Тайны земли Московской
Шрифт:
По сравнению со скупыми записями «столбцов» насколько же словоохотливее очевидцы, особенно иностранцы! Для них московские праздники — настоящая сказка. Датский посланник Юст Юль пишет о поразившем его световом спектакле в канун Нового, 1710 года: «В 10 часов начался в высшей степени затейливый и красивый фейерверк. Замечательнее всего в нем была следующая аллегория: на двух особых столбах сияло по короне, между ними двигался горящий Лев; сначала Лев коснулся одного столба, и он опрокинулся, затем перешел к другому столбу, и этот тоже покачнулся, как будто готовясь упасть. Тогда из горящего Орла, который словно парил в вышине, вылетела ракета, попала во Льва и зажгла его, после чего он разлетелся на куски и исчез; между тем наклоненный Львом столб с короною поднялся и снова стал отвесно».
Представленная аллегория имела в виду поражение Польши в войне со Швецией и последующую победу над Швецией России. Юст Юль отмечает, что Петр обязательно находился среди зрителей и любил давать пояснения по ходу «зрелища».
Под впечатлением этих московских празднеств, ставших народной легендой, Михайла Ломоносов напишет:
Тогда от радостной Полтавы Победы Росской звук гремел, Тогда не мог Петровой славы Вместить вселенныя предел.«Люминатский театр», как называли его современники, становится неотъемлемой частью народных торжеств. Со временем для него будут строить специальные огромные помещения, чтобы предохранить зрителей и само зрелище от капризов погоды, дождя и снега. Один из таких театров сохранялся до конца XVIII века в Кремле, около Потешного дворца.
А Чоглоков? Его биография будто растворяется и исчезает в полосе «Триумфов», переезда всех мастеров Оружейной палаты из Москвы в Петербург. Он уходит из жизни так же незаметно, как неожиданно появился среди «живописных учеников». Насколько ценились специалисты на работе, настолько легко и бесповоротно забывались после смерти. Только некоторое время памятью о художнике остается фигурировавший в московских переписях «двор живописца Оружейной палаты Михайлы Чоглокова на Большой Покровской улице, по правой стороне».
…Сухо шелестят шины. Пустынно в садике, спускающемся вдоль Кремлевской стены к Москве-реке. Ничто не напоминает о Неглинке, которая когда-то делала отсюда Кремль неприступной крепостью. Разве только сильно перегнувшись через парапет набережной, можно увидеть память о ней — неширокую трубу с ленивыми всплесками буроватой воды. Поток машин стремительно сливается с Каменного моста, растекается вдоль Кремля; уносится в гору к белоснежному зданию Пашкова дома. И как угадать в невозмутимом покое кремлевских стен, что без малого триста лет назад здесь волновалась, гудела, замирала от восторга пестрая московская толпа, стояли грандиозные «оказы» сражений и торжествующим светом заливали округу, отражаясь в мутноватых водах Москвы-реки и Неглинки, огни московских викторий.