Тайны войны
Шрифт:
– Нет, нет, – живо возразила де Круссоль, – мы говорим совершенно приватно! Вы находитесь среди друзей.
Терзи заметил, как мгновенно насторожился Абетц, но тотчас же восстановил беззаботную, игривую улыбку.
– Я не могу ни в чем отказать интересной женщине. Извольте. Если в Европе вспыхнет война, я сомневаюсь, ввяжутся ли в нее Соединенные Штаты. Об этом я уже говорил на открытии памятника американскому солдату в Пуэнт де Грав. Во всяком случае, сенат разъехался на каникулы, уклонившись от рассмотрения вопроса об американском нейтралитете. Сенатская комиссия решила вернуться к этому вопросу только в январе, не раньше. Мы не хотим вмешиваться в дела Европы. Что же касается востока, – Буллит понизил голос, – вы знаете мое отношение к русским. Нас не интересует, что произойдет на востоке.
– А что вы думаете об этом, господин премьер?
– Напишите то, что вы слышали. Это будет полезно знать вашим читателям.
Появление хозяйки прервало разговор.
– Господа, я надеюсь, вы останетесь ужинать? – Де Шатинье сказала это достаточно тихо, чтобы ее слышали только те, кого она приглашала.
Встретившись глазами с Жюлем, она сделала знак и отошла. Жюль пошел за ней следом.
– Простите меня, Жюль, вам лучше не оставаться на ужин. Не надо афишировать наши отношения. А завтра я жду вас на Елисейских полях. Помните, где мы встречались? Будь умником, Жюль!
Бенуа скрыл поднявшуюся обиду.
– Конечно, Маро, я понимаю, но предварительно позвоню. Я не уверен, что буду свободен...
Вечер подходил к концу. Менее именитые топтались в залах, стараясь попасть на глаза хозяйке и заручиться приглашением к ужину, но де Шатинье будто не замечала взглядов. Она была непреклонна. Не дождавшись приглашения, многие начали разъезжаться.
Жюль вышел вместе с Терзи. Леон неуверенно стоял на ногах.
– Хотите, я вас подвезу? – сказал Бенуа, у него тоже немного кружилась голова. – У меня здесь машина.
– Везите, – безразлично ответил Терзи.
Они прошли в переулок. Жюль открыл кабину, натянул перчатки и сел за руль. Машина помчалась вдоль набережной Сены.
– Значит, будет война, – немного помолчав, сказал Терзи. Шляпа его сползла на затылок.
– Откуда вы взяли? Наоборот.
– А вот и не наоборот! Разве вы не поняли, что говорил Буллит? Американцы дают карт-бланш Гитлеру. Абетц сегодня же сообщит об этом в Берлин. Такие разговоры приближают войну... Да, я, кажется, перепил...
– Меня это не волнует. Пусть Гитлер воюет с поляками. Из-за этого мне не будут платить меньше за мои статьи.
– Вы коммерсант, Жюль.
– А вы анархист. Вы ничему не верите и не признаете авторитетов. Всюду ищете грязь.
– Бросьте ханжествовать, Жюль! Грязь искать нечего, она выпирает всюду. – Терзи пьяно мотнул головой. Его стало разбирать еще больше. – Вы говорите, я анархист. Это я? Нет, мне только противно глядеть, как проходимцы и жулики рядятся в патриотов. А вообще я Свидетель. Свидетель с большой буквы... Я, Жюль, очень много знаю. Вы бы сгорели от зависти, если б... Кстати, знаете, почему Боннэ так рьяно выступает за дружбу с Гитлером?
– И не хочу знать! Дружить с Гитлером – значит отвести от себя войну.
– Жюль, не будьте страусом! – Терзи опустил ладонь на плечо Бенуа, почти ударил его. – Нет, не поймете. Но я скажу. Все равно... Мне иногда нужно говорить самому с собой. Слушайте! Боннэ врет. Помните сказку про лгуна: когда он начинает врать, у него растет нос. Это Боннэ. Сегодня нос у него стал еще длиннее. Министр запутался в банковских спекуляциях, а господин Абетц все знает, он его шантажирует. Боннэ ходит на задних лапках перед Берлином, иначе его разоблачат...
Жюль заерзал на сиденье. Ему не нравилось направление, которое принимал разговор.
– Значит, дурак. Надо чище работать.
– Не чище, а честнее.
– Это условность.
– Хорошо, но при чем здесь патриотизм, которым хвастается Боннэ?
– Не знаю. Что значит патриотизм? Это условность...
– Мы, кажется, поссоримся, Жюль. Впрочем, зачем, не надо! Вы такой же лавочник и обыватель. Кругом грязь и предательство. Иногда мне бы хотелось быть таким, как вы...
– То есть?
– Не утруждать себя мыслями.
– Вы пьяны, Леон. Но я не хочу обижаться.
– В этом я уверен. На обиды вы не способны. Потом – я иногда бываю вам нужен. Вам невыгодно обижаться... Да! – Терзи вдруг перешел на «ты». – Почему тебя любовница не пригласила на ужин? Почему ты на нее не обиделся?
– Откуда вы знаете? Она не любовница...
– Ну, бывшая... Я видел твою растерянную физиономию, как у моей таксы, нагадившей в комнате.
– Слушайте, Терзи, не злоупотребляйте гостеприимством! Вы едете в моей машине.
– Черт с вами, могу выйти. Из-за карьеры вы кого не возьмете в наложницы... Но я не осуждаю. Без подлости у нас не пробиться. А сегодня я удружил вам – вы приобрели врага на всю жизнь! – Терзи пьяно засмеялся.
– Кого?
– Я рассказал графине де Порт, как вы у нее из-под носа увели Абетца, и увели по просьбе маркизы.
– Ну и глупо!
– А мне наплевать! Вы здесь ни при чем, я хотел разъярить этих великосветских девок. Никакие они не аристократки, – одна дочь фабриканта, другая тоже из семьи удачливых обывателей. Выскочили замуж и навешали себе титулы рогатых мужей. Пусть подерутся! Может, из-за них сменится еще один кабинет. Я люблю наблюдать, Жюль, и подливать масла в огонь. Говорю вам, я Свидетель. Я еще напишу мемуары.
– Тогда езжайте в Варшаву, наблюдайте, как Гитлер управляется с Польшей.
– Лень... Я это увижу в Париже из окна собственной спальни. Увидите, как он заберет нас голыми руками. Вытащит, точно форель из сачка... Вы ловите рыбу?.. Впрочем, нет, если начнется война, я уеду куда-нибудь в Центральную Африку, поселюсь среди зулусов или племени банту, отсижусь там. Буду писать мемуары.
– Этого не может быть! Не болтайте чего не надо!
– Не может? А хотите, посмотрим! На бутылку вина из подвалов вашего тестя. Ну? Ну, давай!