Тайны советского хоккея
Шрифт:
– Он производил тогда странное впечатление, – вспоминает Черенков. – Мне казалось, что Лукич поставил свое «я» выше нашего общего дела. Мне казалось, что он вообще меня слушать не хочет. Но приди к нему любой другой человек с таким предложением, уверен – не отказался бы. Я уже тогда понял, что вся проблема заключалась во мне.
На мой взгляд, это был ключевой момент конфликта. Валентин Лукич начал против Черенкова широкомасштабную кампанию. Конечно, Роберт Дмитриевич понимал, что такой человек, как Сыч, полумерами не удовлетворится, пойдет до конца. И на заседаниях президентского Совета МХЛ с беспокойством говорил о проблеме взаимоотношений с президентом ФХР, но руководители клубов успокаивали, убеждали, что в лиге все обстоит удовлетворительно. Сомневаться
Однако буквально на следующий день клубы принимают решение о выходе из МХЛ. Это означало, что Сыч все-таки «достал» Черенкова. В подобной ситуации о каких-то нравственных вещах говорить не приходится. В нашем хоккее после распада СССР и перед ним случалось не раз, когда соратники превращались в противников. Безусловно, выглядело все это некрасиво. Практически все понимали, что Сыч повел себя не лучшим образом. Но большинство находились, что называется, в «замазке». Начальники хоккея на местах прикипели к Сычу, получая от него разного рода поощрения. Им и не много было нужно – выпить-закусить, за границу съездить за счет ФХР. Естественно, Сыч управлял умело, он постоянно показывал людям, что они находятся в обойме, что он к ним прислушивается, советуется, ценит их мнение. И никто не собирался обращать внимание на некоторые его поступки, находившиеся за гранью порядочности и этики.
Был случай, когда руководители Московского института физкультуры попросили Сыча помочь с ремонтом кафедры хоккея, получили возможность реализовать продукцию, поступающую по линии НФС, заработали на этом приличную сумму. Но денег от Лукича так и не получили. Он объяснил, что, мол, произошло это потому, что пришлось платить какие-то огромные налоги. Понятно, слова Сыча приняли, что называется, на веру.
Вскоре после бегства клубов из МХЛ, летом 1995 года, появляется на свет детище Валентина Лукича – российская хоккейная лига, уже без зарубежных клубов, которых так опасался президент ФХР. Саму МХЛ, естественно, закрыть не удалось, но она уже не проводила соревнования и вскоре деятельность свернула. Черенков, имевший серьезные проблемы с сердцем, долго лечился. И лишь летом 1997 года начал работать вице-президентом Федерации хоккея Московской области. Казалось бы, прошло время, зажили раны. Но судьба поступила по отношению к Черенкову и Сычу иначе: жестоко для первого и трагически для второго.
В конце апреля 1997 года Валентина Лукича прямо в машине расстреляли из автомата неподалеку от его подмосковной дачи. А в начале августа, по версии правоохранительных органов, одним из подозреваемых в этом громком деле был назван бывший президент Межнациональной хоккейной лиги, заслуженный тренер СССР Роберт Черенков. Сыщики считали его заказчиком убийства. Другим подследственным оказался хоккейный судья Александр Артемьев, который на момент отставки Владимира Петрова с помощью группы единомышленников создал свою ФХР, которую, естественно, не признали, и она тихо закрылась.
С каких, собственно, дел обратили следственные органы внимание на Черенкова и Артемьева? Здесь все выглядит, на первый взгляд, просто. Обоим Сыч нанес чувствительные удары. Особенно – Черенкову, которого практически лишил возможности заниматься любимым делом. У обоих, по мнению сыщиков, были мотивы для организации убийства – отомстить хотели. Но ситуация была далеко не однозначной. Ведь в жизни сплошь и рядом есть потерпевшие, некоторые, что называется, по максимуму. Все желают врагам всего нехорошего, мечтают, что кто-то их размажет по стенке. Но это совсем не значит, что каждый готов лично не просто отомстить, а уничтожить. Тогда бы каждый день на улицах стреляли да машины взрывали.
