Шрифт:
Глава 1 – Первая тайна, или Секрет седьмой… необычный
…Вообще-то этот секрет не совсем нашего… двора, но зато уж точно необычный – девчачий и, как, окажется спустя всего-то какой-то десяток лет от наших семидесятых годов, всё-таки неразрывно связанный и с ним, нашим двором детства в городе Ломоносове, проще – Рамбове, как зовут его до сих пор многие, почти все, местные жители.
Как раз аккурат на противоположном от нас северном берегу Невской губы Финского залива – «Маркизовой лужи» – в ныне забытом местечке Куоккале солнце в июне ночью, едва нырнув за горизонт, как и у нас, немедленно начинает свой неторопливый
– Гав, гав-гав!.. – огромный мохнатый пес, по шею забравшись в свежие отжимные волны, тревожно смотрит на еле заметное, но чувствительное упругое течение воды.
– Мухтар, Мухтар… – звенит, обращаясь к нему, чистый девичий голосочек со стороны мирно серебрящейся на солнце воды, – что стряслось?
Лес, вплотную подступивший здесь к бухточке, уткнувшись в узкую полоску крупного золотого песка, вынесенного, по-видимому, бурными потоками двухтысячелетней малышкой Невой, многократно отражает её голос, рассыпая прозрачным эхом на тысячи переливов, словно бурный весенний ручей брызги, на многие сотни метров вокруг. Несмотря на близость мегаполиса в начале семидесятых годов прошлого века белки, лисицы, кабаны и даже лоси в этих местах завсегдатаи, берег залива, редко посещаем людьми, и потому бесконечно длинный широкий пляж местной бухты всегда девственно чист, прекрасен и даже сакрален в этих звуках её утреннего летнего счастья.
Жаль!.. – теперь спустя полвека цивилизация почти полностью поглотила эту бухту. Мало, что напоминает об ушедшей эпохе, лишь старинный деревянный дореволюционный двухэтажный дом барона Ридингера, превращенный ещё в довоенные годы в «коммуналку», чудом сохранившийся здесь до сих пор внутри маленького клочка леса, хранит едва уловимые брызги того лета. Он и теперь, нет-нет, да выкрикнет вдруг что-то сквозь толщу времени, позовет, поманит, а синее-синее море, заглядывающее сюда сквозь вековые сосны и ели, тут же эхом подхватит, заволнуется, зашипит, забеспокоится, словно выговаривая что-то свое далёкое, наболевшее.
– Гав, гав-гав!.. – в одно из таких ранних солнечных утро в конце июня 1975 года заливался здесь на весь пустынный берег, испуганный пёс, – «выходи, далеко зашла».
Он не любит купаться, как огня боится воды, похоже, в прошлом ему не очень-то везло, он вообще не доверяет людям, но, к удивлению, детей и стариков любит… очень.
– Отстань!.. Иди домой, – откровенно хохочет ему в ответ девочка, сверкая своей беленькой не успевшей ещё загореть в начале лета попкой меж золотых барашков весёлой незаметно ускоряющейся отжимной волны всего-то в пяти метрах от него.
– Гав, гав-гав!.. – сердится Мухтар, – «вернись, там глубоко».
Помесь северной лайки с кавказкой овчаркой, всем своим огромным собачьим сердцем привязан к этой замечательной белокурой девчушке всего-то лет пяти от роду.
– Да, не пе-ре-жи-ва-ай ты так, – оплёвываясь, весело тянет та по слогам, беззаботно ныряя по направлению волны в сторону невидимого горизонта.
Вода в Финском заливе в этой бухточке знаменитого пригорода-поселка большого города ныне, как и тогда, прежде, несмотря ни на что по-прежнему чиста, тепла, ласкова и… предательски маняща, а утренний отжимной ветер опасен для всех: и малых, и старых.
Пересилив страх, пёс срывается с места и плывет, что есть сил, плывет, пыхтя, поскуливая и отфыркиваясь от залетающей в пасть теплой пенящейся противно-солоноватой жижи, пока не ловит кончики её длинных светло-русых волос, расплескавшихся по поверхности пенящейся воды во все стороны и…
– Привет, Мухтар! – удивляется девочка, придя в себя от шершавого языка собаки, усердно вылизывающей её мокрое чуть оцарапанное от неконтролируемого соприкосновения с донным песком лицо. – Что случилось?
– Гав! – обиженно бросает пёс в её распахнутые настежь глаза-тарелки и… отворачивается.
– Ты что… меня спас?.. – девочка садится на корточки, – да?.. – удивленно смотрит по сторонам на пустынный берег, на абсолютно спокойное, словно молоко в блюдце, серебрящееся море, мирно уносящую к горизонту рябь отжимных волн, – ой!.. – непроизвольно восклицает, переводя, наконец, благодарный взгляд на собаку.
Пёс по-прежнему сидит рядом, демонстративно сердито отвернувшись от неё и терпеливо ожидая пока окончательно придёт в себя.
– Хороший ты друг, Мухтар, спасибо тебе, я так испугалась, когда там вдруг под ногами ничего не оказалось, – затараторила маленькая русалка, обняв своего великана-спасителя и, целуя его прямо в глаза, – там наверно воронка оказалась или просто неожиданный порыв ветра вдруг вместе с волной понес меня на глубину.
– Р-р-р, – недовольно рычит пёс в ответ, но всё же не вырывается из её рук, сидит смирно.
– Давай мы с тобой никому ничего не расскажем, – шепчет та ему на ухо, встав на цыпочки чтобы дотянутся до него, не выпуская из рук мохнатую могучую шею своего промокшего и перепачканного спасителя.
– Гав… – не сразу, но не без радости соглашается пес, – мол, «ну, ладно уж, давай»! – и ласково бодает её в мокрый грязный голый живот по направлению к небрежно брошенной здесь же на песке одежде: сандалики, носочки, платьице, трусики в последовательности её стремительного бега навстречу к синему морю всего-то пару минут назад…
Мухтар недавно появился в её жизни, весной, когда только-только сошел снег, а птицы весело затягивали свою обычную первую весеннюю песню любви под яркими утренними лучами солнца. В один из таких чудесных дней рано утром мохнатый темно-рыжий нос робко показался меж двух плотно задвинутых занавесок двери веранды, где она безмятежно спала на раскладушке. Было необычно тепло для этого времени года и папа, уходя утром на работу, впервые оставил входную дверь на деревянное резное крыльцо открытой, чтоб утренний аромат хвойного леса и звуки весны наполнили дочкину летнюю спаленку.
Родители девочки работают в пансионате «Балтиец», которому в этом пустынном местечке на берегу Финского залива в поселке Репино, по-старому Куоккала, в тридцати километрах от Ленинграда, и принадлежит этот удивительный деревянный столетний особняк старого барона.
Папа – водитель экскурсионного автобуса санатория, а мама – бухгалтер, даже старший.
Шесть лет назад они познакомились, поженились, получили временное жильё в виде комнаты и веранды в этом замечательном огромном старом доме на берегу синего моря, а через год у них появилась замечательная, златовласая девчушка, подстать пляжам Куоккалы и лесным светловолосым эльфам, издавна живущим в этих волшебных незабываемых местах.