Тайны русской дипломатии
Шрифт:
— Господин ошибся, — принимая щедрые чаевые, ответил бармен. — Русские живут не у нас. Они остановились в «Сесили».
— Жаль. Очень жаль, — вздохнул Конради. — А я-то рассчитывал повидать старых знакомых.
Поднявшись в номер, Конради переоделся, зарядил браунинг нарезными пулями и отправился в «Сесиль». Свободных столиков в ресторане не было, но Конради подошел к метрдотелю и, представившись майором французской армии, потребовал, чтобы столик для него нашли. Заказав коньяк, он уселся неподалеку от эстрады и начал вести наблюдение… Через несколько минут в зал вошел Боровский в сопровождении своих сотрудников Аренса и Дивильковского. Как только они заказали ужин, Конради
Боровский рухнул на пол. Но Конради продолжал палить. Три пули достались Аренсу, две — Дивильковскому. Конради хотел было перезарядить револьвер, но, увидев, что дело сделано, швырнул его к ногам метрдотеля и потребовал, чтобы оркестр играл траурный марш по русским большевикам.
— Я новый Вильгельм Телль, призванный спасти человечество! — пьяно кричал он на весь зал.
Убийство произошло 10 мая 1923 года, а 5 ноября состоялся суд над Конради и его подельником Полуниным, который был вдохновителем и организатором теракта. В зале казино была разыграна самая настоящая комедия! Прокурор не обвинял убийц, а защищал. Адвокаты пошли еще дальше, заявив, что их подзащитные совершили справедливый акт возмездия. В итоге присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт — и террористы оказались на свободе.
Возмущению честных граждан не было предела! Демонстрации протеста прокатились по многим столицам Европы. Соболезнование выразил даже Ватикан. Советский Союз прервал со Швейцарией какие бы то ни было взаимоотношения и возобновил их лишь в 1946 году. А Максим Горький, который хорошо знал Воровского, в те дни написал в одной из газет: «Конради убил человека огромной культуры и высокого ума, человека исключительной честности».
«МЫ ИДЕМ СКВОЗЬ РЕВОЛЬВЕРНЫЙ ЛАЙ…»
Эту бессмертную строчку Владимир Маяковский посвятил не герою-кавалеристу, разведчику или летчику-испытателю, а дипкурьеру, хотя дипкурьер, по большому счету, не дипломат, а всего лишь «должностное лицо ведомства иностранных дел, доставляющее дипломатическую почту». Проще говоря, дипкурьер — это почтальон. Но работа посольств без этих почтальонов просто немыслима. А если учесть, что так называемые вализы, которые возят дипкурьеры, содержат как государственные, так и военные тайны, нетрудно представить, какой желанной добычей для спецслужб тех или иных государств являются и вализы, и сами дипкурьеры.
Правда, дипкурьеры интересуют этих грабителей лишь как помеха для овладения вализами, поэтому помеху стараются как можно быстрее устранить — и стреляют не для острастки, а с целью физического уничтожения. Первый такой выстрел прозвучал 5 февраля 1926 года в поезде Москва — Рига.
В купе их было двое — Теодор Нетге и Иоганн Махмасталь. Дипкурьер Нетге — на верхней полке, Махмасталь — на нижней. Полшестого утра. За окном кромешная темень. Вот-вот Рига. Проводник объявил, что проехали станцию Икскюль, следующая — столица Латвии. И вдруг шум, гам, крики, удары! Купе, в котором ехал представитель «Льноторга» Печерский, нараспашку. Какие-то люди в масках выволокли Печерского в коридор, а за ним и проводника, который пытался вступиться за пассажира.
— Курьеры! Где дипкурьеры? — орали бандиты, приставив пистолеты к голове проводника.
— Все ясно. Они перепутали купе и ворвались к Печерско-му, — доставая револьвер, крикнул Махмасталь. — Теодор, сейчас они будут здесь.
— Очень хорошо. Мы их встретим! Попробуй закрыть дверь.
— Не получается. Мешают мешки, — кряхтел Махмасталь. — Но я сейчас, погоди…
В этот миг к
— Они здесь! Я их нашел!
Тут же подбежал второй. Отшвырнув проводника, с криком «Руки вверх!» он выстрелил в сидевшего на нижней полке Махмасталя. Пуля попала в живот, но он остался жив. В тот же миг лежавший на верхней полке Нетте всадил этому бандиту свою пулю. Падая, тот снова выстрелил в Махмасталя и ранил его в руку. Иоганн перехватил револьвер в левую и бабахнул во второго бандита. Попал! Но тот устоял на ногах и выстрелил в Нетте. Теодор замертво рухнул с полки, прикрыв своим телом Махмасталя.
Ослабевшие от ран бандиты попытались вытащить мешки с диппочтой, но на них лежали трупы, поднять которые налетчики не могли. Поняв, что остались ни с чем, они поплелись в купе проводника, где рассчитывали получить помощь от третьего соучастника нападения.
Между тем на выстрелы сбежались пассажиры из соседних вагонов. На счастье, среди них оказался сотрудник постпредства во Франции Зелинский, который из-под трупа Нетте вытащил обливавшегося кровью Махмасталя.
— Встань у нашего купе и никого к нему не подпускай, — придя в себя, попросил Махмасталь. — Если что, кричи: «Я буду стрелять».
В этот миг из купе проводника раздались два выстрела. Потом оттуда выскочил какой-то тип, бросился в тамбур и выпрыгнул из вагона. Когда заглянули в купе, там валялись два трупа с простреленными головами: такую своеобразную помощь оказал своим коллегам отсиживавшийся в купе бандит.
Тем временем поезд подошел к перрону. Диппочту встречал сотрудник нашего постпредства, которого, на беду, Махмасталь не знал в лицо и потому, размахивая револьвером, кричал:
— Кто ты такой? Я тебя не знаю… К почте не подходи. Убью!
Пришлось вызывать человека, которого Махмасталь знал в лицо. Сдав почту, он тут же потерял сознание… Не один час бились врачи за его жизнь, и героический дипкурьер был все же спасен.
Тем временем было проведено расследование, и оказалось, что нападавшими были братья Габриловичи — граждане Литвы, поляки по национальности. Латвийское правительство принесло официальные извинения — и на этом инцидент был исчерпан.
А Москва между тем бурлила. Похороны Нетте сопровождались невиданно массовыми демонстрациями протеста. И Теодор Нетте (посмертно), и Иоганн Махмасталь были награждены высшими на тот период боевыми орденами — орденами Красного Знамени. Но наибольшее удовлетворение у народа вызвало решение правительства назвать именем Нетте только что спущенный на воду пароход. Тогда-то и родилось широко известное стихотворение Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»:
В наших жилах — кровь, а не водица. Мы идем сквозь револьверный лай, Чтобы, умирая, воплотиться В пароходы, в строчки и в другие долгие дела.ЗАЛОЖНИКИ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
Как ни трудно в это поверить, но на слово «война» в посольстве Советского Союза в Германии было наложено своеобразное табу. Говорили о возможном конфликте, разладе, раздоре, но никак не о войне. И вдруг поступило указание: всем, у кого жены и дети были в Берлине, немедленно отправить их в Москву «Та-а-к, — зашептались по углам супруги дипломатов, — нехороший признак, можно сказать, первый звонок. Не сегодня завтра начнется война».