Тайны парижских манекенщиц (сборник)
Шрифт:
Я опасаюсь этого, кроме того, в качестве карманных денег мне дают всего несколько долларов. С этим не разгуляешься, вынуждена ограничить себя в тратах, покупаю сувениры, почтовые открытки, звоню Мишелю в ответ на его звонки. Краснею от стыда: «почтовая открытка для мамы» была не первой покупкой.
Пренс разрешает принять предложение магазина «Массис». Я должна представить перед публикой их коллекцию. Снова гигантское здание, вдесятеро больше «Самаритена» [108] . Их коллекция (шикарное готовое платье) показывается в каком-то холле перед несколькими сотнями лиц, то и дело меняющихся (женщины приходят на представление после совершения покупок).
108
Один из крупнейших парижских универмагов. – Прим. пер.
Показ длится с 11 до 15. (Никакой еды. Умираю от голода.)
О моем участии сообщают плакаты. Остальные манекенщицы разглядывают меня без какой-либо враждебности. Безупречные девушки, словно созданные по одной выкройке. Показывают честно, без выкрутасов. Платья приятные, но банальные. И никакой одежды на разное время дня. Американская женщина, когда уходит из дома, отправляясь в бассейн, уже не возвращается. (Слишком далеко.) А потому с утра одевается, как если бы шла на званый обед. Ересь!
Показываю все без ропота: и симпатичные, и уродливые модели. Добиваюсь настоящего успеха (похоже, здесь вовсе не аплодируют) в муслиновом платье, полностью покрытом белыми перьями и с вызывающими рукавами, похожими на крылья.
Директриса не знает, как меня отблагодарить. Соглашусь ли я в дополнение к гонорару взять вечернее платье из белого фая, обшитое белыми кружевами? Конечно, я с удовольствием соглашаюсь, хотя оно мне чуть-чуть велико. И туфли из золотой парчи на плоском каблуке вместе с купальником?
– Невозможно! Благодарю вас! Как это будет смотреться во Франции?.. Для купания нужны…
Чтобы она чувствовала себя обязанной:
– Я предпочла бы черные лаковые туфли.
С трудом выбиваю их из директрисы, та немного обескуражена.
Жизнь состоит из посещений ночных заведений, коктейлей, празднеств. Я всех удивляю: от начала до конца своего путешествия требую завтрак в 13 часов, тогда как там пьют только фруктовый сок или стакан некрепкого чая. Официанты смотрят на меня с удивлением (как наши хозяева и соседи!), когда я заказываю «бифштекс с фруктами» (их жареная картошка не такая, как во Франции). Верх скандала – кьянти (в карточке нет французских вин), полбутылки кьянти, которые я запросто выпиваю! До чего странные животные, эти французы!
И все время меня сопровождает пара любезных Пренсов, ставших близкими друзьями, и постоянно сменяющиеся янки, тут же переходящие на приятельские отношения («Хелло, Пралин!»), с радостью приглашающие меня за свой столик или в «кадиллак» для рукопожатий, едва не заканчивающихся вывихом плеча.
Остаюсь «честной»! Нужна определенная сила характера. Десятки раз модельеры подсылали ко мне эмиссаров, прекрасно говорящих по-французски: не могу ли я одолжить им свои платья? Прямой ответ: «Чтобы снять копии?» Я могла бы заработать кучу долларов! Можно сделать небольшое состояние – многие, наверное, так и поступили!
Знаете, что меня грызет эти полторы недели? Мысль о самолете, который унесет меня в Голливуд.
Морское путешествие для меня… Голова полна ужасных снимков, я вижу изуродованные тела, которые едва можно идентифицировать. И снова – не показывая вида, кроме как Жермене, секретарю R.K.O., переводчику и доверенному лицу, – пересказываю отрывки некрологов: «Она понравилась в Нью-Йорке… Ей не удалось завершить свое чудесное путешествие…»
Повторяю себе, что американской технике следует доверять. К примеру, если у летательного аппарата всего два двигателя, ничто не поможет, я в него не сяду! Лучше поеду на велосипеде!
Аэропорт. 17 мая. Снова привычная свита фотографов и киношников. Представители R.K.O. Чудесные Пренсы. Жермена. Я улыбаюсь. Ноги предательски дрожат. Гигантский самолет на 30 мест. Меня сажают в середине. Прощания, поцелуи.
Никакой свободы! Моя судьба! Быть может, прощайте! Одна в этой адской машине. Сердце колотится. Я умерла! Немая молитва: «Боже, сотвори, сотвори!..» Все покидают самолет. Ожидание. Я тупо пялюсь в иллюминатор. Двигатели некоторое время ревут, но самолет не движется, и вдруг ощущение, что земля удаляется. Состоялось!
Ох уж это путешествие! Первый полет на этом проклятом транспортном средстве. Надо мной будут смеяться, но от начала и до конца я была в состоянии полного ужаса. И нахожу в этом ужасе какое-то мрачное удовольствие. К черту пассажирку, которая садится рядом и предлагает на французском составить мне компанию!
– Thank you. Very спать!
Вспоминаю о стаде черных «зверей» в пустыне, над которой мы пролетаем, о бесконечных равнинах, о безгранично раскинувшемся Чикаго. Я так глупа, что предпочла бы вынужденную посадку среди сельских домов, где на меня могут напасть «звери»!
Перед моими глазами двигатели, я за ними неотступно слежу. В какой-то момент появляются красноватые выхлопы на обшивке, сердце двигателя пламенеет. Я долго сдерживаюсь, потом зову стюардессу, чтобы указать ей – спокойно, – что этот двигатель «начинает загораться» Она пересаживает меня. Посещение пилотской кабины. Просьба занести свое имя в «Золотую книгу». Я расписываюсь. Старший пилот, второй пилот, их помощник прекрасны, как архангелы! Но очень молоды. Слишком молоды! Предпочла бы старых воздушных волков! Эти Адонисы беспечно шутят, болтают со мной (хотя я ничего не понимаю), не занимаясь делом, от которого зависит наша жизнь.
Ночь наступает, когда мы подлетаем к горам. Несколько минут я задаю себе вопрос, не в эту ли скалу мы врежемся. Наступает полная темнота! Что я здесь делаю?! Зажигаются стрелки.
Мы поднимаемся на 6000, 7000 метров, знаками показывает мне стюардесса (может, речь идет о ярдах). Дышу с трудом. Уши заложило. Ничего не слышу. Слюнные железы работают на всю катушку.
И вдруг под нами океан огней.
– Look at right and left! [109]
Это Голливуд. Я ожидала увидеть город на водах, американские Виши. Я поражена масштабом! Не Париж заслуживает звания Города Света! Гигантские ослепительные рекламные щиты, названия любимых магазинов невероятными огненными буквами, солнечное сияние городского освещения. Мы спускаемся! Скорое приземление! Я помню о газетной статье, где говорится, что это самый опасный этап… Тем хуже! Уйти красивой! Я пудрюсь, прихорашиваюсь. Моим хладнокровием можно восхищаться! Я представляю Францию! Беспокойство не отступает: «Ждут ли меня? А как быть с багажом?»
109
Посмотрите направо и налево (англ.). – Прим. пер.