Тайны Васильков или мое нескучное лето

Филимонова Лина

Я удивилась количеству сломанной техники в доме моей ближайшей соседки Глафирьи и энтузиазму Серого.

— Давай ему записку напишем, — предложил Ваня.

— А чем? — спросила я, оглядываясь по сторонам. — И на чем?

— Ручка у меня есть, — сказал Ваня, доставая из кармана джинсов маленькую стальную авторучку. — А вот с бумагой хуже.

Пока мы под любопытными взглядами тетки Маши искали, на чем бы написать записку, необходимость в ней отпала. Потому что появился Серый собственной персоной. С удочками и сеткой,

в которой лежала здоровая рыбина. Мы поздоровались, и я сообщила, что завтра у меня собираются все наши.

— Ты тоже должен быть, — заявила я безаппеляционным тоном, так как знала, что он вполне может предпочесть рыбалку любой дружеской вечеринке.

— Завтра? — переспросил Серый. — Вечером?

— Ну не утром же.

Серый посмотрел на удочки, потом на рыбину в сетке и, тяжело вздохнув, произнес:

— Ладно, приду.

— Вот и молодец, — обрадовалась я.

Серый неторопливо направился к сараю, зашел внутрь и тут же появился с пакетом в руках. Потом он засунул руку в сетку, схватил рыбину за жабры, вытащил ее на свет, после чего затолкал в пакет, а пакет сунул мне.

— Что это? — пролепетала я, невольно отодвигаясь.

— Щука, — сказал Серый.

— А что я с ней буду делать? — Вид этой скользкой блестящей рыбины, надо сказать, не внушал мне никакого энтузиазма.

— А я почем знаю, — пожал плечами Серый и, помахав на прощанье рукой, направился в дом.

Ваня взял у меня из рук пакет со щукой, и мы развернулись, чтобы уходить.

— Щуку хорошо запекать в сметане, — сказала тетка Маша. Оказывается, она все еще была здесь. — Или уху сварить.

— Уху я умею, — неожиданно сказал Ваня.

— А я ничего не умею, — сказала я. — Могу только пожарить филе из супермаркета.

Тетка Маша укоризненно покачала головой, и мы ушли.

— Я знаю классный рецепт ухи, — сказал Борька, который вышел из сосредоточенной задумчивости, когда увидел щуку, которую Ваня вытряхнул из пакета в раковину.

— Ваня тоже знает, — сказала я.

— Никакой картошки и прочей ерунды, — продолжал Борька. — Рыба, луковица, черный перец, лавровый лист и много зелени.

— А в конце надо влить рюмку водки, — добавил Ваня.

— Точно! — обрадовался Борька. — А лучше две.

— Смотря какой объем.

— Ее же еще чистить надо, — сказала я, с неприязнью глядя на рыбину.

— Я почищу, — вызвался Ваня. — Только лучше это делать на улице.

— Мы что, прямо сейчас будем уху варить? — поинтересовалась я. — Лично мне есть совсем не хочется. К тому же уже почти ночь.

— Конечно, сейчас не будем, — отозвался Борька. — Уху надо есть свежей, с пылу, с жару. Завтра сварим. Но почистить лучше сегодня.

Мы с Ваней отправились во двор, а Борька, придав лицу глубокомысленное выражение, снова уселся в кресло и закинул ноги на журнальный столик.

Ваня разложил на столе во дворе старые газеты, взял в руки нож и показал этой рыбине, где раки зимуют. Через полчаса она представляла собой гору аккуратных кусочков, сложенных в большую миску. На запах прибежали три соседских кота: рыжий, серый и полосатый. А, может, кто-то из них был кошкой. Не знаю, я им под хвост не заглядывала. Они сидели немного в стороне и молча наблюдали за Ваниными руками. Когда разделка была завершена, Ваня торжественно отнес на газете то, что им причиталось. Они встретили его радостными мявами, особенно старался серый, самый худой. Пока рыжий и полосатый медленно и с большим достоинством приближались к газете, серый слопал большую часть угощения. Он недовольно зарычал, когда товарищи присоединились к его пиршеству, но драки устраивать не стал. Мы с Ваней ушли в дом, и не видели, чем все это кончилось.

Рыба была засунута в холодильник, Ваня тщательно вымыл руки, но рыбный запах все равно не выветрился. Непонятно было, откуда он исходит: от Вани, от меня или из холодильника.

— Надо проветриться, — сказала я.

— Ну, ну, — насмешливо произнес Борька.

— Чего ты нукаешь? — накинулась я на него. — Расселся тут с умным видом, да еще и нукает! Мы, между прочим, вон какую рыбину почистили!

— Вы? — Борька поднял одну бровь.

— Мы, — подтвердил Ваня. — Моральная поддержка тоже считается.

— Да я что, я ничего, идите, гуляйте, дело молодое…

Борька скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Я, на всякий случай, показала ему кулак и мы с Ваней вышли и пошли в сторону речки. По дороге я рассказала ему о странном поведении Белки.

— Как ты думаешь, что на нее нашло? — спросила я.

— Трудно сказать. Но я знаю, что у женщин иногда бывают ничем не мотивированные… состояния.

— Может, у кого-то и бывают, но только не у меня, — заметила я сердито.

— А я о тебе и не говорил.

— И не у Белки. Она не такая. Просто так, от скуки, она капризничать не станет.

— Значит, не от скуки, — сказал Ваня. — Я правильно понимаю, что вы с ней раньше не были знакомы?

— Ну да. Почему-то мы с ней никогда не встречались, хотя она и бабыгрушина племянница.

— То есть ты знаешь ее всего лишь две недели, — заключил Ваня.

— Что? — я была поражена. — Неужели прошло всего лишь две недели?!

— Да, — кивнул Ваня. — Странно, правда?

— Правда. У меня такое ощущение, что я уже несколько месяцев нахожусь в Васильках. И что Белку я сто лет знаю. И тебя тоже, — зачем-то добавила я.

— Так оно и есть, — сказал Ваня.

— Что так и есть? — не поняла я.

— Время — вещь относительная. Иногда год пролетает, как одно мгновение, а иногда минута тянется, как целая жизнь. И, хотя это субъективные ощущения, это не позволяет усомниться в их реальности.

— Не ожидала от тебя такого, — сказала я.

— Чего? — не понял Ваня.