Тайны российской аристократии
Шрифт:
Отношения молодого Московского государства с государствами-наследниками Золотой Орды были довольно сложными. В период правления крымского хана Менгли-Гирея и Ивана III Крым и Москва являлись близкими союзниками, объединившимися против польского короля и хана Большой Орды. Однако уже преемники Менгли-Гирея не видели пользы в этом союзе и совершали опустошительные набеги на Россию. Отношения с Казанью претерпевали колебания от периодов русского протектората над ханством до затяжных войн. Астраханский правитель еще при Василии III признал себя вассалом великого князя московского, но был свергнут, и Астрахань заняла враждебную России позицию. В то же время с середины XV в. и по конец XVII в. на территории самой России существовало особое государство – Касимовское ханство, ханы которого (представители крымской и казанской династий) правили по воле
Очевидно, что нельзя считать отношения России с татарскими ханствами, окружавшими ее с юга и востока, исключительно враждебными. Постоянно поддерживались дипломатические связи; несмотря на все военные опасности, велась и торговля. Сближение происходило и в иной сфере. Упадок и распад Золотой Орды, а также внутренние междоусобицы в ханствах приводили к тому, что многие тюркские аристократы, а иногда и представители правящего рода Чингизидов стремились сменить хана на великого князя и «выезжали» на службу к московскому государю. «Русский улус», со времен Батыя воспринимавшийся ордынцами как часть Монгольской империи, к XV в. приобрел для потомков грозных завоевателей особую притягательность. Этому способствовали несколько факторов. Тюркские аристократы, появлявшиеся при московском дворе, приобретали довольно высокий статус. Вероятно, это было данью тому пиитету, который испытывали русские князья перед ордынскими владыками. Однако дело было не только в этом. Московский двор, при котором служили и потомки литовского Гедимина, и потомки Чингисхана, представлял для европейских дипломатов русского царя как «шахиншаха», государя над правителями Востока и Запада. Не случайно касимовские ханы и потомки сибирского Кучума носили в XVII в. титул «царевичей» и номинально занимали вторую, после государя, ступеньку в иерархии русского двора.
Демонстрация милости царя к «выходцам» преследовала и иные цели. Во-первых, это был аргумент в дипломатических спорах с Турцией, не раз угрожавшей России под предлогом защиты единоверцев. Во-вторых, пример «выезжих» аристократов был обращен к другим «царевичам», князьям и мурзам. От одних московское правительство ожидало признания вассальной зависимости, других было готово принять с их военными отрядами на службу.
Отсюда происходило и терпимое отношение царей к религии выходцев. Служить православному государю и занимать видные места при дворе и в военном командовании дозволялось и тем тюркским аристократам, кто не спешил отказаться от ислама. Успешно служили в конце XVI – первой четверти XVII в. и занимали высокие воеводские должности сибирские царевичи Маметкул Ялтоулович и Алей Кучумович. Распространялось такое отношение не только на высшую знать, но и на мелких князей и простых мурз.
Все это привлекало тюркскую аристократию и военно-служилое сословие на службу в Москву. Этот процесс шел на протяжении XIV–XVII вв. В наименьшей степени он коснулся крымских родов. Вероятно, причиной тому были многочисленные военные конфликты между государствами. Однако, несмотря на длительный период вражды, Россия и Крымское ханство постоянно поддерживали торговые, культурные и дипломатические связи. Как в Крыму, так и в России существовали сторонники дружеских (насколько это было возможно) отношений между державами.
К числу сторонников такой политики принадлежал знатный бийский (бии – один из высших разрядов кочевой аристократии) род Сулешовых, занимавший видное положение при ханском дворе. Его представители традиционно вели переговоры с русскими дипломатами. Русские источники неоднократно называют Сулешовых «московскими доброхотами». В 1578–1579 гг. приезжал в Москву Араслан-мурза Сулешов, который пробыл в ней до 1580–1581 гг. Впоследствии он еще раз упоминается в русских летописях. В 1610 г. крымские царевичи с Араслан-мурзой и другими татарами пришли на помощь царю Василию Шуйскому против Лжедмитрия II – Тушинского вора. Источники по-разному описывают дальнейшие события. Согласно «Новому летописцу», татары мужественно бились с войском самозванца в Боровском уезде, но затем ушли за Оку, сказав, что их истомил голод. Другой источник сообщает, что татары «на бой против Вора не пошли, а пошли они прочь в свою землю». Видным крымским вельможей был Ахмет-паша Сулешов. По воспоминаниям московских бояр Ахмет-паша был у хана «ближний и великой человек». В 1593 г. он приносил шерть (присягу) от имени хана при заключении мирного договора. В другой раз мы встречаем Ахмет-пашу в тяжелое для Российского государства время. В 1614 г. в Ливнах он вел переговоры с посланником нового царя Михаила Федоровича князем Г. П. Ромодановским о размере поминок, которые должны были высылаться в Крым. Крымцы стремились получить как можно больше, русские – дать как можно меньше. На переговорах Сулешов говорил: «Если не станет государь присылать ежегодно по 10 000 рублей, кроме рухляди, то мне доброго дела свершить нельзя; со мной два дела, доброе и лихое, выбирайте!» «Вы ставите шесть тысяч рублей в дорого, – продолжал крымский посол, – а я и на одних Ливнах вымещу; хотя возьму тысячу пленных и за каждого пленника возьму по 50 рублей, то у меня будет 50 000 рублей». И все же Ахмет-паша согласился удовлетвориться поминками в 4000 рублей с условием, что весной будут присланы «большие» поминки.
