Тайны войны
Шрифт:
Поезд тронулся. Пассажиры мерно покачивались в такт перестуку колес. Это успокаивало – все-таки едут.
Учитель из Валансьена продолжал думать вслух:
– Тогда отступали тоже, но дрались. Их остановили на Марне, перед Парижем.
– Может, и сейчас остановят, – Лилиан тяжело вздохнула.
– Сейчас? Тогда нам, помогли русские. Начали наступать в Пруссии. Отвлекли силы. Я сам был на Марне... Теперь мы одни.
– Британскую армию вы не считаете? Странно! – Англичанин говорил медленно, будто процеживал слова сквозь зубы.
Старик повернулся к соседу, пожевал губами.
– Считай не считай, а ее нету. Дюнкерк съел, да-с... Англичане, извините меня, воюют за Францию до последнего французского солдата... Извините меня за резкость.
– Дюнкерк – наше общее несчастье. Ваши настроения подрывают доверие.
– Мои настроения? Помилуйте! Вы слышали радио? Эвакуация из Дюнкерка закончилась. Успех, победа!.. Вывезли триста сорок тысяч британских солдат, почти всю армию. А французы? Сколько вывезено французов, союзников? Несколько тысяч. Остальных бросили на произвол... Об этом не говорят по радио... Вот что подрывает доверие.
Учитель оперся руками о худые колени. Сидел нахохлившийся и сердитый.
В углу переговаривались две женщины. Одна жаловалась:
– Представьте себе, собралась и забыла чемодан с бельем. Ужасно!
Терзи наклонился к Лилиан:
– Скоро приедем в Ле Ман. Решайте.
– Не знаю... Я ничего не знаю!
Женщине впервые предстояло самой решать свою судьбу. Рядом не было ни отца, ни Жюля, только Терзи – он так странно на нее смотрит... Сейчас надо сходить – скоро Ле Ман. А потом? Сейчас она хоть куда-то едет. Уже привыкла к монотонному стуку колес, к пассажирам, даже к брюзжанию англичанина с пуделем.
Решил за Лилиан дежурный по станции. Леон высунулся из окна и спросил, когда идет поезд в Фалез.
– Уже два дня не идут. Только принимаем. Говорят, там уже немцы.
Дежурный прошел к паровозу. В руке у него был фонарь с синим стеклом. Становилось темно. Вокзал забит беженцами. Лилиан представила себя между ними, брошенную, одинокую, с Элен на руках. Нет, нет! Шевельнулось раздражение против мужа: как Жюль мог оставить ее одну!
– Хорошо, – решила она, – поедемте в Сен-Назер. А дальше?
– Там будет видно.
Леон поймал себя на том, что в глубине души он доволен ответом дежурного.
В поезде не было света. Пока не сгустился мрак, решили приготовиться к ночлегу. Учитель из Валансьена уступил Лилиан место. Он сел на полу рядом с Терзи. Как его ни убеждали, старик отказался пристроиться на диване. В темноте Лилиан стала на ночь кормить ребенка. Леон сидел напротив с открытыми глазами. Он ничего не видел. Тихое чмоканье ребенка слышалось совсем рядом. Леон затаил дыхание. Потом он услышал шелест одежды – Лилиан застегивает лиф. Донесся неуловимый шепот – говорит что-то нежное дочке. Скрипнули пружины дивана, шлепнулись туфли, сброшенные с ног, стало тихо, хотя тишины не было – за стеной звучали голоса, шарканье ног, доносились невнятные шумы. Но Леон ничего этого не слышал, он прислушивался к иной тишине. Лилиан, видимо, заснула, дыхание ее стало ровным, спокойным.
Терзи все еще сидел с широко раскрытыми глазами, устремленными в темноту. Он пошевелился – затекли ноги. Ощутил в кармане какой-то жесткий предмет. Обезьянки! Леон только сейчас о них вспомнил. Представил себе – человекоподобный зверек ручкой закрывает глаза. Нет, сейчас он хотел бы видеть. Видеть лицо этой женщины. Как странно все получается!.. Леон задремал перед рассветом, когда поезд давно уже шел в сторону Нанта.
II
Чем ближе к Орлеанским воротам, тем гуще становится поток самых разнообразных машин, стремившихся выбраться из Парижа. По мере того как густел поток, Бенуа двигался все медленнее. Машины ползли в несколько рядов, заполняя проспекты и улицы. Бенуа с досадой подумал: «Надо было выехать раньше. Не могла Лилиан собраться вовремя! Кажется, было для этого время».
Он оглянулся – столпотворенье! Будто бы все посходили с ума. Попробовал свернуть на боковую улицу. Не удалось – навстречу выкатывались «форды», «ситроены», «пикапы», какие-то допотопные, обшарпанные драндулеты и новенькие, сияющие лаком «роллс-ройсы». Все это гудело сиренами; скрипели тормоза, чихали моторы. В воздухе плыли прозрачные голубоватые клубы дыма, как в большой курительной комнате.
Проползли через широкую площадь. Поперек ее стояли автобусы, торчали врытые столбы, колья. В нескольких местах площадь перерезали глубокие канавы – опасались немецких парашютистов, воздушных десантов. Такие заграждения он уже видел на Елисейских полях – на Авеню Фош. Там еще был смысл перегораживать улицы, чтобы помешать немецким десантным самолетам. А здесь? Какая чепуха! Зачем немцам воздушные десанты? Они и без того стоят в нескольких милях от города, почти в Булонском лесу. Ведь Париж объявлен открытым городом, к чему затруднять движение? Бенуа согласен с тестем. Правительство правильно поступило – оборона может разрушить город, повредить здания.
В конце площади оставался узкий проезд, куда и устремились все машины. Из-за этого и получился затор. Дальше поехали быстрее. Вправо остался Версаль. Через полчаса движение снова застопорилось. Ползли раздражающе медленно. Останавливались на каждом шагу. Бенуа заметил по часам – за сорок минут проехали полкилометра. Жюль распахнул дверцу кабины. Жара несносная! Мимо прошли две девушки. Одна показалась знакомой. Так и есть – Гризет, продавщица из цветочного магазина. Девушки заискивающе улыбнулись:
– Месье Бенуа, не захватите ли нас с собой?..
Бенуа оценивающе поглядел на девушек – Гризет симпатичнее, хорошая фигурка, свежее личико. Вторая грубее и старше.
– К сожалению, одно только место. Садитесь.
Гризет нырнула в кабинку. Через окно защебетала подруге:
– Душечка, извини меня! Месье Бенуа так любезен...
Подруга, надувшись, дернула плечиком, пошла вперед.
– Какая странная! Она, кажется, обиделась. Очень глупо... Я могу поставить чемоданчик назад. Так будет удобнее. – Гризет сразу почувствовала себя хозяйкой в машине. – А этот сверток тоже надо убрать... Мы хотели остаться, немцы же культурные люди – что они сделают? Но потом передумали. Вдруг станут бомбить... А цветочный магазин наш закрылся, мадам Рюше тоже уехала.