Тайные дневники Шарлотты Бронте
Шрифт:
— Мне горько, что я поверила ей, сэр. Мне не следовало принимать ее слова на веру. Я искренне раскаиваюсь в своей вчерашней несдержанности. Я назвала вас… о! Стыдно вспомнить.
— Прошу вас, не казнитесь, мисс Бронте. Вы действовали на основании того, что полагали правдой, как и в случае с Эйнли. Вы говорили со мной от чистого сердца, а искренность не способна причинить зла.
— Я тоже так считала до сегодняшнего дня, — грустно улыбнулась я.
Последовала короткая пауза. Викарий неуверенно посмотрел на меня, затем обернулся на пустоши и сообщил:
— Я собирался
Никогда — ни разу — я не гуляла с мистером Николлсом; еще вчера я не могла даже помыслить об этом.
— Куда вы направляетесь? — к своему удивлению, спросила я.
— Куда глаза глядят. Чудесная погода, и нет места великолепней, чем пустоши.
Я помедлила.
— Не могу не согласиться. С удовольствием присоединюсь к вам, сэр.
С едва заметной улыбкой мистер Николлс открыл калитку и шагнул в сторону, пропуская меня.
ТОМ III
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
День выдался ясным и теплым. Мы с мистером Николлсом шли по каменистой тропке, которая извивалась среди диких пастбищ, где блеяли стада серых овец и ягнят с мохнатыми мордочками. С запада дул ветерок: он проносился над холмами, напоенный сладким благоуханием вереска и камыша; в воздухе гудели насекомые и перекликались птицы.
Несмотря на солнце, поначалу мне было не по себе рядом с мистером Николлсом. После стольких лет отчужденности и моей давно лелеемой вражды мы не знали, с чего начать беседу. Я боялась ляпнуть что-нибудь не то и вернуть нас в опасные воды, викарий выглядел не менее робким, и какое-то время мы хранили неловкое молчание. Когда мы оставили поля и достигли диких лиловых пустошей, я набралась смелости и подала голос:
— Сэр, хочу еще раз выразить огорчение, которое испытала по поводу ваших прошлых проблем из-за мисс Мэлоун. Вам действительно пришлось покинуть Тринити-колледж из-за нее?
— Да. Я вернулся домой и два года работал школьным учителем, надеясь в будущем обелить свое имя.
— Вы работали школьным учителем? — удивилась я. — И я тоже.
— Знаю. Ваш отец рассказывал. Как ни крути, это занятие нравилось мне намного больше, чем вам, мисс Бронте, и все же не было моим истинным призванием. Когда наконец мисс Мэлоун устыдилась и покаялась в грехах, меня восстановили в университете.
— Слава богу. Полагаю, они убедились в вашей полной невиновности и принесли извинения?
— Да. Они также пообещали, что изымут этот случай из моего досье и больше не вспомнят о нем. Однако в результате мне понадобилось семь лет вместо обычных пяти, чтобы получить степень по богословию.
— Понятно. Когда вы появились в Хауорте, мне было известно, что вам двадцать семь и вы недавно посвящены в сан, но я считала, что вы просто позже других поступили в университет. А что привело вас в Англию после выпуска, мистер Николлс?
— Найти место викария в Ирландии в наши дни проблематично. Пришлось пересечь Ирландское море в поисках счастья.
— Наверное, тяжело оставить родную страну и семью, сэр?
— Непросто. Но все к лучшему. — Он покосился на меня с едва заметной улыбкой. — Довольно об этом. Я предпочел бы говорить о вас, мисс Бронте. По словам вашего отца, вы посещали школу.
— Да… даже три.
— Он рассказал мне о вашей первой школе. Я знаю, что вы терпели суровые лишения, и знаю, что случилось с вашими сестрами Марией и Элизабет. Давно хотел выразить сочувствие вашей утрате.
— Благодарю, мистер Николлс.
— Я тоже потерял сестру в раннем детстве.
— Неужели? Мне очень жаль. Как ее звали? Сколько ей было лет?
— Ее звали Сьюзен. В четыре года она заболела и умерла. Она была такой ясноглазой, румяной девчушкой, полной жизни и света. Мне было всего семь, и я ужасно разозлился. Я не понимал, как Бог посмел отнять у меня любимую чудесную сестру.
— Мне едва исполнилось девять, когда скончались мои сестры. — Я взглянула на викария с симпатией и неожиданным родственным чувством, ведь нас связывали похожие печальные истории. — Полагаю, потерять любимого брата или сестру тяжело в любом возрасте, но в раннем детстве — особенно. В некотором смысле я так и не оправилась.
— Я тоже. Именно утрата Сьюзен привела меня на духовную стезю. Я стремился лучше понять Господа и наше место в мире, хотел научиться даровать покой и утешение тем, кто страдал, как я.
— Нам в Хауорте повезло, что вы избрали духовное призвание, сэр, и что жизненный путь привел вас сюда.
— Боюсь, еще вчера вы считали иначе, но мне приятно, что ваше мнение переменилось.
В его голосе таилась беззлобная насмешка. Он впервые общался со мной с безмятежным весельем, оставив свою обычную мрачность и серьезность, и это застало меня врасплох. Я невольно улыбнулась и ответила не менее насмешливо:
— Могу ли я надеяться, сэр, что вы не таите на меня злобу?
— Можете.
— Я рада.
Теперь мы шагали по глухой тропе. Река вздулась от весенних дождей; она неслась вниз по лощине, полноводная и прозрачная, отражая то золотые лучи солнца, то сапфирную синеву неба. Свернув с тропы, мы зашагали по мягкой луговине с изумрудно-зеленой травой, пестревшей мелкими белыми цветочками и усеянной золотыми звездами желтых цветов. Холмы обступили нас со всех сторон.
— Отдохнем? — спросил мистер Николлс, когда мы подошли к утесам, охранявшим ущелье, из-за которого доносился гул соседнего водопада.
Кивнув, я села на большой камень. Викарий опустился на камень в паре футов от меня и снял шляпу. Ветерок шевелил его густые темные волосы и ласкал лоб, а лицо радостно сияло в полуденном свете. Впервые в жизни я заметила, насколько он красив.
— Разве не чудесно было бы, мисс Бронте, вытереть доску и начать все сначала, как если бы мы только что встретились?
— Чудесно, — отозвалась я.
Но оставался один момент, который мне хотелось навсегда изгладить из памяти мистера Николлса: лживые вульгарные заявления брата о моей привязанности к некоему бельгийцу, случайно подслушанные викарием. Однако я не осмелилась поднять эту тему. Вместо этого я добавила: