Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Но я был неплохо знаком с Виктором Семеновичем и не представляю, что он мог быть замешан в дело цеховиков. Это был удобный предлог, чтобы освободить Попутина с поста первого зама МВД, на которое претендовал зять генсека Брежнева, и подольское дело использовали против бывшего первого секретаря Подольского райкома партии. Виктор Семенович был далеко не первым из крупных руководителей, для которых потеря поста была равносильна смерти. Покончил с собой секретарь ЦК КПСС и член политбюро Кулаков, застрелился начальник Академии МВД генерал-лейтенант Крылов, вскрывала себе
Сергеева расстреляли. Его подельников тоже. Не пощадили и некоторых цеховиков, а Борис Гольдин опять ходил обедать в любимый «Метрополь».
Конечно, сегодня все эти люди именовались бы буревестниками рыночной экономики. Но не надо забывать, что в дни горбачевской перестройки теневой капитал стал легальным. И все, что творилось в подпольном мире – вымогательство, кровь, коррупция, – вышло на поверхность и практически официально стало называться «первичным накоплением капитала».
Мы это прошли, а что ждет нас дальше? А ничего нового. Жизнь по понятиям одинакова что в XX, что в XXI веке, только размах у нее разный оказался.
А чем это кончится, если доживем – увидим.
Афера времен культа личности
Летом сорок третьего года меня вывезли под Москву на дачу. Моя мама свято считала, что свежий подмосковный воздух будет для меня необычайно целебным.
Я был насильно вырван из своего любимого двора, отлучен от Тишинского рынка, веселые волны которого разбивались о наш дом, увезен в глухомань от любимого кинотеатра «Смена», где как раз шел завлекательный фильм «Она защищает Родину», короче, был лишен всех городских удовольствий.
Видимо, с тех далеких лет я люто невзлюбил дачную жизнь. Но в те суровые времена с моим мнением никто считаться не хотел, и я, как Суворов в Кончинское, был отправлен в подмосковные Раздоры.
Единственное, что примиряло меня с ситуацией, в которую я попал, – это утренние отъезды матери на работу. Я был весь день до глубокого вечера предоставлен сам себе. Присматривать за мной и кормить обедом взялась хозяйка дачи, профессорская вдова, которая весь день на своей террасе читала романы мадам Чарской.
Рядом с дачей, которую мы снимали, было несколько пустых домов. Один из них практически развалился. Осела крыша, рассыпалось крыльцо, на террасе кто-то снял пол.
– Елена Францевна, – спросил я профессоршу, – а кто живет в этом доме?
– Пока никто.
– А где же хозяева?
– Далеко, и, видимо, не вернутся.
Через несколько лет я узнал, что Елена Францевна была права. Хозяева дачи действительно уехали навсегда в солнечный Нарымский край и больше не вернулись.
Позже, в пятидесятом году, участок этот и развалины дома получил ученый муж, прославившийся борьбой с «безродными космополитами».
Ну а пока я обследовал эти таинственные строения. На чердаке обнаружилась куча книжных обрывков, а под рогожей – старый плакат «Вожди мировой революции».
Вождей на нем было много. Овальные фотографии,
Я унес плакат домой, хотел приколоть его на стену в комнате, но почему-то спрятал.
В воскресенье приехал дядька, он собирался в очередную командировку во фронтовую зону. Дядька работал в НКВД в управлении уголовного розыска, или, как он сам говорил, в Центророзыске. Его сотрудники выезжали на фронт, вместе с войсками входили в освобожденные города, налаживая борьбу с бандитизмом.
Я достал плакат и приволок его на террасу, где дядька доедал омлет из яичного порошка, именуемого «меланж».
Увидев мою находку, он чуть не подавился.
– Где взял?
– Вон в том доме. – Я показал на пустую дачу. – А почему нам в школе не рассказали про этих вождей?
– Понимаешь, сейчас я тебе ничего объяснить не смогу. Вырастешь – узнаешь.
Но я был мальчик настырный.
– Дядька, а почему рядом с Лениным не Сталин, а Троцкий?
– Слушай, – уходя от ответа, сказал дядька, – хочешь пострелять в нашем тире?
У меня даже дыхание перехватило от столь прекрасной перспективы.
– Тогда давай сделаем так. Плакат сожжем, а ты никому не скажешь, что видел его. Иначе у меня и у твоего отца, мамы будут крупные неприятности.
На том и порешили. Прошло время, и я не вспоминал об этом плакате и дядькином предупреждении.
Пока не столкнулся с одной забавной литературно-криминальной историей.
Когда я в 1958 году пришел в МУР, то представления об отечественном уголовном сыске мною были почерпнуты из фильма «Дело „пестрых“» и первого после начала «оттепели» издания книги Льва Шейнина «Старый знакомый». Особенно мне нравились две коротенькие повести: «Динары с дырками» и «Брегет Эдуарда Эррио».
В одной из них Лев Романович поведал изумленным читателям, как обокрали квартиру наркома-нумизмата и унесли его уникальную коллекцию монет. Во втором случае у французского премьера Эдуарда Эррио во время визита в Москву карманники «срубили» золотые часы большой цены.
В обоих случаях похищенное вернул владельцам замечательный сыщик, начальник первой бригады МУРа Николай Осипов. Возвращал он украденное методом нетрадиционным, по договоренности с уголовниками.
На меня эти истории произвели весьма сильное впечатление, и в доме на Петровке, 38 мне хотелось раздобыть именно такой материал.
Я с удивлением выяснил, что начальник МУРа комиссар Парфентьев Шейнина не читал, более того, к его сочинениям отнесся крайне иронично.
Когда я пересказал ему о тех неформальных операциях, которые провел Николай Осипов среди уголовников, комиссар сказал:
– Николай Филиппович мог в Москве сделать что угодно. Блатные его боялись и уважали. Про коллекцию я что-то слышал, а про француза не припомню.
На следующий день я передал Ивану Васильевичу книгу.
Потом он встретил меня в коридоре и сказал: