Тайны политических убийств
Шрифт:
Разрядив браунинг, убийца спокойно повернулся лицом к зрительному залу, бросил оружие на пол и, выждав казавшуюся весьма длинной паузу всеобщего оцепенения, направился к выходу, но по пути был схвачен и без сопротивления сдался задержавшим его лицам.
Задержанного стали избивать. Его повалили на пол, а затем поволокли к выходу. Его так били, что, если бы не решимость камер-юнкера М. С. Рощаковского, прибывшего в Киев для обеспечения безопасности царя и сопровождавших его лиц, спасти задержанного от «самосуда» и сдать его живым властям, покушавшийся нашел бы смерть на месте происшествия. По свидетельству Рощаковского, Богров был поднят им с пола и на вытянутых кверху руках полумертвый вынесен из зрительного зала в кабинет дирекции театра. Здесь немедленно приступили к личному обыску и допросу задержанного.
Задержанный назвал себя Дмитрием Григорьевичем Богровым. При обыске у него были обнаружены билеты в дом купеческого собрания и Киевский оперный театр, визитные карточки на имя помощника присяжного поверенного Д. Г. Богрова, три ордена на выступление в судах в качестве защитника и записка следующего содержания: «Николай Яковлевич очень взволнован. Он в течение нескольких часов наблюдает из окна через бинокль и видит наблюдение. Уверен, что за ним поставлено наблюдение. Скверно. Слишком откровенно. Я не провален еще». Утром следующего дня, то есть 2 сентября, Богров был помещен в одну из камер «Косого капонира» в Киевской крепости, одно название которого навевало ужас на людей.
«Косой капонир» был известен как перевалочный пункт для смертников, то есть лиц, приговоренных к смертной казни. Обычно накануне казни этих обреченных перебрасывали из места их заключения сюда, а ночью увозили на «Лысую гору» — так назывался один из самых угрюмых, пользовавшихся мрачной известностью фортов Киевской крепости, где совершалась казнь.
При вторичном, более тщательном обыске у Богрова были обнаружены дополнительно юмористический журнал «Будильник», две металлические запонки, кусок веревки длиной в 63 см и гвоздь. О назначении веревки и гвоздя можно лишь догадываться: в показаниях об этом не сказано ни слова. Надо полагать, что они были где-то подобраны Богровым уже после первого обыска и спрятаны с тем, чтобы использовать их при случае в целях самоубийства. Но эти предметы были у него изъяты.
Спустя два часа после того, как Богров стрелял в Столыпина, к месту происшествия явился следователь по важнейшим делам Киевского окружного суда В. И. Фененко, на которого было возложено ведение предварительного следствия по делу «О преступном сообществе, поставившем себе целью насильственное изменение в России установленного законами (основными) образа правления, одним из участников которого Д. Г. Богровым было совершено убийство статс-секретаря П. А. Столыпина». Когда следователь явился в помещение Киевской оперы, Богров по вопросам, предварительно разработанным подполковником особого корпуса жандармов Ивановым, собственноручно и под его наблюдением писал первое показание, в котором сообщил подробные биографические данные о себе и признался, что на протяжении двух с половиной лет, начиная с 1906 г., сотрудничал в киевском охранном отделении под руководством подполковника H. Н. Кулябко, одновременно участвуя в революционном подполье, в рядах киевской группы анархистов.
В основном это собственноручно составленное Богровым показание, имеющее важное значение для правильного понимания подлинных мотивов убийства, правильно отражено в постановлении В. И. Фененко от 2 сентября 1911 г. о возбуждении уголовного дела против Богрова. В этом постановлении записано: «Иванову, в присутствии прокурорского надзора, Богров заявил, что содеянное им было совершено без всяких соучастников. Однако признал, что раньше он имел сношения с анархистскими организациями и разделял их убеждения и ныне считает себя невольно революционером, негодующим на действия правительства и, в частности, министра внутренних дел и решившимся единолично на совершение описанного террористического акта».
