Тайные дневники Шарлотты Бронте
Шрифт:
— Мне только баптистских песнопений не хватало, — фыркнул мистер Николлс, пропуская меня.
Мне оставалось лишь покачать на это головой. Разумеется, все викарии-пьюзеиты отказались посетить концерт, который был одним из главных событий года. Молитвенный дом был набит до отказа. В тот вечер, слушая, как великолепная музыка плывет под сводами храма, я напомнила себе, что мистер Николлс — узколобый фанатик. С какой стати мне беспокоиться о его мнении? В отличие от него, я не совершила ничего по-настоящему дурного. «Вспомни Бриджет Мэлоун, — пронеслось у меня в голове. — Это мистеру Николлсу должно быть стыдно
Тем я и довольствовалась. Если мистер Николлс более не уважает меня, это не моя вина и не моя забота, поскольку я никогда особо не любила и не уважала его. Просто буду избегать его и впредь.
Однако избегать мистера Николлса оказалось не так-то просто. Он жил по соседству, встречался с папой каждый день, вел все три воскресные службы и надзирал за школами — он был повсюду. Частые визиты мистера Николлса в пасторат дали пищу отвратительным слухам, о которых я узнала из письма Эллен. Кто-то осведомился у нее, весьма торжественно и заинтересованно, правда ли, что мы с мистером Николлсом тайно помолвлены! Я немедленно ответила, что это ложь, но письмо на несколько недель выбило меня из колеи.
Мое намерение плохо думать о мистере Николлсе подверглось суровому испытанию в середине марта. День был свежий и холодный, уже не зимний, но еще не весенний. Мы с Анной навещали бедных и раздавали им детскую одежду, которую сшили за последние месяцы.
Первыми в нашем списке стояли перенаселенные домишки, сбившиеся вдоль Мейн-стрит, — не самые приятные объекты, поскольку, несмотря на обходительность жильцов, дома были тесными и часто очень грязными, а также настолько дурно пахнущими, что мы не могли себя заставить провести в них и пары минут. Нам больше нравилось посещать прихожан, которые жили вдали от деревни, — фабричных рабочих в долинах и бедных фермеров, добывающих свое скудное пропитание из земли.
Мы с Анной отправились в путь под великолепным балдахином голубого неба. Ветер пел в безлистых ветвях редких разбросанных деревьев; снег, оставшийся во впадинах холмов и долов, дотаивал под яркими лучами солнца. Вскоре мы достигли жилища Эйнли, крошечной лачуги у самой дороги с соломенной крышей и белеными стенами.
Трое из восьми детей Эйнли, еще не доросшие до школы, играли на улице, одетые в разномастные, старые, плохо сидящие обноски. Пока мы с Анной шли к входной двери, малыши окружили нас, вопя во всю глотку, дергая за юбки и корзинки и допытываясь, что мы принесли. Ласково потрепав курчавые головки, я объяснила, что надо проявить терпение, поскольку подарки сначала должна посмотреть их мать. Миссис Эйнли встретила нас с годовалым ребенком на бедре.
— А! Неужто божьи леди принесли одежку моим деткам? — С этими словами она пригласила нас в дом.
Высокой, доброй, изнуренной женщине в поношенном коричневом платье исполнилось сорок, но она казалась лет на десять старше.
— Боженька знает, что у меня всего две руки, а детских ртов целых восемь, только успевай еду засовывать, не то что шить одежку, особенно в такую холодрыгу, когда от риматиса ломит пальцы и все тело.
Дети попытались проскользнуть в дом, но мать выгнала их обратно.
— Кыш на улицу, мелюзга! В наш крошечный домишко всем не влезть, а мне страсть как хочется посудачить с гостьями по-взрослому.
Когда мы вошли в холодную, тесную, темную хижину с пропитанным дымом душным воздухом, но очень чистенькую и прибранную, я поежилась. Хозяйка предложила нам выпить эля, но мы отказались, зная, что она не может позволить себе угощение. Не спуская с рук ребенка (цветущей улыбчивой девчушки с копной белокурых волос), миссис Эйнли быстро смахнула пыль с двух лучших стульев у очага; памятуя, что один из стульев — ее любимый, я попросила позволения занять жесткую скамеечку в углу у окна.
— Не пеняйте за холод, — извинилась миссис Эйнли, помешивая скудное содержимое очага, где в кучке углей дотлевала небольшая головешка. — Уголь и торф закончились, а новых купить не на что. С тех пор как на фабрике урезали зарплату, дела у нас совсем плохи. С такими ценами на хлеб и картошку еле хватает на еду, а ведь муж работает с рассвета до заката. Наша старшая дочка — прислуга на все руки и время от времени присылает денег, да только это жалкие крохи.
Мы с Анной выразили искреннюю озабоченность ужасными условиями труда, которые, как мы знали, служили для многих источником нужды и лишений.
— Ладно, все равно ничего не попишешь; якобы во всем виноват упадок торговли.
Миссис Эйнли положила дочку на одеяло у своих ног, где благонравное дитя тихонько лежало и сосало большой палец. Женщина села рядом с нами и принялась с энтузиазмом восклицать и щедро благодарить при виде очередного подарка.
— Такую тонкую работу, леди, редко увидишь. Ах! Вот бы мне так шить. Вязать я еще могу, слава богу, когда есть время, но иголка так и валится из пальцев. Уже четыре месяца я шью воскресную рубашку для своего сына Джона; ему позарез нужно, но неизвестно, смогу ли завершить.
— Я с удовольствием завершу за вас, — вызвалась я.
— А я помогу, — добавила Анна. — Мы можем начать прямо сейчас, если пожелаете.
— Ох! Да вы сама доброта! Мне в жизни вас не отблагодарить.
— Нас не за что благодарить, миссис Эйнли, — возразила я. — Если мы сможем облегчить ваше бремя, это доставит нам огромную радость.
Хозяйка с признательностью принесла кусочки недошитой рубашки и шкатулку со швейными принадлежностями. Внутри я нашла два медных наперстка, которые мы с Анной укрепили на своих тонких пальцах с помощью клочков бумаги. Вскоре мы с сестрой уже шили рубашку, а миссис Эйнли вязала чулки. Через несколько минут из соседней комнаты выплыл большой полосатый кот и лег у камина, с прищуренными глазами лениво вылизывая подушечки лап и поглядывая на гаснущие угольки за прогнутой решеткой.
— Этому коту почти двенадцать лет, — сообщила миссис Эйнли, с любовью глядя на животное. — Он нам совсем как родной. Не знаю, что и делать без него. Большой везунчик, кстати. На днях мистер Николлс спас ему жизнь.
— Мистер Николлс? — удивленно отозвалась я.
— Он самый. С неделю назад кот пропал. Четыре дня о нем не было ни слуху ни духу. Дети обрыдались, будто конец света настал. Я и сама всплакнула, решила, что кота нам больше не видать. И тут идет мистер Николлс и несет его. Кота заперли в кладовке в воскресной школе, а викарий услышал мяуканье. Ясно дело, кот бы там помер. Мы в долгу перед мистером Николлсом. И не только за кота. Знаете, я благословляю день, когда этот джентльмен появился в наших краях.