папа прислал ему индульгенции».
О задании своем Савицкий в дневнике не пишет – начала конспирации были им хорошо усвоены. Он прощупывал возможности усиления влияния ордена на московского государя, хотя открывшиеся в Москве обстоятельства беспокоили его «касательно успеха наших замыслов». Он имеет в виду и признаки назревания переворота, и холодность Дмитрия, который даже докладывать о посещениях Савицкого поручил «одному из секретарей своих, польскому еретику».
Однако к моменту убийства государя у Савицкого был сформулирован целый перечень обвинений, на которые не оказала никакого влияния мощная пропаганда, развернутая сторонниками Шуйского немедленно после переворота. Не ощущается в списке прегрешений Дмитрия Ивановича и влияния наблюдений, сделанных Савицким уже в России и внесенных в его дневник. Следовательно, мы можем судить, с чем (помимо задачи прощупать возможности повлиять на царя) уполномоченный Ордена иезуитов выехал из Кракова. Всего названо семь пунктов, объясняющих, что в перевороте выразилась «воля Божия, которая… скрытно приготовляла заслуженную и справедливую погибель Димитрия».
«1) Ибо Димитрий много изменился и был уже не похож на того Димитрия, который был в Польше».
Этим Савицкий явно оправдывает себя.
«2) О вере и религии католической… он мало думал».
Об этом, помимо собственной информации, иезуиты узнали и от Петрея.
«3) О Папе, которому, по словам посланных из Польши писем, он посвятил себя и своих подданных, теперь он говорил без уважения и даже с презрением».
Это неправда: письма царя Димитрия к Павлу V весьма почтительны, и сам Савицкий не мог привести ни одного случая неуважения государя к Папе. Об этом мог говорить лукавый Петрей, а иезуит пишет явно в пику Павлу V, принявшему любезность Дмитрия за чистую монету.
«4) По словам достоверных свидетелей, он предан был плотским утехам и, как говорили, имел разные сношения с колдунами».
Один из этих «свидетелей» – Безобразов, но в целом обвинение малозначительное: иезуиты многое прощали преданным им монархам.
«5) Все еретики имели к нему доступ, и он преимущественно следовал их советам и наущениям. Он возгордился до такой степени, что не только равнялся всем монархам христианским, но даже считал себя выше их и говорил, что он будет, подобно какому-то второму Геркулесу, славным вождем целого христианства против турок. Он самовольно принял титул императора и требовал, чтобы его так величали не только собственные подданные, но даже государи иностранные».