Участвовали в дипломатических сношениях с Москвой также братья Ахмет-паши – Янша-мурза и Ибрагим-паша.
Янша (Енша, Еньша)-мурза упоминается как крымский посол в Москву около 1584–1585 гг. Исполнив посольское поручение, Янша-мурза выразил желание остаться в России и служить царю Федору Ивановичу – редчайший случай в дипломатический практике и русско-крымских отношениях вообще. Мурза был пожалован вотчиной – селами в Бежецком Верхе, и впоследствии упоминается в разрядах. В 1591 г. он был послан в Новгород вместе с царевичами Арасланом Кайбуличем (астраханским), Маметкулом (сибирским) и Уразом (казахским). Эти военные приготовления были связаны с Русско-шведской войной 1590–1593 гг., в которой, как и ранее в Ливонской войне, хорошо проявила себя татарская конница.
Гораздо больше известно о сыновьях Янши-мурзы – князьях Юрии и Василии Яншеевичах Сулешовых. Старший – Юрий Яншеевич – принял православие в правление Бориса Годунова. Вероятно, примерно в то же время он женился на княжне Черкасской, дочери князя Мамстрюка, брата второй жены Ивана Грозного – царицы Марии Темрюковны (о ее роде см. в очерке о князьях Черкасских). Вероятно, вскоре после крещения Юрий Яншеевич получил придворный чин стольника. О доверии, которое питал к нему царь, свидетельствует почетное и ответственное поручение, данное князю Борисом Годуновым в январе 1605 г. После разгрома Лжедмитрия I под Добыничами Сулешов был послан в Новгород-Северский с золотыми для раздачи их отличившимся воеводам – князю Н. Р. Трубецкому и П. Ф. Басманову.
О деятельности князя Юрия Яншеевича в Смутное время известно мало, однако есть все основания полагать, что он не принадлежал к числу многочисленных «перелетов» и авантюристов той эпохи. Боярский список 1607 г. показывает стольника князя Ю. Я. Сулешова под Калугой, где мятежного Болотникова осаждали армия и двор Василия Шуйского. В 1611 г. Сулешов упоминается как воевода Первого ополчения; он был послан в Торжок. Впоследствии князь, вероятно, примкнул ко Второму ополчению, поскольку под грамотой, данной князю Д. Т. Трубецкому на владение волостью Вагой, упоминается его имя. Правда, Юрий Яншеевич русской грамотой не владел, и за него «руку приложили» товарищи.
Сулешову довелось участвовать в ликвидации последствий Смуты уже после избрания на царство Михаила Федоровича. 19 апреля 1613 г. из Москвы был отправлен «в поле» против мятежного атамана Заруцкого князь И. Н. Одоевский. Прикрывать его поход «берегом» были посланы к Алатырю князья Ю. Я. Сулешов и Ю. Н. Барятинский с конной ратью в 1969 человек.
Заслуги Сулешова в восстановлении законного порядка были оценены правительством царя Михаила Федоровича. Уже в коронационных торжествах в июне 1613 г. Сулешов неоднократно «смотрел» в большой стол при пиршествах, что было весьма почетной обязанностью. В сентябре 1613 г. Сулешов был назначен рындой – одним из четырех оруженосцев, стоявших в белом платье с золотыми топорами возле трона, – при приеме царем кизылбашского (персидского) посла. При этом назначении последовал местнический спор, показавший большое влияние Сулешова при дворе и особое расположение к нему государя.
Другой рында, Иван Петрович Шереметев, бил челом царю с тем, что ему «невместно» быть меньше князя Сулешова, потому что «князь Юрьи не бывал больши тех, кто ему, Ивану, в версту; и будет государь милости не покажет, велит ему, Ивану, со князем Юрьем быть, и государь бы его, Ивана, пожаловал, велел ему сказати, каково князь Юрьи в иноземцах и в московских родех отечеством; и будет в иноземцех и в московских родех ково будет князь Юрьи больши, а ему, Ивану, с ним быть мочно, и он, Иван, и со князем Юрьем быть готов же».