Тайны огонь-горы, или Полосатое лето
Шрифт:
— И именно благодаря им, — уточнил Самсонов, — были еще и сняты уникальные видеосюжеты о том, как это происходило… Мне остается только с удовольствием добавить, что в награду за важное археологическое открытие в сентябре этого года Леша и Саша поедут в Америку, в Диснейленд…
Саша и Лешка переглянулись. Они не верили собственным ушам. Им, кому еще вчера грозила неминуемая отправка в город, предстояло такое, о чем никто из их «полосатых» сверстников и помечтать не мог! Подумать только — поездка в Диснейленд! Неужели это не шутка? И не сон, который в любое мгновение может закончиться?
Но,
Глава четырнадцатая,
самая короткая, в которой конец одной истории успевает совпасть с началом совсем другой
В тот день «Полосу препятствий» ждал праздничный ужин. Тетя Аня превзошла самое себя, приготовив фаршированную рыбу и фантастической вкусноты малиновый пирог. «Полосатые» кричали батакакумбе «ура!» и чокались вишневым соком, неотличимым по цвету от красного вина. А головы у «великолепной шестерки» кружились так, словно они и в самом деле пили не сок, а вино… Несомненно, то было головокружение от успеха!
Поздним вечером, уже перед самым отбоем, ребята в компании Гоши Иванкова и Достоевского сидели у костра.
— Где-то с месяц назад меня обменяли, — рассказывал Гоша. — Полежал это я, значит, в госпитале, вернулся домой, а меня уже ФСБ ищет. Вот так я и оказался здесь…
— Мишка, спасибо, помог, — кивнув на Тормоза, сказал Достоевский, — передал Постникову «секрет» насчет «прибора с лазерным наведением»… Вот он и запсиховал… А когда увидел — якобы нечаянно — Гошу, то и вовсе смыться решил. Что, собственно, от него и требовалось…
Бывший «агент 007», которого за глаза в лагере прозвали лохом, еще ниже опустил голову. Развенчание лже-сотрудника ФСБ Постникова он переживал чрезвычайно болезненно. Виктор Сергеевич, ах, Виктор Сергеевич! Как он мог так обмануть?! Ведь он так ему верил… А он, Миха, так много повидавший на своем веку всяких мошенников, — почему он позволил себя провести словно несмышленого первоклассника? Позор, стыд и позор на его голову!
— Ну что, скучаешь без своего шефа? — ткнул его в бок Асисяй.
— Не трогай его, — вступилась Саша, — думаешь, ты один такой умный? Тебя, что ли, нельзя обмануть? А Мишка просто доверчивый оказался…
— Простодушный, — не то похвалила, не то посмеялась Джейн. — И потом, он же на целых два года нас младше!
Тормоз скривился. Это было просто невыносимо. Докопались-таки до его тайны! Попав в этот лагерь, он для солидности накинул себе пару годков. Просто хотелось выглядеть бывалым среди этих папенькиных сынков и маменькиных дочек. Но кто-то из взрослых все-таки проболтался, и вот теперь эта кукла Джейн…
Тормоз вскочил. За него заступаются, как
— Не пыли… Никто над тобой не смеется. А обида — это глупое занятие, поверь. Я недавно в театре одну постановку смотрел. Она так и называется — «Все хорошо, что хорошо кончается»…
Полыхающий костер бросал отсветы пламени на лица сидящих вокруг него ребят из «Полосы препятствий», и лица эти чудесным образом преобразились: в тот вечер они впервые почувствовали себя одной семьей. Причиной этому было сделанное каждым из них маленькое открытие: ничто так не сплачивает людей, как преодоление трудностей. Особенно — маленьких людей. И особенно — больших трудностей…
Высокая цель — в прямом и переносном смысле — была достигнута: Огонь-гора спасена. Ее огромные реликтовые сосны теперь могут спокойно и благодарно покачивать своими кронами — им больше не грозит уничтожение. И добилась этого шестерка подростков, прозвавших себя смешным и малопонятным словечком батакакумба, — именно они и были подлинными героями той ночи. И прежнее, снисходительное или даже порой насмешливое отношение к ним у их сверстников теперь сменилось искренним восхищением. Поговорить с ними, пошутить, рассказать о себе нечто похожее — например, как ты спас от собаки беззащитного котенка или что-нибудь в этом же духе, — было необыкновенно приятно и радостно: ведь тем самым ты словно становился одним из них…
Достоевский всматривался в счастливые лица своих воспитанников и тоже чувствовал необыкновенные покой и умиротворение. Каждый прожитый день в лагере был для отставного майора чередой открытий. Не имея ни педагогического образования, ни опыта, он продвигался тем летом на ощупь, методом проб и ошибок, строил свои отношения с полосатыми так, как ему подсказывало сердце — требовательно, но уважительно и на равных, — и теперь понимал, что был прав. И это подтверждала песня, которую они все вместе сейчас пели, словно один человек.
Встань за спиной и повтори: я верю… — уносилось к усеянному яркими звездами небу.
Склонившись к своей испытанной подруге-гитаре и поблескивая стеклами очков, перебирал струны Леннон. Нахмурившись, слегка притопывала в такт армейским ботинком Джейн. Зачарованно смотрела в огонь Саша. Не давая пламени угаснуть, подбрасывал в костер сучья Илья. Даже Асисяй, забыв о своих вечных хохмах, был серьезен. И все это, отойдя в сторонку, снимал на свою видеокамеру Лешка, заранее предвкушая, какой классный сюжет получит детская редакция телевидения…
Встань за спиной и повтори: я верю…
И вдруг в это же мгновение, словно эхо, со стороны лагеря донеслось: «Встань за спиной…»
Леннон замер, недоуменно вытаращил глаза.
— Твоя песня, — удивился Асисяй. — По телику…
— Как же так? — пробормотал Леннон. — Передача ведь только через две недели…
И пулей полетел к ближайшему из домиков, в котором проживали Лешка и Илья. Вся оставшаяся башакакумба рванула за ним…