Так вот, если присмотреться к Черенкову, то ему Сыч и на дух нужен не был. Он прошел большой жизненный путь, реализовал себя как тренер и руководитель хоккея. У него большая семья – жена, сыновья, внуки, прекрасные друзья, ученики. Потом, по характеру Черенков был и остается эмоциональным, в чем-то упрямым, но не мстительным. Наоборот, он в жизни много для людей делал. В общем, никак не мог 60-летний больной человек пожертвовать всем этим ради мести. Да и Артемьев ничего не потерял после того, как его ФХР не признали, он был и оставался предпринимателем, человеком, как говорили, небедным. Но, в конце концов, доказали, что Артемьев заказчик убийства. Однако до того момента, когда это произошло, Черенкову пришлось пережить тяжелейший период в своей жизни.
События после убийства Сыча разворачивались для Черенкова довольно странно. На чемпионате мира, проходившем в Финляндии, куда он приехал как частное лицо, у него стали выяснять, хочет ли он баллотироваться на пост президента ФХР.
– Выглядел этот вопрос, заданный почему-то вице-президентом ОКР Владимиром Васиным, по меньшей мере абсурдно, – вспоминает Роберт Дмитриевич. – Во-первых, меня, так сказать, физически не могли выдвинуть в качестве кандидата. Где-то в Москве или, скажем, в региональном отделении Поволжья, кто-то должен был выдвинуть мою кандидатуру. Мне надо было вернуться в Россию, съездить куда-то на конференцию, которую еще надо было организовать – это время, деньги. Разговор с Владимиром Васиным состоялся, по-моему, 5 мая. А всероссийская конференция была намечена, если не ошибаюсь, на 18 мая. Зачем нужна была такая спешка, ничего ведь экстраординарного не происходило. В общем, цирк, да и только. Ну а в-третьих, я за довольно короткий период дважды, причем почти наверняка, мог быть избран президентом ФХР. Но отказался. Потом там же, в Финляндии, прошла информация, что на пост президента ФХР баллотируются Борис Майоров, Александр Стеблин и Роберт Черенков. Почему всплыла моя фамилия? Не знаю. Но я предположил, что вокруг меня происходят непонятные вещи. Пришлось срочно собирать в Хельсинки пресс-конференцию и объяснять, что у меня в отношении ФХР никаких интересов нет. Ну, а вскоре президентом ФХР избрали Стеблина. А я с июля начал работать в Федерации хоккея Московской области в качестве вице-президента.
Арестовали Черенкова только 8 августа. Приехали за ним на дачу рано утром. На следующий день после того, как прошло 40 дней после смерти его приемной матери. Как он с женой Ларисой Геннадьевной потом вспоминал, перед этим целый день мимо дома ездили туда и обратно милицейские машины, крутились какие-то люди в штатском. Сотрудники правоохранительных органов предъявили соответствующие документы, рассказали, что есть вопросы, связанные с убийством Сыча. Провели обыск на даче, а затем на квартире в Москве. Потом, как рассказывал сам Роберт Дмитриевич, попросили еще в одно место прокатиться. Когда машина въехала на улицу Огарева, он понял, что везут его в следственный комитет МВД. И тут же, в автомобиле, Черенкова попросили сделать признание в заказе убийства Сыча.
– Прямо так мягко, по-отечески говорят, – как рассказал потом Роберт Дмитриевич, – сознавайтесь. И все у вас будет хорошо. Стали тут же объяснять, что, если буду помогать следствию, суд это учтет. Я не нашел ничего лучшего, как ответить – да вы с ума сошли. Вот, думаю, нашли преступника, на дачу целая бригада приехала. Теперь вот сюда привезли зачем-то. Я в тот момент не мог себе представить, что арестуют. Когда в Москву собирались, спрашиваю – мне на своей машине ехать или с вами. Отвечают, на нашей, мы вас потом обратно привезем.
Естественно, ни о каком признании не могло идти и речи. Но механизм был запущен. Следователи в течение нескольких часов задавали Черенкову однообразные примитивные вопросы, склоняли к признанию. Он понял, что идет давление, пытался объяснить всю абсурдность обвинений. Увы, ничего не помогло. Уже за полночь измученного допросами Черенкова отвезли в изолятор в Лобне. А на свободе Роберт Дмитриевич оказался только через несколько месяцев. Об этом страшном для него времени нам удалось поговорить спустя много лет. Но я с первых его слов понял, что все было ужасно. Собственно, как может быть иначе, когда сажают за решетку ни в чем не повинного человека, хорошо известного в стране и за рубежом.