Тайные безумцы Российской империи XVIII века
Шрифт:
Летом того же 1753 года в Покровский монастырь на Нерли 64 был отправлен крестьянин Дмитрий Михайлов, говоривший о себе «я, де, сам государь», поскольку «родная его мать, того ж села крестьянка Татьяна Яковлева, когда была жива, и тогда сказывала ему, Дмитрею, что она царского поколения». Уже в январе 1754 года из монастыря пришло сообщение о выздоровлении Дмитрия, в мае еще одно, а в июле монастырское начальство прислало уточнение:
Во оном нашем монастыре и кроме уже именованного весьма нужнаго колодника ныне имеется в присылке некоторые <…> а в том нашем монастыре имеется слуг только два человека, которые часто употребляются в посылки по монастырским потребам, а крестьян хотя имеется несколько душ человек, но и оные ныне все находятся в земледелании и в таковых нужных присмотрах и хранениях нам исправиться стало быть нуждно и невозможно.
64
Не сохранившийся Покровский монастырь на Нерли был основан, предположительно, в XII веке. См.: Заграевский С. В. Вопросы ранней истории
Наученная горьким опытом московская контора эти призывы, однако, проигнорировала, и так продолжалось до начала 1756 года, когда руководство Владимирской епархии обратилось непосредственно к главе Тайной канцелярии А. И. Шувалову, который распорядился Михайлова немедленно освидетельствовать. Как, видимо, и предполагали в конторе, выяснилось, что крестьянин по-прежнему безумен, и его отправили обратно, но на сей раз потребовали от монахов объяснения. Настоятель Покровского монастыря иеромонах Фока оправдывался:
Что же он, Михайлов, ныне по свидетельству в Тайной канторе явился паки в прежнем ума своего не состоянии, и то разве он, Михайлов, такое безумие не налагает ли на себя каким притворным образом, или то временно на нем бывает, потому понеже, будучи он, Михайлов, во оном монастыре в содержании, по усмотрению и по спросам моим неоднолично, как из слов, так и с виду казался ума своего пришел во исправлении и никаковых непристойных слов от него произносимо не было 65 .
65
РГАДА. Ф. 349. Оп. 2. Д. 4407. Л. 1 – 46 об.
Настоятель монастыря, конечно же, не обладал необходимыми познаниями в психиатрии, а крестьянин, вероятно, не стал рассказывать ему о своем высоком происхождении. Другой помещичий крестьянин, Гаврила Семенов, был отправлен в монастырь летом 1765 года. В октябре оттуда сообщили, что он дважды пытался сбежать, а уже в январе 1766 года, что он совершенно излечился. Семенова доставили в Москву для освидетельствования, на котором он вновь сообщил, что ему было видение (см. приложение). Крестьянина отправили обратно. На следующий год монахи вновь сообщили о его выздоровлении, но на сей раз им не поверили, и А. А. Вяземский с сожалением констатировал, что «архимандрит об оном представляет, сколько видеть можно, сщитая того колодника в монастыре у него пребывание себе в тягость». Выяснять отношения с архимандритом, однако, не стали и перевели Семенова в Спасо-Евфимиев монастырь, благо к этому времени он уже стал основным местом содержания политических безумцев 66 .
66
РГАДА. Ф. 349. Оп. 2. Д. 7101. Л. 1–36.
Стремление монастырских властей избавиться от обузы было хорошо известно чиновникам политического сыска, неохотно реагировавшим на сообщения о выздоровлении сосланных. Такой расклад порождал подчас ситуации прямо противоположные. Так, в 1749 году в Тайную канцелярию явился бывший солдат Выборгского гарнизона Степан Маслов, бежавший из новгородского Юрьева монастыря, где он провел одиннадцать лет. В конце 1737 года он объявил за собой «слово и дело» и просил, чтобы «повелено было ему, Маслову, дать три полка, а он де Маслов у турецкого салтана Царьград возьмет». По словам беглеца, все это он сказал «в безумстве», а теперь совершенно излечился 67 . В 1755 году бывший контролер Астраханской портовой таможни Дмитрий Шерков, выдержавший всего год монастырского заключения, совершив побег, также явился в Тайную канцелярию и сообщил:
67
Там же. Ф. 7. Д. 367. Ч. 1. Л. 382–405.