Богрову было предъявлено обвинение по статье 102 Уголовного уложения и статьям 9-й и 1454-й Уложения о наказаниях. Над ним нависла угроза смертной казни через повешение. Неотвратимость этого наказания не вызывала ни малейшего сомнения у арестованного. Он принадлежал к киевской адвокатуре, и значение приведенных статей ему было предельно ясно.
После усиленных допросов на протяжении б часов следователь вручил Богрову следующее постановление: «1911 г. сентября 2-го дня, 4 часа утра. Я… Фененко, допросил сего числа пом. присяжного поверенного Д. Г. Богрова в кач. обвиняемого по 102 ст. Уголовного уложения и ст. 9 и 1454 Уложения о наказаниях и, имея в виду, что Богров вполне изобличается в приписываемых ему преступлениях собственным сознанием, так и показаниями свидетелей и что тяжесть содеянного им преступления и грозящего ему наказания обязывает избрать в отношении его высшую меру пресечения способов уклонения от следствия и суда, постановили на основании 420, 421 и 6-го пункта 416 ст. Устава уголовного судопроизводства пресечения обвиняемому Богрову Дмитрию Григорьевичу способов уклонения от следствия и суда по настоящему делу — заключить его под стражу, избрав местом содержания с согласия военного начальства «Косой капонир» Киевской крепости, куда и препроводить копию настоящего постановления с личностью Богрова…»
С внешним равнодушием прочитал Богров этот документ. О «Косом капонире» он был достаточно наслышан. Давно он готовил себя в его «жильцы», но то, что его переводили туда до суда, с начала предварительного следствия, было неожиданностью, притом остро неприятною.
В «Косом капонире» Богров пробыл с 3 сентября до рассвета 12 сентября. За это время он много пережил и передумал.
Шемякин суд
Дело Богрова расследовалось обстоятельно. Предварительное следствие было поручено следователю Киевского окружного суда; в допросах активно участвовали прокурор Н. В. Брандорф и товарищ прокурора Е. И. Лошкарев; в ходе предварительного следствия соблюдались все процессуальные нормы того времени. Но едва только следствие было закончено, как посыпался град нарушений, из которых основное — это рассмотрение дела не Киевским окружным судом, куда оно было направлено, а Киевским военно-окружным судом.
Изъятие дела из общей подсудности и предание Богрова военному суду убеждают в том, что все судебное производство сопровождалось грубым произволом, напоминающим больше полицейскую расправу, чем акт правосудия. Изменение подсудности, несомненно, преследовало цель негласно и быстро расправиться с Богровым. Об этом, в частности, свидетельствуют высокие темпы расследования и судебного рассмотрения дела, обычно недоступные неповоротливому, бюрократическому царскому судебно-следственному аппарату.
Предварительное следствие было начато и проведено в течение шести дней (с 1 по 6 сентября). 6 сентября дело уже находилось в распоряжении прокурора Киевского окружного суда. 7 сентября оно перешло в ведение прокурора Киевского военно-окружного суда. Спустя два дня (срок, установленный для военно-полевых судов), а именно 9 сентября, оно уже было рассмотрено военным судом, приговорившим Богрова к смертной казни через повешение, судопроизводство напоминало больше Шемякин суд, нежели нормальное отправление правосудия.
Не потому ли до настоящего времени нигде не удалось обнаружить материалы судебного производства, которых, по-видимому, никогда и не было?
«Своя логика»
Материалы предварительного следствия рисуют таким образом обстоятельства и побудительные мотивы убийства Столыпина.
Богров Дмитрий Григорьевич, сын киевского присяжного поверенного и крупного домовладельца, в 1905 г., по окончании 1-й киевской гимназии, поступил на юридический факультет Киевского университета. По политическим мотивам университет к началу учебного года не был открыт, и Богров в сентябре уехал в Германию, где поступил в Мюнхенский университет. Проучившись здесь один год, он в декабре 1906 г. вернулся в родной город и вскоре примкнул к подпольному анархистскому движению.