Тайны войны
Шрифт:
Самуэль Хор ответил не сразу. Карету подбросило, и он снова болезненно сморщился. Печень давала себя чувствовать. Следовало бы поехать в Карлсбад, в Чехословакию, но... Надо же придумать такой маскарад с каретой и париками! Стюарт Кингтон неисправим в своих чудачествах и упрямстве. Он и слышать не хочет, чтобы на его землях ездили в автомобилях. Машину пришлось оставить на границе поместья и ехать дальше в этой тряской карете.
– Я уже думал об этом, – сказал он, когда боль несколько поутихла. – Сначала я отправлюсь в Лиссабон в свите герцога Кентского. Он едет на празднование трехсотлетия независимости Португалии. После этого можно
– Отлично! Это мне нравится! Вам любыми путями надо связаться с Гаусгофером, советником Гитлера. Он имеет на него большое влияние и настроен, кажется, проанглийски. С Гамильтоном у них прекрасные отношения.
– А сын связан с военной оппозицией немецких генералов. Не так ли? – Самуэль Хор вспомнил последнее донесение Гизевиуса – «Валета», как шифровался осведомитель в списках британских секретных агентов.
– Совершенно верно! Но это другая линия. Гаусгофер-отец вряд ли подозревает о настроениях сына. Мы с вами, дорогой лорд, должны знать больше, чем сын об отце или отец о сыне. – Эмерли улыбнулся впервые за всю дорогу, улыбнулся только нижней частью лица. Глаза оставались холодно-сосредоточенными.
Он одобрительно посмотрел на Хора: «Именно такой человек нам сейчас нужен». Лорд Эмерли давно знал Самуэля Хора. Эмерли еще учился в Оксфорде, когда Хор был уже начальником секретной службы в России. Опытнейший разведчик! Кто бы мог придумать использовать в дипломатической игре неграмотного мужика Григория Распутина, похотливого и юродствующего бородача! Через Распутина Хор оказывал влияние на русскую императрицу и на царя Николая II.
Самуэль Хор происходил из старинного рода банкиров Сити, его предок финансировал Оливера Кромвеля. Сам он избрал дипломатическую карьеру и по традициям сочетал ее с работой разведчика. Хор участвовал в мюнхенских переговорах, показал себя сторонником Франко в испанских событиях и, несомненно, представлял наилучшую кандидатуру для поездки в Испанию с особо важным и деликатным заданием.
– Конечно, – добавил Эмерли, лицо его снова стало непроницаемым, как маска, – почтовые открытки не единственное средство в поисках связей. Попытайтесь использовать для этого и другие каналы. Свяжитесь с немецким послом фон Шторером, используйте американского посла Уэделла. Он может быть очень полезен. Впрочем, все зависит от вашего искусства. Вы опытнее многих из нас.
Четверка легко вынесла карету на холм, миновала старый, наполовину засыпанный и поросший вереском крепостной ров. Викториахауз стоял на месте разрушенного замка. Кучер лихо осадил коней у подъезда дома с множеством пристроек и служб. Лакей, спрыгнув с запяток, откинул подножку и почтительно распахнул дверцу кареты.
– Наконец-то! – со вздохом облегчения произнес Хор. – Нет, такие чудачества не для меня...
Дворецкий провел гостей в просторный холл, обставленный старинной мебелью, растворил дверь в гостиную и громко провозгласил:
– Достопочтенный лорд Эмерли, достопочтенный лорд Хор почтили присутствием дом достопочтенного лорда Стюарта Кингтона!
Стюарт Кингтон вышел навстречу гостям. Это был высокий, крепкий старик с упрямо очерченным ртом и проницательными глазами, глядевшими из-под мохнатых седых бровей. Крупные уши, как две морские раковины, торчали из-под напудренного парика. Одет он был в форму артиллерийского полковника Ротермирского полка – в зеленом сюртуке, при всех регалиях, с орденской лентой через плечо. Старик обнял Хора и более сдержанно поздоровался с Эмерли.
– Рад, рад, что навестили меня в такой день, – говорил он своим глуховатым голосом. – А потомок Мальборо будет? – Кингтон спрашивал о Черчилле. – Нет? Ну конечно, все дела и дела. Неотложные, говорите? Да, да... При ее величестве королеве Виктории у нас тоже были дела, тем не менее мы всегда находили время отпраздновать день ее рождения. Какие там у вас дела?.. Впрочем, нет, знать не хочу про ваши дела! Идемте курить.
Кингтон пригласил их в библиотеку, заставленную дубовыми стеллажами с книгами. Полки закрывали до потолка стены высокой комнаты. На рабочем столе лежал, видимо только что прочитанный, пожелтевший майский номер «Таймса» за 1901 год.
– Как вам нравится этот молодой король? – Кингтон указал на портрет Эдуарда VII, глядевший со страницы «Таймса». – Только уважение к престолу не позволяет мне назвать его легкомысленным мальчишкой. При матери он не осмелился бы допускать такую вольность. Теперь, видите ли, германский император Вильгельм Второй стал фельдмаршалом британской армии. Поздравляю! – Кингтон иронически рассмеялся. – А давно ли Вильгельм поздравлял Крюгера с победой... Бунтовщика, главаря буров, восставших против британской короны! И все это сразу после смерти матери. Едва успели отслужить заупокойную мессу...
Гости не выразили ни малейшего удивления словам Кингтона. Они давно были подготовлены к странностям старика.
– Эдуард Седьмой был не так уж молод, он вступил на престол с лысиной и бородой, – возразил Самуэль Хор, разглядывая портрет, но тотчас же понял, что не следовало возражать старику даже в такой мягкой форме.
– Не говорите мне «был»! – вспылил Кингтон. – Для меня он есть. Вы слишком быстро забываете золотой век британской истории. Я жил в этом веке и вернулся снова в эпоху королевы Виктории! Можете быть уверены, я не жалею об этом... К моему глубокому несчастью, неотвратимый рок еще раз заставил расстаться нас с королевой. Вот уже несколько месяцев я не могу оправиться после кончины ее величества.
Он перевел взгляд на портрет королевы. Из золоченой рамы, овитой траурной фиолетовой лентой, глядела широколицая женщина с тяжелыми веками, в белой вуали, с орденами и муаровой лентой через плечо. Портрет был сделан в конце ее жизни, лет сорок тому назад.
– Я совершенно согласен, – Хор поспешил исправить свою оплошность. – Царствование королевы Виктории поистине наш золотой век. При ней империя достигла наивысшего расцвета.
– Вот именно! – Старик заговорил спокойнее. – Знаете ли вы, что в царствование ее величества число подданных Британской короны увеличилось в двадцать раз – с двадцати миллионов почти до четырехсот? – Кингтон вычитал это накануне в старом журнале. – Она первой из английских королей стала императрицей Индии... Хотите курить?
Кингтон предложил гостям сигары. Протянул им зажженную спичку, погасил и зажег новую.
– Никогда не прикуриваю третьим, – объяснил он, – с бурской войны. Для вас это предрассудок, но я-то знаю, что такое закуривать африканской ночью на переднем крае! Любой лазутчик может из темноты влепить пулю в курильщиков. Да... Я отлично помню, как капитан Уинстон Черчилль угодил в плен к бурам. Это было почти на моих глазах.
Стюарт Кингтон предался воспоминаниям. Видимо, он нуждался в слушателях. Многолетнее добровольное затворничество в глухом имении лишало его такого удовольствия.