Тайны Семиречья. Диадема тысячи огней
Шрифт:
– Ты что-нибудь слышала о генетическом исследовании?
– Нет, что это? – Адель поставила стакан с водой на столик.
– Ты сдаешь образец своей слюны, отправляешь в лабораторию, и тебе через месяц присылают полный расклад. Ты сможешь узнать о предрасположенности к заболеваниям, о совместимости твоего организма к разным лекарствам,а самое интересное – ты сможешь открыть для себя своих генетических предков.
– Ого. Так можно проследить переселение народов.
– Ну, переселение, если только на начальных этапах, когда существовал первобытный строй, и переселялись целыми родами и селениями.
– Надо же, как интересно! Ты делала себе такое исследование?
– Вот, хочу сделать. У них сейчас акция – они делают два исследования по цене одного.
– Ну надо же, маркетинг уже до медицины добрался.
– Они хотят популяризировать такие исследования, поэтому сейчас развернули широкомасштабную рекламную акцию.
– Сколько стоит?
Соня достала из сумки брошюру, под описанием которой крупная сумма, перечеркнута жирной красной линией и внизу сумма в два раза меньше, но, тем не менее, тоже не маленькая, хоть и зеленого ободряющего цвета. Адель рефлекторно сглотнула.
– Нет, спасибо. Не сейчас.
– Эта акция действует всего два последних дня – сегодня и завтра.
– Что так не долго?
– Я сама только недавно узнала. А так уже три месяца, как ее запустили. Давай, решайся. Самое время прыгнуть в последний вагон!
Адель как-то поделилась с Соней, что хотела бы выяснить происхождение своих предков. Она знала, что мама – казашка, а папа – этнический немец. Сторону мамы она знала хорошо. Она даже прорисовывала семейное древо по маминой линии. А Линию отца она знала плохо.
– Ты же знаешь, как у меня сейчас обстоят дела с финансами, – покачала головой Адель.
– Ничего страшного, я сейчас оплачу всю сумму, а ты отдашь свою половину, как сможешь.
– Откуда у тебя столько денег?
– У меня есть сумма на депозите.
– Тебе ее не жалко?
– Мне это необходимо. И я знаю, что это важно для тебя. Поэтому предложила, – пожала плечами Соня. – Ты решай до завтра, если не захочешь, предложу кому-нибудь другому. Не пропадать ведь такому шикарному бонусу по акции.
Серое февральское утро. Туман. Район алматинского аэропорта. Диспетчер не давал самолету посадку из-за сильной наледи на взлетно-посадочной полосе. Борт сделал два круга над городом, и, наконец, когда покрытие оттаяло от обильной обработки реагентами, самолету разрешили посадку. Уставшие пассажиры повставали со своих мест, едва шасси коснулись земли.
– Надо же, двадцать минут потеряли, – вздохнула Соня.
У нее был старый страх замкнутых пространств, и каждый полет в самолете был для нее сильнейшим испытанием.
Однажды Адель была свидетельницей панической атаки Сони. Она приехала к ней подготовиться к экзамену.
Адель озвучила свое удивление, почему Соня поднимается в свою квартиру не на лифте на шестой этаж, а пешком. Тогда Соня отшутилась, что подниматься по лестницам полезно.
Но однажды случилось так, что у Сони не оказалось выбора: между пятым и четвертым этажом соседи выносили из квартиры огромный рояль и застряли на лестничной клетке надолго. Тогда они с Адель спешили на экзамен, и Адель уговорила подругу поехать в лифте.
Такого бледного и испуганного лица подруги Адель еще никогда не видела. Как призналась Соня, момент, когда лифт уже остановился на первом этаже, но дверь еще не открылась, казался ей вечностью. У Сони была боязнь замкнутых пространств с детства.
– Я такси заказываю. Едем вместе? Я сейчас позвоню им и узнаю, можно ли заказать на два адреса, – предложила Соня.
– Едем, – сказала Адель, и немного помедлив, добавила:
– Только не мой адрес вписывай. Другой.
Она быстро вышла из такси, наматывая на шею и голову широкий шерстяной шарф. Достала из багажника легкую дорожную сумку и помахала подруге, сидевшей на заднем сидении.
“Классно, что посадка была чуть позже”, – думала она.– “А я приехала вовремя. Как-раз, он собирается на работу сейчас. Я поговорю с ним, обниму, и он по дороге завезет меня домой”.
Любимый дядя Адель, родной брат мамы, жил в старенькой уютной квартирке в центре города. На углу Фурманова и Жибек Жолы. Он потерял жену два года назад, а детей у них не было. Он был совершенно одинок. Адель старалась приезжать по возможности к дяде Мухиту, но последний год был для нее слишком напряженным и насыщенным событиями. Она откладывала встречи, только звонила изредка.
Во время недолгих телефонных разговоров он с живым интересом расспрашивал о событиях в ее жизни, а она все говорила и говорила о себе. Когда она просила рассказать, как его дела, он скромно говорил что-то вроде: “Все хорошо”, “Ничего нового”. Он сам никогда не звонил и тем более, не просил приехать. Мухит был слишком скромным и бережливым к ее времени.
Знакомый ухоженный двор, чистый подъезд, второй этаж, старенькая пожелтевшая от времени кнопка звонка. Перед тем, как нажать на неё, в памяти Адель пронеслись картинки из детства. Их игры с дядей, прогулки, походы в музеи. Он привил ей любовь к загадкам и детективным историям. Он обучил ее азбуке Морзе, нескольким способам вязать морские узлы и скорочтению. Адель всегда восхищалась многогранностью дяди Мухита. А еще он проявлял столько любви и теплоты, что заменял своим всеобъемлющим вниманием холодных и всегда отсутствующих отца и мать.
Наконец Адель нажала на звонок. Прошло несколько секунд, и она услышала в квартире приближающиеся шаги.
Он открыл дверь с таким воодушевлением, будто от знал, что она приедет и был наготове.
– Милая моя, какими судьбами? – Он широко распахнул руки для объятий, и она сразу его обняла.
– Я соскучилась.
– Проходи скорее, я тебя завтраком накормлю.
Адель поставила в коридоре дорожную сумку и прошла в ванную, помыть руки и лицо с дороги. Дяде Мухиту надо отдать должное – он прекрасный хозяин: держал квартиру в чистоте, хорошо готовил, правильно питался и занимался спортом. В свои шестьдесят с хвостиком, он выглядел моложаво и подтянуто. Вот только, седых волос и морщинок заметно прибавилось за этот год.