Тайны советского футбола
Шрифт:
Однако всесильный Наркомат внутренних дел пробовал вмешиваться в футбольные дела и в дальнейшей, иной раз куда успешнее.
После первого розыгрыша Кубка СССР прошло около трех лет, за это время наркома Генриха Ягоду сменил нарком Николай Ежов, а в ноябре 1938-го НКВД возглавил Лаврентий Берия. В следующем году при его непосредственном участии произошел беспрецедентный в истории мирового футбола случай. Уже после того как московский «Спартак» в финальном кубковом матче одержал победу над ленинградским «Сталинцем» (будущим «Зенитом») со счетом 3:1, ему пришлось… переигрывать полуфинальный матч с «Динамо»
В финал «Спартак» вышел, обыграв тбилисцев со счетом 1:0. Единственный мяч был забит во втором тайме: нападающий москвичей Андрей Протасов нанес такой удар, отразить который вратарь «Динамо» уже не мог. Но прежде, чем мяч опустился на землю за линией ворот, грузинский защитник сумел дотянуться до него в немыслимом подкате и выбить в поле.
Судья показал на центр поля, засчитав гол. Тбилисцы протестовали со всей южной горячностью, но тщетно — судья остался неумолимым. Этот матч так и закончился со счетом 1:0 в пользу «Спартака».
После игры руководство грузинской команды подало протест, но он был отклонен. Победив в финальном матче ленинградский «Сталинец», московский «Спартак» завоевал Кубок СССР во второй раз подряд: в прошлом, 1938 году в финальном матче москвичи обыграли со счетом 3:2 другую ленинградскую команду — «Электрик».
О том, что происходило дальше, потом рассказывал в одной из своих книг Николай Старостин:
«Проходит месяц. Футбольная жизнь течет своим чередом. И вдруг ко мне в кабинет вбегает администратор «Спартака» Семен Кабаков и с порога произносит:
— Николай Петрович, я только что был на «Динамо», неожиданно встретил там тбилисцев. Они говорят, что приехали переигрывать с нами полуфинал.
Я спрашиваю:
— Ты в своем уме? Как это переигрывать полуфинал, когда уже финал разыгран? Вот кубок стоит, полюбуйся.
Он опять за свое:
— Их поселили в домике у входа, где обычно живет сборная. Я говорил с Пайчадзе, он врать не будет.
Ничего не понимая, совершенно ошарашенный, заглядываю в календарь первенства. Действительно, странно — что бы им тут делать, в Москве, если игр у тбилисцев на этой неделе по расписанию нет. На всякий случай звоню в Комитет физкультуры. Мне отвечают:
— Есть решение переиграть матч».
Хождение руководителя «Спартака» Николая Старостина по самым высоким кабинетам ничего не изменило: решение о переигровке принималось, разумеется, на еще более высоком уровне. Берия поддерживал тбилисских динамовцев, во-первых, потому что это было «Динамо», во-вторых, потому что сам был грузином. Полуфинальный матч пришлось переигрывать уже после того, как была одержана победа в финальном матче.
Историческая переигровка сложилась еще более нервно, чем первая игра. В правительственной ложе стадиона «Динамо» сидел Лаврентий Павлович. Это было, впрочем, делом обычным — матчей с участием динамовских команд нарком внутренних дел не пропускал. С московским «Динамо» он обращался совершенно по-хозяйски. Вся Москва знала, каким страшным нагоняем подвергались динамовцы, если проигрывали, а тем более, если проигрывали своему извечному сопернику «Спартаку». А уже в послевоенные годы этим ненавистным для Берии соперником стала армейская команда, вышедшая тогда на первые роли в советском футболе.
Повторный матч начался острыми атаками тбилисского «Динамо», всю игру которого вел Борис Пайчадзе. Вратарю «Спартака» Анатолию Акимову приходилось отражать удар за ударом.
Но грузинских футболистов опять подвел их извечный враг — южная горячность, несмотря на то что в команде было несколько русских футболистов, включая вратаря Дорохова, а тренировал тогда тбилисское «Динамо» не кто иной, как Михаил Бутусов. Азартно атакуя, динамовцы пропустили острый выпад «Спартака». Георгий Глазков неожиданно получил мяч в центре поля, когда дорога к динамовским воротам оказалась перед ним открыта. Обогнав динамовских защитников, он точно пробил, едва войдя в штрафную площадку.
Вскоре «Спартак» еще раз поймал тбилисцев на точно такой же контратаке, и счет стал уже 2:0. Все же Борису Пайчадзе после изящного розыгрыша мяча удалось забить первый ответный мяч — 2:1.
Во втором тайме азартные грузинские футболисты пропустили еще одну контратаку. Их вратарю пришлось, спасая положение, зацепить нападающего, выходящего уже на пустые ворота. Тот же Георгий Глазков забил уже третий свой мяч в этом матче — теперь с одиннадцатиметрового штрафного удара.
Для Лаврентия Павловича Берии это стало последней каплей — со злостью отшвырнув стул, как видели многие зрители, он уехал со стадиона.
Уже незадолго до конца матча тбилисцы забили свой второй гол. Последние минуты прошли в их отчаянных атаках, и все же спартаковцы устояли. Победив со счетом 3:2, они во второй раз завоевали право выйти в уже выигранный ими финал.
После второй победы над тбилисским «Динамо» спартаковцы провели несколько беспокойных дней. Не заставят ли провести и повторный финал с ленинградским «Сталинцем»? Во всяком случае, в отместку Берия вполне мог бы сыграть со «Спартаком» столь изощренную злую шутку, при этом формально следуя букве закона…
Но переигровки не было, «Спартак» остался двукратным владельцем Кубка СССР.
Всего же в довоенные годы Кубок страны разыгрывался четыре раза (в 1940 году турнир на Кубок СССР не проводился). Кроме «Спартака» и «Локомотива» его выигрывало также московское «Динамо». Это было в 1937 году, и динамовцы стали первой советской командой, сделавшей «золотой дубль» — сумевшей выиграть в один год и титул чемпиона, и Кубок СССР.
А эта сюрреалистическая переигровка полуфинала после выигранного финала, случившаяся в 1939 году под давлением НКВД, осталась в истории советского футбола мрачноватым курьезом, напоминающим о тех далеких временах.
Впрочем, Народному комиссариату внутренних дел, как в предшествующие этому необыкновенному матчу годы, так и в последующие, удалось вписать в историю советского футбола куда более мрачные строки.
МИФЫ И БЫЛИ НА ВОЙНЕ И В ЛАГЕРЯХ
Военный футбол в Москве и Ленинграде
27 апреля 1941 года начался очередной чемпионат СССР. Он тоже не обошелся без революционных преобразований. Если в 1940 году в группе «А» было тринадцать команд, то теперь стало пятнадцать. Но две были не «показательными» командами, как все остальные, а представляли собой сборные команды профсоюзов. Назывались они бесхитростно — «Профсоюз-1» и «Профсоюз-2».