Тайные хроники Холмса
Шрифт:
— В этом вы более чем преуспели, — заметил Холмс, указывая рукой на окружавшие нас набитые драгоценностями шкафы.
— Благодаря собственным усилиям, — парировал это замечание Сорока, и при этом его впалые бледные щеки слегка порозовели. — Когда мне было двенадцать лет, меня определили на работу к аптекарю. Я должен был мыть полы и склянки в его лаборатории. Ничем более серьезным заниматься там мне было не положено. Тем не менее, оценив мое трудолюбие и жажду знаний, хозяин стал мало-помалу обучать меня изготовлению всевозможных лекарств. Вот так я освоил то ремесло, которое позже дало мне возможность сколотить состояние. Тогда
— Хотел бы пояснить вам, мистер Холмс, — продолжил он, нацелив свои темные очки на моего старого друга, что далеко не нее эти вещи были похищены. Подавляющее их большинство законно приобретено на распродажах, аукционах и через посредников. Именно на одном из аукционов я встретил человека, известного вам под фамилией Вандербильт. Он сразу же заинтересовал меня своим прекрасным знанием искусства, особенно в той области, предметы которой меня интересовали больше всего. Сначала Вандербильт давал мне советы о том, что именно надо покупать, затем — по мере того как здоровье мое ухудшалось — он стал выступать в качестве моего представителя на аукционах.
Как и у многих из тех, кто связан с миром искусства, не все заключенные им сделки были вполне законными в строгом смысле этого слова. За долгое время своей посреднической деятельности Вандербильту приходилось иметь дело и с крадеными вещами, и с подделками. Именно он предложил мне воспользоваться иными, не вполне законными средствами приобретения тех вещей, которыми я так страстно стремился обладать. Мне хотелось, чтобы вы правильно меня поняли. Хотя все проблемы, связанные с таким видом «приобретения», лежали полностью на Вандербильте, я был в курсе тех средств и методов, которыми он пользовался.
— Например, таких, как грабеж и воровство? — вежливо поинтересовался Холмс.
— Вот именно! — невозмутимо согласился Сорока. — Я вовсе не собираюсь выдавать желаемое за действительное и уходить от ответственности, которую сознаю в полной мере. Как вы совершенно правильно выразились, это не что иное, как грабеж и воровство.
— Я полагаю, что именно Вандербильт познакомил вас с Арти Такером, который был представлен нам под именем К. Вессон? — прервал эти признания Холмс. — Вам известно, что он весьма известный делец, занимающийся торговлей краденым антиквариатом и произведениями искусства?
— Да, мистер Холмс. Этого я тоже не отрицаю. За долгие годы собирания коллекции мне доводилось знакомиться со многими разными людьми, и далеко не все из них могут считаться образцами честности и порядочности. Возможно, Такер и преступник, однако в предметах искусства он разбирается не хуже эксперта любого крупного аукциона, хотя плата за его услуги значительно ниже, чем за их. Так какие же действия, мистер Холмс, вы собираетесь теперь предпринять? Я еще не выжил из ума и далек от мысли о том, что вас ко мне привело исключительно желание познакомиться с моей коллекцией. Если я правильно понимаю, вы уже сообщили обо всем в полицию и в любой момент я могу ждать прибытия
Вместо того чтобы ответить Сороке, Холмс обернулся ко мне.
— Ватсон, — сказал он, — если вас не затруднит, будьте так добры, разыщите дворецкого и узнайте, не сможет ли он подыскать для нас две крепкие картонные коробки, рулон ваты и оберточную бумагу.
Вернувшись со всеми этими предметами, я увидел, что Холмс внес в сокровищницу из гостиной небольшой стол, поставил его в центре и разложил на нем те семейные реликвии, которые были похищены Вандербильтом и его сообщником за последние три года. Холмс тщательно сверял их со списком, который держал в руке, а Сорока молча сидел в своем инвалидном кресле и наблюдал за происходящим. Руки его покоились на покрывавшем колени пледе, выражение лица оставалось непроницаемым.
— …И украшенный драгоценными камнями молитвенник, некогда принадлежавший королеве Шотландии, являвшийся собственностью сэра Эдгара Максвелл-Брауна, — сказал в заключение Холмс и положил лист бумаги в карман. — Это была последняя драгоценность из перечисленных в моем списке. Ах, Ватсон, вот и вы! Как хорошо, что вам удалось найти все, о чем я просил. Если теперь вы поможете мне уложить все в коробки, мы скоро покинем этот дом.
Сорока хранил молчание. Я уже заворачивал миниатюрный портрет леди Амелии Бедминстер и укладывал его в последнюю коробку, когда Холмс подошел к Сороке и вернул ему деньги, которые уплатил за портрет Арти Такер. Лишь тогда мы смогли убедиться, что Сорока как-то реагировал на наши действия. Холмс вложил деньги в его сухую, тощую руку, и Сорока издал странный, резкий вопль, похожий на крик птицы, по имени которой мы его окрестили. Не глядя на банкноты, разлетевшиеся по полу, он закрыл лицо похожими на клешни руками.
— Пора, Ватсон, спокойно сказал Холмс. — Нам еще предстоит найти дворецкого и предупредить его.
Я бросил последний взгляд на Сороку, который одиноко сидел в своей «пещере Аладдина»: раскрытые стеклянные дверцы шкафов, казалось, молили вернуть раритеты, которые забрал Холмс. Валявшиеся на полу вокруг инвалидного кресла купюры напомнили мне пожухлую, опавшую листву.
— Холмс, вы собираетесь сообщать об этом в полицию? — спросил я, когда мы сидели в коляске, направляясь к станции, а коробки с драгоценностями стояли у нас в ногах.
— Нет, Ватсон, думаю, я так делать не стану, — ответил Холмс. — К чему? Совершенно очевидно, что этот человек скоро умрет, а в тюрьме это произойдет еще быстрее. Иногда бывает так, что справедливость стоит выше закона, и данный случай относится именно к такой категории. Собственники похищенных вещей вновь обретут их, а Сорока и без того уже наказан. Боюсь, друг мой, что и вы тоже в определенном смысле пострадаете от такого исхода проведенного нами расследования.
— Каким образом? — в недоумении спросил я.
— Вы будете лишены возможности опубликовать отчет об этом деле. В печати о нем не должно появиться ни единого слова. В противном случае кое-кто из жертв Сороки, узнав его настоящее имя, может попытаться возбудить против него судебное расследование, а мне бы не хотелось мучить калеку перед смертью.
Я дал Холмсу слово и сдержал его, несмотря на то что месяц спустя после нашего визита в разделе траурных сообщений всех лондонских газет было напечатано объявление о смерти миллионера Джозефа Паркера, скончавшегося в своем доме в Мэйплстед.