Тайны Поместья Торн
Шрифт:
Элизабет не догадывалась о местонахождении Натаниэля, пока не услышала, как кто-то спросил сквозь музыку:
— Но где же, черт возьми, ваши слуги, Господин Торн? — озадаченным голосом, невнятным от выпитого.
Тела сместились настолько, что Натаниэль оказался прислоненным к увитой розами колонне у входа в бальный зал и держал в руках бокал шампанского, окруженный гостями, как принц, который держит двор. Если бы она не знала его так хорошо, то подумала бы, что он веселится, но по вынужденной резкости его улыбки она поняла, что он испытывает дискомфорт.
— В этом-то все и дело, — прошептал один из зрителей рядом
— На самом деле очень хорошо, — ответила Элизабет. — Демон печет отличные булочки. — Она прошла в бальный зал, не обращая внимания на их шокированные взгляды.
Впереди Натаниэль осматривал толпу. Его взгляд небрежно скользнул по Элизабет и тут же вернулся к ней. Словно забыв о существовании гостей — один человек все еще пытался заговорить с ним, — он оттолкнулся от колонны, его темный взгляд был непоколебим. Она уже успела разогреться, и его взгляд ей не помог: она раскраснелась, вспотела и была отнюдь не прекрасна. Но когда он подался вперед, чтобы увлечь ее в центр бального зала для танца, все тревоги покинули ее разум, ведь в этот момент она была там, где хотела быть больше всего на свете, — в объятиях того, кто любил ее.
***
Они танцевали почти час, и за это время она ни разу не наступила Натаниэлю на ногу, прежде чем музыка прервалась и она отправилась на поиски прохладительных напитков. В столовой на длинной белой скатерти были расставлены бутылки и бокалы, и гости с преувеличенной осторожностью наливали себе в бокалы, смеясь над новинкой. Все были навеселе, в воздухе витал дух щедрости, люди тянулись помочь соседям, когда чуть не опрокидывался бокал или проливалась бутылка. Тепло запотевало оконное стекло, размывая огни города за окном.
Когда она вернулась в бальный зал, Натаниэль был поглощен беседой с молодым человеком — очень красивым, с вьющимися светлыми волосами и ямочками, которые вспыхивали, когда он улыбался. Он выглядел нервным и возился с манжетами. Заинтригованная, Элизабет спряталась за горшком с растением, чтобы понаблюдать за ним.
— Я действительно не держу на тебя зла, — проникновенно говорил молодой человек. — Мне бы хотелось, чтобы ты написал ответ, но я понимаю, что обстоятельства сложились не лучшим образом. Просто, учитывая то, что между нами произошло…
Пока он говорил, Натаниэль схватил чей-то полупустой бокал с шампанским и одним глотком осушил его, не обращая внимания на слабый протест гостя.
— Феликс, — сказал он напряженным голосом, стараясь не закашляться, — хотя поцелуй, который мы разделили в бельевом шкафу Лорда Ингрэм, был глубоко незабываемым, я с сожалением должен сказать, что теперь у меня есть определенные обязательства.
— Обязательства, — неуверенно повторил Феликс. Элизабет не винила его за то, что он выглядел так, будто задавался вопросом, понимает ли Натаниэль значение этого слова или просто выбрал его наугад, словно вытащил из шляпы.
Натаниэль протянул руку, чтобы похлопать его по плечу.
— Должен сообщить тебе, — серьезно произнес он, — что я больше не холостяк.
Плечи Феликса поникли и поникли. Она почувствовала укол сочувствия.
— Значит, у нас нет никакой надежды?
Натаниэль только открыл рот, чтобы ответить, как по полу пробежала вибрация. Группа пустых стаканов,
— Боюсь, что нет, — сказал Натаниэль с затравленным видом. — Правда в том, что я обручен.
Особняк затих. Все разговоры поблизости разом прекратились.
— Что? — сказал Феликс.
— Что? — сказала Элизабет, вставая из-за горшка с растением.
Натаниэль бросил на нее отчаянный взгляд. Она увидела, как он пробормотал несколько слов под нос — какое-то заклинание — и почувствовала, как что-то прохладное обхватило безымянный палец ее левой руки, на котором вдруг появилось кольцо — очевидно, семейная реликвия Торнов — из серебра с огромным изумрудным камнем. После вспышки заикающегося ужаса ее охватила необыкновенная радость, словно она только что сорвалась с обрыва и обнаружила, что может летать.
— Точно. Я забыла. — Ухмыляясь, она подняла руку. — Мы помолвлены.
ЭПИЛОГ
ПОКА ГОСТИ танцевали, Сайлас спустился во мрак подвала поместья Торн. Он приветствовал запахи сырого камня и плесени, как улучшение по сравнению с миазмами безвкусных духов, наполнявших воздух наверху. Ему казалось, что с каждым десятилетием человеческая мода становится все более вульгарной; теперь дамы покупали дешевые платья и перчатки в новом универмаге на Лестничной Авеню, который, к его ужасу, демонстрировал все признаки будущего. Он сожалел о своем бессмертии, поскольку оно гарантировало, что он доживет до еще более ужасных преступлений.
Он миновал бочки и винные стеллажи, направляясь к маленькой искривленной двери, вделанной в камень, которая вела в подземелье по штопорообразной лестнице. Глубоко под особняком палаты гудели, словно жизненная сила впавшего в спячку дракона. Сайлас знал, что если приложить руку к стене, то в месте прилегания к камням можно почувствовать слабую вибрацию. Он воздержался, не желая пачкать еще одну пару перчаток.
На позапрошлой неделе он нашел достаточно простое дело — пробудить магию Клотильды Торн от спячки, и был рад, что его усилия принесли ожидаемые результаты. Если бы не вмешательство мастера Торна, дело заглохло бы на годы, а Сайласу не терпелось спланировать свадьбу. Более того, он уже выбрал цветы.
Обладая демоническим зрением, он без труда разглядел окружающую обстановку в беспросветном подземелье: приземистые колонны, сырые камеры с прогнившими дверями, покрытую копотью каменную кладку над пустыми ржавыми бра. Это место столетиями не использовалось никем, кроме него. Приятный оттенок смерти все еще витал в его пределах, свежий в ближайшей камере, хотя тело, занимавшее ее, теперь покоилось в иле Пламенеющей реки, а его карманы были усеяны камнями.
Господин Торн и Госпожа Скривнер не знали, что в ту ночь, когда на них напали чары, он привел сюда наемника Эшкрофта для допроса и только после этого избавился от него. Это не была быстрая, чистая, спонтанная смерть, как они себе представляли. Сайлас был основателен.