Прошлого 754-го прислан я именованный был из Правительствующего Сената во оную Тайную канцелярию в беспамятстве, а особливо в помешательстве ума, где тогда ж по усмотрению той канцелярии отослан был для исправления ума в Звенигород в Савин-Сторожевской монастырь, а как в уме исправлюсь, тогда велено во оную канцелярию от того монастыря репортовать. Где я, будучи, по воле Божией в уме и исправился, о чем и от того монастыря, что я в совершенной ум пришел, многократно во оную Тайную канцелярию писано было, но точию на то указу и поныне не получено. Чего ради принужден я был сам ис того монастыря в прошедшем августе месяце отлучитца и явитца по команде во оную Тайную канцелярию для наилутчего усмотрения и определения паки в службу Ее Императорскаго Величества к статским делам.
И хотя во время расспроса в канцелярии Шерков «озирался по сторонам, яко изумленной, чего ради и руки ему приложить не дано», просьбу его удовлетворили и отправили для продолжения службы в Коммерц-коллегию 68 . Ранее, в 1741 году, два человека – солдат Степан Бодягин и бомбардир Иван Башилов – после года, проведенного в монастырях, первый – в Калязине, а второй – в Иосифо-Волоколамском, были отправлены обратно в свои полки для продолжения службы 69 . Два года понадобилось для выздоровления в Иверском монастыре кирасиру Ивану Жданову, который был сослан за то, что «в ыступлении ума» топтал ногами складни и грозился их сжечь, говоря «образам де молиться не буду, оне, де, сделаны от мужика, а я, де, знаю бога на небе» 70 . Майор Низового корпуса Сергей Владыкин, называвший в 1734 году себя «Петром III, и богом, и царем», а императрицу своей названной матерью и теткой и написавший несколько писем с упоминанием Шафирова и Балакирева, был по именному указу отправлен «в пристойной монастырь», но уже в 1736 году, после того как монахи и караульные в монастыре подтвердили его выздоровление, освобожден 71 . А вот солдата Петра Обрасцова, страдавшего в 1754 году религиозными видениями и заявлявшего, что «Ее Императорское Величество – змей и антихрист», после шести лет пребывания в Иосифо-Волоколамском монастыре, где, по мнению монастырского начальства, он полностью исцелился, после освидетельствования в Петербурге отправили обратно. Подобных случаев было немало. Так, в 1754 году освидетельствование прожившей три года в монастыре купеческой вдовы Елены Алексеевой показало, что она все еще не здорова, да и сама она выразила желание остаться в монастыре 72 .
68
Там же. Ч. 12. Д. 245 – 275 об.
69
Там же. Ч. 2. Л. 254, 338.
70
Там же. Ч. 7. Л. 4–19. Примечательно, что Жданов сознавал свою болезнь и в Тайной канцелярии говорил, что все это делал, «будучи тогда в сумнении и безумии, ибо, де, уже троекратно он, Жданов, был в ыступлении ума своего и бывает, де, ему видение и соблазн» (Л. 5 – 5 об.).
71
РГАДА. Ф. 349. Оп. 1. Д. 314. Л. 1–7; Там же. Д. 520. Л. 1–5; Ф. 7. Д. 367. Ч. 1. Л. 73 – 114 об.
72
РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 3788. Л. 12.
