Тайны военной агентуры

Непомнящий Николай Николаевич

Но и этот план не сработал. Радиопослание советскому правительству с просьбой принять Коноэ было отправлено 10 июля, но проходил день за днем, а ответа из Москвы не поступало. Через четыре дня после получения послания, прошедших в непонятном молчании, Сталин с Молотовым уехали в Потсдам. Наконец 22 июля из Москвы поступил запрос «сообщить более определенно цели миссии Коноэ». Император ответил, что Япония ищет русского посредничества для заключения мира, но на это второе послание не последовало никакого отклика.

26 июля была выпущена Потсдамская декларация. Для императора и всех не связанных предрассудками японцев она явилась подходящим

условием для капитуляции, однако Высший совет продолжал стоять на своем. Потом были взрывы 6 и 9 августа и объявление войны Советским Союзом. 9 августа Высший совет постановил принять потсдамские требования с четырьмя оговорками: что императорская династия будет сохранена, что Япония не будет оккупирована, что она сама проведет отвод и разоружение своих войск и самостоятельно разберется с лицами, ответственными за начало войны.

Хирохито был совершенно уверен, что из-за этих требований не прекратятся даже бомбардировки союзников, поэтому он велел членам Высшего совета снова собраться перед самой полночью в его временной резиденции — небольшом дворце, построенном над одним из самых глубоких бомбоубежищ в Японии.

Здесь в разбомбленном и обгоревшем Токио, освещаемом только коптящими факелами, горящими день и ночь, состоялись самые важные в истории страны дебаты. Эта ночь второй половины лета была жаркой и влажной, москиты из стоячей воды окружающего дворец рва вились над столом, за которым сидели покрытые испариной, растерянные и дрожащие лидеры Японии. Присутствовали император, шесть членов Высшего совета и барон Киитиро Хиранума, президент тайного совета.

Один за другим три главных милитариста в совете — военный министр Корэтика Анами, начальник штаба сухопутных сил генерал Есидэиро Умэдзу и начальник военно-морского штаба адмирал Соэму Тоеда — высказались против капитуляции. Их обычная сдержанность и стоическое спокойствие исчезли — все плакали. Капитулировать для них было немыслимо — продолжать сражаться! Их глаза горели безумием, когда они срывающимися голосами умоляли об отсрочке. Не допускающим возражений тоном пожилой премьер-министр Судзуки с трясущейся от волнения и усталости головой потребовал слова. Нося в себе две пули пытавшихся его убить почти десять лет назад военных экстремистов, он знал, что губительный фанатизм милитаристов может легко вылиться в переворот, сопровождаемый истреблением всех, кто станет им противостоять. Тем не менее, Судзуки высказался однозначно, в своем бескомпромиссном духе. Вслед за ним один за другим стали вставать и заявлять свое мнение остальные присутствующие.

Три милитариста остались настроенными решительно против капитуляции и ее условий за исключением того, что они были готовы разоружить свои войска сами и соглашались, что Япония должна остаться неоккупиро-ванной. Четверо из семи — Судзуки, министр иностранных дел Шигэнори Того, военно-морской министр Мицу-маса Енаи и барон Хиранума — высказались за капитуляцию при одном условии: сохранении императорской династии.

По непреложному обычаю, никогда еще не нарушавшемуся, решение совета должно было быть единогласным, и теперь император, который все это время хранил молчание, начал говорить. Спокойно но твердо он указал, что с самого начала войны планы военных были плохо согласованы с реальной ситуацией.

— Принимая во внимание истинное положение дел,— продолжал он,— можно определенно сказать, что продолжение войны ценой жизней и материальных ценностей бесполезно. Я выслушал

тех, кто против окончания войны. Но я не изменил своего мнения: я верю союзникам и готов принять их требования в таком виде, в каком они изложены.

Он сделал паузу, затем тоном приказа — первого приказа, который услышал Высший совет от своего микадо, заключил:

— Мне хотелось бы, чтобы вы все согласились со мной в этом.

По щекам слушавших Хирохито со склоненными головами членов Высшего совета текли слезы. Совещание длилось уже почти три часа.

Воцарившуюся тишину прервал военный министр Анами. Упав на колени, он пополз к Хирохито, который надменно отвернулся.

— Умоляю, у нас есть план, вы не должны капитулировать! — почти закричал Анами. Он подполз еще ближе и дотронулся до мундира императора, но Хирохито с презрением отстранился.

— Мне хотелось бы,— повторил он,— чтобы вы все со мной согласились.— И вышел из комнаты.

На рассвете оставшиеся одни члены Высшего совета исполнили требование императора, отправив телеграмму в Швецию и Швейцарию для ее передачи Соединенным Штатам, Великобритании, Китаю и Советскому Союзу. В телеграмме сообщалось о безоговорочном принятии Потсдамской декларации в случае подтверждения сохранения двора Его императорского величества и прав независимости.

Однако борьба с милитаристами — при временной победе, одержанной благодаря благоговению перед императором — еще не закончилась. Через три дня союзники ответили, что «окончательный состав японского правительства будет определяться свободным волеизъявлением японского народа». В Высшем совете начались яростные дебаты, военный министр и начальники штабов армии и флота снова стали требовать продолжения войны, утверждая, что ответ союзников означает уничтожение императорской власти. Тем временем американские самолеты разбрасывали по Японии листовки с текстом Потсдамской декларации и ответом японского правительства.

Маркиз Коити Кидо, хранитель малой государственной печати и одно из доверенных лиц императора, принес одну листовку Хирохито. У обоих возникли серьезные опасения, что войска, дислоцированные большей частью вдоль побережья и потому ничего не знавшие об ужасном разрушении городов, могли восстать, узнав, что страна собирается капитулировать. Офицеры-фанатики могли даже заявить своим солдатам, что принятие императором этих требований является уловкой, и понудить их сражаться дальше. Вместе с тем, Хирохито знал, что народ устал от бомбежек, что население давно знает истинную картину войны из сбрасываемых с воздуха листовок и будет приветствовать капитуляцию. Поэтому для предотвращения опасных беспорядков следовало немедленно передать по радио императорский указ о прекращении войны.

Утром 14 августа Хирохито созвал Высший совет. Оба начальника штабов и военный министр опять стали яростно возражать против капитуляции, тогда император грозно взглянул на них и сказал:

— Решение о принятии Потсдамского ультиматума далось мне нелегко. И оно не может быть изменено. Если войну не остановить сейчас, то окажется уничтоженным не только государственное устройство Японии, но и весь ее народ. В будущем Япония будет совершенно лишена средств ведения войны и, таким образом, сможет в полной мере наслаждаться миром. Чтобы быть понятым моим народом, я приготовил проект императорского указа. И я требую,— тут он снова грозно посмотрел на милитаристов,— чтобы все присутствующие были со мной согласны.