Свидетельство Дмитрия Шеркова о том, что не только московская контора, но и сама Тайная канцелярия не всегда реагировали на донесения монастырей о выздоровлении содержавшихся в них безумцев, вполне правдиво. Так, Кирилло-Белозерский монастырь в 1756 году сообщал о выздоровлении отправленного туда четырьмя годами ранее жителя Киева Подольского Василия Андреева, но, судя по тому, что в 1758 году это сообщение было повторено вновь, канцелярия никак не отреагировала на первое послание 73 . Случалось, что Тайная канцелярия игнорировала и посылаемые с мест сигналы политического характера: в 1749 году Нарвская гарнизонная канцелярия доносила о местном жителе, безумном чухонце плотнике Фридрихе Бартельсоне, который произнес «слово и дело». Ответа из Петербурга не последовало, и следующие пять лет плотник провел под караулом в местном магистрате. В 1754 году оттуда пришла промемория, согласно которой Бартельсон подал доношение, утверждая, что здоров, и магистрат предлагал освободить его «для нынешней всеобщей радости перворожденнаго благовернаго государя великаго князя Павла Петровича». На сей раз канцелярия откликнулась, велела Бартельсона снова допросить и, если ничего важного не скажет, отпустить 74 . О деле упомянутого выше подпоручика Каирева Нижегородская губернская канцелярия писала в московскую контору Тайной канцелярии шесть раз, прежде чем та откликнулась.
73
Там же. Д. 367. Ч. 6. Л. 239, 245.
74
Там же. Ч. 7. Л. 131–133.
Когда сорок с лишним лет спустя после того, как была решена судьбы плотника Бартельсона, «перворожденный» великий князь взошел на престол, в судьбах безумцев едва не наступил новый этап. Горевший желанием переделать все, что было сделано его покойной матушкой, новый император ровно через месяц после ее смерти, 6 декабря 1796 года, распорядился:
Разсмотреть причины всех в Тайной експедиции содержащихся в монастырях и других местах, а особливо тех, кои сосланы под названием сумасшедших. Сих привесть сюда не так, как арестантов, но с возможным облегчением, и осмотреть. Для таковых же, коих за болезнию и слабостию привесть сюда не можно будет, отправить довереннаго человека, которой бы их освидетельствовал на местах их. Вообще же разсмотреть все дела тех, которые должны остаться на своих местах, облегчить участь и приказать иметь за ними лучшее призрение 75 .
75
РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2902. Л. 1.
Прежний порядок коммуникации, когда генерал-прокурор Сената, в чьем подчинении находилась Тайная экспедиция, получал письменные распоряжения напрямую от императрицы, уже был разрушен, так что это повеление императора его секретарь И. В. Лопухин устно передал генерал-прокурору князю А. Б. Куракину, а тот вынужден был обратиться к Павлу за письменным указом. Однако пока шел обмен посланиями, государь, видимо, успел сообразить, что свозить в Петербург всех сумасшедших дело хлопотное и затратное. 8 декабря ему был представлен наскоро подготовленный реестр со сведениями о двадцати безумцах, содержавшихся в Спасо-Евфимиеве монастыре, восьми – в Соловецком, одном – в Тобольском, одном – в харьковском Покровском, четырех – в петербургском доме сумасшедших, трех – в московском смирительном доме (один из них значился умершим еще в 1793 году) и одном – в ярославском доме сумасшедших. Император велел освободить из московского смирительного дома отставного поручика Егора Хлопотова, а в Спасо-Евфимиев монастырь послать чиновника с проверкой. На помету против имени верейского купца Михаила Матюшина о его смерти в 1793 году император, видимо, внимания не обратил и велел привезти его в Петербург, поскольку тот хвалил его батюшку, Петра III, говоря, что «бывшаго императора Петра Третьяго потому он (М. Матюшин. – А. К.) любит, что он велел все домовыя церкви сломать и зделать одну церковь, ибо общее всенародное моление всевышнему более приятно, нежели домашнее, потому что у нас одна церковь от Бога установлена, а для того и в священном писании сказано: что воздадите в тайне, то воздастся вам яве, а в домовых церквах всякая нечистота бывает» 76 .
76
РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2773. Л. 5 – 5 об.